Лайза Миннелли. История жизни

«Они слишком долго жили порознь, – писал позднее Винсенте, – и хотя я из эгоистичных побуждений хотел бы оставить Лайзу рядом с собой, наступил момент, когда ей следовало побыть с матерью – а именно в период величайшего триумфа Джуди». Таким образом, Лайза, которой пришлось пережить с матерью немало грустных минут, могла лучше осознать и понять, каким удивительным талантом обладает ее мать. Лайза также могла уяснить для себя, что хотя родители больше и не живут вместе, ее отец до конца своих дней останется почитателем таланта Джуди Гарленд.

Выступление Джуди удостоилось восторженных отзывов критиков, а зрители на протяжении четырех недель подряд каждый вечер устраивали ей овации. Джуди терзалась сомнениями насчет успеха своих концертов, а накануне премьеры ей стало совсем худо. «Меня рвало, я то и дело бегала в туалет, – вспоминала она. – Я не могла есть. Не могла спать. Я даже не могла ни на минуту присесть».

Успех премьеры превзошел все ожидания, и Сид тотчас подсуетился и организовал серию концертов в других городах Великобритании. Но что еще более важно, у Джуди возникло ощущение, что наконец-то она достигла чего-то в этой жизни, и это целиком ее собственная заслуга, а не мамы Гамм или же Луиса Майера, которые раньше все устраивали за нее сами. Вместе с этим к Джуди пришло неведомое ей раньше чувство зрелости и свободы. Для Лайзы же было в новинку увидеть, как мама завораживает публику своим пением, и люди в ответ рукоплещут, выражая свое признание и любовь. Те дни для Джуди и Лайзы были исполнены какого-то особого понимания. По иронии судьбы, это была та самая сцена, которая через тринадцать с половиной лет стала ареной выяснения взаимоотношений.

После Лондона Джуди попросила Лайзу, чтобы та называла Люфта «папой Сидом», и девочка так и делала.

После того как английское турне Джуди завершилось, и она вместе с Сидом и Лайзой на теплоходе «Куин Элизабет» вернулась в Нью-Йорк, мать отправила дочь назад к отцу в Калифорнию. Сид и Джуди оставались в Нью-Йорке – дело в том, что Люфт бегал по агентам, пытаясь устроить для нее ангажемент в Америке. Жарким и влажным летом 1951 года в Нью-Йорке его встретили более чем прохладно. Агенты еще не успели позабыть о недавних кассовых провалах Джуди Гарленд, да и вообще за ней сложилась репутация «трудной» звезды. Крупные театры не желали рисковать, имея дело с высокооплачиваемой звездой, которая вообще могла не явиться на концерт, или, что еще хуже, появиться, но не в рабочем состоянии.

Что бы там ни думали о Сиде, изобретательности ему было не занимать, и он не отступился, пока не устроил для Джуди сольную карьеру в Америке. В конце концов ему удалось убедить Сола Шварца, вице-президента RКО и владельца театра «Нью­-Йорк Палас», организовать для Джуди концерт, желательно в октябре. Такое решение всех прекрасно устраивало, поскольку являлось частью более крупного плана – вернуть к жизни не только едва не зачахшую звезду, но и зачахший театр. «Палас», некогда самый яркий бриллиант в короне водевиля, к тому времени совершенно захирел, и в его обшарпанном зальчике для горстки зрителей шел пяток пьесок и кинокартина. Шварц мечтал привести «Палас» в божеский вид и вдохнуть в него новую жизнь, однако для этого ему требовалась какая-нибудь знаменитость, способная заманить сюда зрителя с тугим кошельком, чтобы обновленный театр начал приносить доход.

Джуди со всей энергией взялась готовить новую программу, в которой ей предстояло не только петь и танцевать, но и сыграть несколько сцен из своих самых знаменитых картин. Программа готовилась в Голливуде, но Джуди была так занята, что практически не виделась с дочерью. Наконец, в октябре состоялась премьера, и Шварц, дабы обезопасить себя, на всякий случай вначале поставил пять номеров водевиля и лишь затем выпустил на сцену Джуди.

Доброжелательно настроенная, восторженная публика увидела непревзойденное шоу. Шварц пришел в восторг от того, как тепло зрители встретили Джуди, и продлил контракт с нею еще на четыре месяца – такой чести в «Паласе» не удостаивался до этого еще никто. Однако изматывающий график – тринадцать двухчасовых концертов в неделю – оказался ей не по силам, и на третьей неделе Джуди сломалась во время выступления. Проведя несколько дней в постели, она сократила количество концертов до десяти в неделю на весь оставшийся срок контракта, то есть до 24 февраля 1952 года.

После «Паласа» Джуди с Сидом устроили себе двухнедельный отдых во Флориде, а затем отправились в Лос-Анджелес, где у Джуди на март был запланирован концерт. Она хотела показать старым друзьям и коллегам, на что она способна на сцене. Джуди покорила их всех, а затем отправилась в Сан-Франциско, где Сид уже устроил для нее очередное выступление. Разумеется, в Лос-Анджелесе он позволил ей выкроить время, чтобы повидаться с дочерью.

Лайза жила у отца в Лос-Анджелесе, когда однажды вечером, в первых числах июня 1952 года, они смотрели по телевизору новости, и диктор неожиданно объявил, что Джуди Гарленд вышла замуж за Сида Люфта. Церемония состоялась в Холлистере, небольшом ранчо в Северной Калифорнии. Джуди была на четвертом месяце беременности. Эта беременность далась ей даже с большим трудом, чем та, что привела к появлению на свет Лайзы, и Джуди снова прибегла к помощи старых испытанных помощников – таблеток, таблеток, таблеток.

Люфт обычно обыскивал весь дом, машину, все потаенные уголки, где она могла прятать декседрин, секонал и другие наркотики.

В своих собственных глазах Джуди с каждым днем становилась толще и уродливее, чем тогда, когда была беременна Лайзой. Одно время у нее даже отнялась правая рука, и ей казалось, что без таблеток она не проживет и дня. Физическое недомогание усугублялось постоянными стычками с матерью. Джуди по-прежнему отказывалась видеть Этель, а та в свою очередь, будучи не из тех, кто легко сносит обиды и унижения, задалась целью приструнить вырвавшуюся из-под опеки дочь. Разумеется, теперь Этель не могла, как в былые годы, запереть упрямицу в гостиничном номере, однако в ее арсенале нашлись другие, не менее болезненные средства. Она подала на Джуди в суд, требуя от нее денег. Этель утверждала, что дочь просто обязана поддерживать ее материально, ведь та не стеснена в средствах, в то время как бедняжке Этель приходится трудиться на конвейере за какие-то жалкие 60 долларов в неделю. Джуди же заявила на суде, что Этель пустила на ветер тысячи долларов, полученные с кинозаработков дочери. После чего Этель сменила тактику, решив, что будет куда действеннее облить дочь грязью, поскольку это наверняка отрицательно скажется на ее новой карьере. В эксклюзивном интервью Этель поведала репортеру Шиле Грэм: «Джуди всю свою жизнь была страшной эгоисткой. Это моя вина. Я слишком оберегала ее. Да, она работала, но именно этого ей и хотелось – быть актрисой. Я ни разу от нее не слышала «Я хочу быть доброй или чтобы меня любили», а только «Хочу быть знаменитой».

Сводная сестра Лайзы появилась на свет за четыре дня до Дня Благодарения в Санта-Монике, в клинике для знаменитостей «Сент-Джонс». Весила она шесть фунтов четыре унции и получила имя Лорна. В это время Джуди изрекла нечто такое, что ознаменовало собой грядущие трудности. «Рождение Лорны оказалось единственным светлым пятном за весь первый год моего нового замужества». Джуди отказалась видеться с матерью и не пускала ее на порог, когда та хотела проведать внучку.

Они переехали в дом Сида на Саут-Мейплтон­-Драйв, расположенный в районе Хамби-Хилз, примыкающем к Беверли-Хиллз. Джуди большую часть времени проводила в постели, рыдая и глотая горстями таблетки. Затем она снова попыталась наложить на себя руки – заперевшись в ванной, перерезала себе горло. Сид выломал дверь и сам едва не лишился чувств, увидев жену лежащей на полу в луже собственной крови. Немедленно вызвали врача, и тот прямо на месте рискнул вернуть Джуди к жизни, зашив ей рану на шее.

Эта неудачная попытка самоубийства казалась совершенно необъяснимой, ведь Джуди только что завершила серию концертов в «Паласе», и Сид теперь выступал продюсером ремейка ленты «Родилась звезда», в котором ей предстояло сыграть главную роль. Джуди была замужем, недавно родила второго ребенка, Лайза также была при ней. Так от чего же депрессия? Откуда это желание свести счеты с жизнью?

Мнение Лайзы об этих событиях давно прошедших дней, пожалуй, наиболее близко к истине: «Все приняло какие-то гипертрофированные размеры, потому что за дело взялась Джуди. А когда за дело бралась мама, то она всегда поступала так, как ей хотелось, в том числе, если речь шла о самоубийстве. Все эти глупости ей нужны были для того, чтобы привлечь к себе внимание. Да мама ни за что бы не решилась по-настоящему наложить на себя руки. Ей ничего не стоило войти ко мне, проглотив пару таблеток аспирина, и заявить: «Лайза, до чего же мне все обрыдло » . После чего она, бывало, бросалась в ванную и затаивалась там так, что даже дыхания ее не было слышно. Я вскоре приходила в себя, просила у садовника его ножницы для подрезания живой изгороди, прорезала отверстие в ширме и заползала к ней в ванную. Мамины попытки самоубийства не были истериками. Это была чистой воды игра. Я пыталась помочь ей пережить тяжелые дни или минуты. Иногда мне удавалось, иногда нет. Просто мне оказалось не по силам в одиночку справиться с живой легендой».

На Рождество все разъехались в разные стороны. Лайза гостила у отца, Джонни, сын Люфта от Лини Бари, уехал к матери, а Джуди, Сид и Лорна укатили в Нью-Йорк, где у Джуди был запланирован благотворительный бенефис.

Через 10 дней у Этель, матери Джуди, по дороге на работу на дугласовский завод случился сердечный приступ, и она без чувств рухнула на землю. Этель Гамм обнаружили мертвой рядом с ее машиной.

Когда Сид с величайшей осторожностью попытался сообщить Джуди это известие, у той случилась истерика, и ему пришлось долго успокаивать ее, прежде чем она согласилась лететь в Лос-Анджелес самолетом – обычно Джуди до смерти боялась летать. Три сестры воссоединились еще раз для того, чтобы похоронить мать. Конфликт между Джуди и Этель найдет свое продолжение в многолетних душевных терзаниях, которыми Джуди могла поделиться с первым встречным, лишь бы тот согласился ее выслушать, а когда желающих не находилось, она изливала душу себе самой. Этель Гамм Ислмор даже из могилы продолжала терзать свою маленькую дочку, которую когда-то с такой неохотой произвела на свет.

Частые отлучки Люфта из дома в Хамби-Хиллз сильно отразились на жизни Лайзы. И хотя на первый взгляд Джуди была единственным взрослым человеком, кто оставался в доме, Лайза вскоре с полным правом могла тоже считаться таковой, поскольку ей все чаще приходилось брать на себя заботу о матери. Кроме непосредственной опеки над Джуди, в обязанности Лайзы входило также присматривать за другими детьми, в том числе и за неродным братом Джонни. Он был всего на полтора года младше Лайзы, имел прескверный характер и доводил взрослых до полного отчаяния. Не будет преувеличением сказать, что его попросту спихнули на руки Лайзы. Позднее Лайза пыталась как-то оправдать свою роль маленькой хозяйки, утверждая, что ее мать подчас бывала слишком наивна и ранима, чтобы справиться с обыденной жизнью. «Я переживала за маму, – заявила Лайза спустя годы. – Она обычно бывала слишком доверчива, и если человек позволял себе что-нибудь, она воспринимала это как пощечину. Мы с мамой много говорили между собой. Я пыталась убедить ее, что все проблемы не стоят таких переживаний. И вместе с тем, я ни разу не видела ее в ситуации, с которой она не сумела бы справиться, – даже тогда, когда у нее случалась истерика или нервный припадок. Когда Джуди выходила из себя, на это нельзя было смотреть без содрогания, обычно она начинала орать, и я застывала как каменная. Вот почему сейчас я всеми силами пытаюсь избегать тех, кто не может обойтись без крика».