Лазарит

Что-то долго этот Обри де Ринель, прославленный турнирный боец, добирается сюда из Киликии. Здесь бы он мог пригодиться, и самое время ему появиться, чтобы утешить Джоанну, в особенности после того, как та внезапно занедужила в Лимассоле, упав в глубокий обморок прямо в порту. В замок ее принесли какие-то греческие монахи, и до позднего вечера его кузина пребывала в странном забытьи. А затем ее, певунью и любительницу всевозможных увеселений, словно подменили. Вчерашний пир она покинула в числе первых — это он хорошо помнил.

Дольше всех в кругу танцующих оставалась кипрская царевна с непроизносимым именем. Эта Дева Кипра, похоже, совсем не удручена тем, что ее отец томится в плену. Греческая красавица, как ему донесли, уже успела разделить свои бурные ласки между молодым Лестером, князем Антиохийским и разведенным с Изабеллой Иерусалимской Онфруа де Тороном. Неспроста маршал Уильям де Шампер намекал ему, что не всякий достойный рыцарь согласится взять ее в жены. С другой стороны — Дева Кипра его военный трофей, она наследница трона Исаака Комнина, и ее супруг может на законных основаниях править на Кипре…

Однако власть на острове Ричард решил до поры до времени вверить ордену тамплиеров. Уильям де Шампер разработал блестящий план. Кто лучше ордена Храма позаботится о помощи с Кипра Святой земле? Больше того — маршал предложил выкупить остров у завоевателя за весьма внушительную сумму — сто тысяч безантов. [123] У тамплиеров в Орденских домах и замках в Европе накоплены большие богатства, и ромейские купцы, доверяющие им, уже внесли в казну английского короля залог за сделку, ибо деньги Ричарду сейчас очень нужны. За своевременный совет Ричард намекнул Роберу де Сабле, что на конклаве следует учесть опыт и мудрость его кузена, оставив его на одной из высших должностей.

123

Безант — денежная единица Византийской империи, около 4,5 г золота. В 4–12 вв. служила образцом для монет Европы и Ближнего Востока, в течение почти целого тысячелетия считалась международной валютой.

Все это приходило в голову Ричарда в хмельном полусне, думать было непросто, и он злился, что позволил себе так не вовремя расслабиться. Нет, истинно сказано — vinum apostatare facit etiam sapientes. [124]

Король приподнялся, потер гудящую, как пустой котел, голову и, стараясь не потревожить Беренгарию, поднялся с ложа. И тут же пошатнулся, да так, что пришлось уцепиться за резной столбик балдахина. Ложе заходило ходуном, Беренгария что-то пробормотала во сне, но, слава Богу, не проснулась.

124

Вино доводит до греха даже мудрецов (лат.).

Бесшумно ступая по устилавшим пол шатра пестрым коврам, вывезенным с Кипра, он миновал одну за другой две полотняные завесы и только тогда, уже не опасаясь разбудить супругу, сипло воззвал:

— Толуорт, воды! Где тебя дьявол носит, горькая твоя башка!

— Это у вас башка нынче горькая, милорд! — отозвался голос веселого уроженца Кентербери.

Он тотчас возник откуда-то — уже с полной лоханью, полотенцами и своими веснушками, делавшими его лицо похожим на перепелиное яйцо.

— Поговори мне еще, шорник, [125] — буркнул король.

125

Шорник — мастер по изготовлению конской упряжи.

Голова раскалывалась от похмелья, а еще от дыма костров, который проникал даже сквозь плотную ткань его шатра. Ричард любил простор, но здесь приходилось ютиться в такой тесноте, что он только диву давался, как это после вчерашних празднеств не выгорела половина палаток в его лагере.

Окунув голову в лохань, Ричард подержал ее несколько мгновений под водой — ощущение было не из приятных, зато мысли побежали быстрее.

— Ну, где же полотенце? — король протянул руку к застывшему в двух шагах приближенному. На его рубаху с длинных волос стекали струи воды.

— Вы забыли сказать: сэр шорник! — с заносчивым видом отозвался тот, не двигаясь с места.

Ричард расхохотался.

Он крепко привязался к этому сообразительному и шустрому горожанину. Сын шорника, Толуорт столь ретиво откликнулся на призыв короля к крестовому походу, что навербовал в Кентербери целый отряд будущих крестоносцев. А позже, в Мессине, еще раз отличился, заслонив короля собой от взбунтовавшихся сицилийцев, за что Ричард посвятил его в рыцари. После боевых действий на Кипре он окончательно приблизил к себе вчерашнего простолюдина — ему пришелся по душе этот толковый и веселый кентербериец.

Еще вчера решив лично изучить диспозицию вокруг Акры, Ричард приказал Толуорту приготовить ему одеяние, в котором английского короля было бы невозможно узнать. Поэтому вместо посеребренной кольчуги и шлема, увенчанного короной, Ричард облачился в простой акетон, а голову обмотал куском светлого полотна наподобие тюрбана. Примерно так же выглядел поджидавший его племянник, молодой Генрих Шампанский — Ричард решил использовать его в качестве проводника, ибо тот хорошо знал и сам лагерь, и его окрестности.

Именно Генрих посоветовал Ричарду соорудить тюрбан, дабы уберечь темя от адской жары. Теперь молодой граф терпеливо ждал, пока король отдаст последние распоряжения Толуорту по поводу уже с утра явившихся к английскому королю просителей.

— Пусть изложат свои просьбы и жалобы Беренгарии, — велел Ричард. — Пора моей супруге почувствовать себя королевой. Если возникнут затруднения — ей поможет Пиона.

Едва они вышли из-под навеса, их обдало раскаленным воздухом. Солнце слепило глаза, дышать было нечем.

— Бог ты мой! Генрих, как ты умудрился выжить в этом пекле? — дивился Ричард, пока они спускались по каменистой запыленной тропе к главному лагерю.

— С Божьей помощью, — усмехнулся молодой граф, но не стал уточнять, в чем она заключалась.

Но вскоре Ричард и думать забыл о жаре и духоте. Он смотрел, изучал, запоминал, сопоставлял.

Огромный город-крепость Акра золотистой громадой возвышался на морском побережье. Он был красив, несмотря на потеки смолы на стенах из светлого камня и разрушения от ядер осадных машин. Акра располагалась на просторном мысу треугольной формы, далеко выступающем в море. Со стороны суши ее защищали могучие стены и оборонительные башни, самой высокой и мощной из которых была та, которую крестоносцы прозвали Проклятой. Не ней было немало отметин, причиненных обстрелом, и тем не менее она производила впечатление неприступной. Прямо напротив башни располагались главные осадные машины — как действующие, так и строящиеся. Там по-прежнему шла работа: стучали топоры, с помощью блоков мастера поднимали и устанавливали на место толстые брусья новой штурмовой башни.

Ричард, оглядев все это, произнес лишь одно слово: глупость.

— О чем вы, государь? — недоуменно переспросил Генрих Шампанский.

— Обо всем. Смотри, строители осадных башен трудятся полуголыми. А если случится вылазка сарацин? Сколько времени им понадобится, чтобы облачиться в доспехи? Сколько падет от стрел, не имея защиты?

— Но ведь жара, ваше величество!

— Тсс-с! Пока мы тут околачиваемся, зови меня просто Диком. [126]

Генрих по-мальчишески рассмеялся и для убедительности, зная, что в эту минуту славный малый по имени Дик не обидится, попытался подставить ему подножку… но тут же сам едва не полетел в канаву — с такой ловкостью отбросил его ногу король.

126

Дик — уменьшительное от имени Ричард.