Лазурь небес и порожденье ада
Шрифт:
– Хорошо. – Проститутка садится обратно за стол, снова затягивается. – Я знаю этого верзилу. Вернее, знала.
– И откуда же?
– Он работал вышибалой у Эрли. Я там часто бывала в последнее время, искала клиентов, вот и видела его.
– А потом? Почему он ушел оттуда?
– Я разве говорила, что он ушел? – удивляется Кэти, но, заметив мой строгий взгляд, усмехается: – И все-то тебе известно, Аллан. Он не ушел, его выгнали. Возник конфликт с одним из клиентов.
– Что за конфликт? С кем?
– А я почем знаю, – девушка пожимает плечами. – Меня там в это время не было, только слухи доходили.
Она
– И это все, что ты знаешь?
– Я же говорю, мне немного от тебя надо. Знала бы больше, потребовала бы не только продления лицензии.
Я вздыхаю, откидываясь на спинку стула. Теперь придется самому идти к Эрли, все выяснять. Но хоть дело сдвинулось с мертвой точки.
– Ладно, можешь идти. Я сам с этим разберусь.
– Про Надзор не забудь, парниша. – Кэти встает, проводит Огги пальцем по носу и, одарив его напоследок хищным оскалом улыбки, уходит.
– Зря ты ей дал слово. – Я поднимаюсь из-за стола, отправляя «кольт» в кобуру, а наручники со значком – за пояс. – Она в тебя вцепится хуже клеща, потом еще долго не соскочишь.
– А что мне было делать, когда вы сопли жевали? – огрызается гном. – Я, между прочим, вашу задницу от шефа прикрывал.
– Ну ладно, не кипятись. – Нагнувшись, я похлопываю его по плечу. – Я поеду к Эрли, а ты дуй в Отдел Надзора. Надо же слово потомка династии держать.
***
Ночное кабаре «Эрли», названное именем его хозяина, любителя всяческой «живности», уютно и красочно мигает огнями на пересечении Уэллс-стрит и Линкольн-авеню. В этот ранний час оно еще пустует, лишь несколько танцовщиц вместе с музыкантами сидят за дальним столиком возле сцены, пьют коктейли и негромко разговаривают. Ко мне мечется официантка, велю ей позвать хозяина, а сам облокачиваюсь на стойку, созерцая уютный полумрак, мягкий свет ламп и какую-то особую атмосферу, какая бывает лишь в ночных заведениях перед открытием. Тихая музыка стоящего в углу патефона только еще больше нагоняет на меня приятную тоску по лучшим временам. Наконец по винтовой лестнице сверху спускается сам Эрли. Золотой пиджак, прилизанные волосы, аккуратно подстриженные усики. Завидев меня, автоматически улыбается, но, как только подходит ближе и понимает, кто перед ним, улыбка тут же пропадает с его лица.
– А-а, детектив… Какими судьбами? Шоу ведь еще не началось… Выпьете?
– Перестань, Эрли, ты же должен понимать. Я по делу. – Излагаю ему всю историю, он кивает и все больше хмурится.
– Да, мне пришлось уволить Рудольфа, – выдавливает наконец он из себя. – Но я понятия не имею, кто и за что его убил, клянусь вам!
– А зачем ты вообще его взял на работу? Я все понимаю, ты любишь «зверушек», но одно дело – лисы и суккубы и совсем другое – взрослый горный тролль. Не слишком ли, как думаешь?
Он молчит, потупившись и нервно теребя манжеты. Наконец вскидывает на меня несчастный взгляд.
– Сам не знаю, детектив, что на меня нашло. Я тогда был в порту, принимал товар из Миссисипи (под «товаром» Эрли обычно подразумевает нелегальных девочек) и, когда уже ссадил всех на берег и собирался выходить из трюма, увидел в углу перегородку и из любопытства заглянул за нее. И там сидел он… весь забитый, угрюмый, и на меня
смотрел так странно, жалобно. И я, вместо того, чтобы сдать его Охотникам, посадил в машину, отвез сюда и даже нашел ему приличную одежду. – Эрли жестко усмехается. – Теперь, конечно, понимаю, что глупо тогда поступил…– И так же легко ты его выгнал?
– Там была такая ситуация… – Теперь хозяин кабаре смотрит на меня с настоящей жалостью. – Я ничего не мог сделать, поверьте… Меня бы закрыли к чертям, я и так уже почти на краю…
– Что ты имеешь в виду? – Я внутренне напрягаюсь.
– Сюда пришел мой постоянный клиент, – полушепотом докладывает Эрли. – Его имя Порк Паттерсон, свин, владелец автотреста «Паттерсон и Ко», и он женат на дочери сенатора Маккалума. Пришел пьяный в дым, начал буянить, разбил пару стаканов и стал лапать моих девочек у всех на виду. Рудольф его схватил за шиворот и выкинул вон. Тот и пригрозил, что закроет мое заведение одним звонком тестю. Ну и что мне еще оставалось делать?
Я присвистываю. Так вот он, тот самый скелет в шкафу доблестного сенатора! Если общественность узнает о том, что его родственник-свин (уж не из-за него ли он не стал совсем выгонять нелюдей из Иллинойса?) дебоширил в нетрезвом виде, политическая карьера Маккалума быстро придет к закату. Но сейчас меня волнует не это, а убийство Багенрода. И, чувствую, этот Паттерсон явно не остался в стороне от него.
– Мне надо поговорить с этим свином, – тоном, не допускающим возражений, говорю я Эрли. – Ты сказал, он твой постоянный клиент. Когда я могу его увидеть?
– Но, детектив, помилуйте… – взмаливается тот. Не выдержав, бью кулаком по стойке, отчего стаканы на ней жалобно звенят, а компашка за дальним столиком испуганно оборачивается в мою сторону.
– Он… он сейчас наверху, – окончательно сникнув, бормочет Эрли. – В «особых» номерах, вторая дверь слева.
– Ты серьезно? – Я знаю, что «особыми» номерами Эрли называет комнаты для постоянных клиентов, куда им в качестве бонуса приводят девочек для утех. – Муж дочери сенатора преспокойно развлекается у тебя со шлюхами?
– Его жене на это наплевать, – холодно отвечает хозяин заведения. – Они давно не любят друг друга, и вместе только из-за денег и связей каждого. Уверен, она также ему изменяет, а он закрывает на это глаза.
Только хмыкнув в ответ, иду к лестнице, ведущей наверх, к «особым» номерам. Вскоре оказываюсь в бархатном полумраке узкого коридора, из-за дверей по сторонам которого доносятся характерные стоны и всхлипы. Подхожу к нужной двери и без лишний прелюдий выбиваю ее ногой. Огромных размеров свин, прижимающий к своему боку худосочную брюнетку на широкой кровати, смотрит на меня яростным взглядом глаз-бусинок.
– Какого хрена?.. – исторгает он хриплый рык.
– Мистер Паттерсон? – Предъявляю значок. – Детектив Гелленберг, Чикагское управление полиции. Я здесь по поводу убийства Рудольфа Багенрода, с которым у вас не так давно случилась стычка.
Взгляд Паттерсона становится недоуменным, затем просто злобным.
– Пойди-ка погуляй, детка, – хрюкает он своей пассии-однодневке.
– Но как же… – недоумевает та.
– Я сказал, вон пошла! – рявкает свин, и бедная девочка, кое-как собрав одежду, выбегает за дверь. Я присаживаюсь на стул возле кровати, закуриваю, пока Паттерсон натягивает на свою необъятную тушу сорочку.