Лебединая песня

— Запомни сука, раз и на всегда! Всегда смотри, чтоб за тобой не было хвостов! Чтоб ты блядь не делал! Хоть в сортир идешь, хоть на хуй! Глаза чтоб блядь на затылке отрастил! Понял меня? Тварь тупорылая! Понял?

Мои ноги стали отрываться от пола. Хватка была такой силы, что я засучив ногами, стал драть ногтями деревянную стену.

— Д…да понял. Понял! — прохрипел я уже не видя ничего перед собой.

— Громче!

— Понял! — заорал я что есть мочи, выдохнув последние остатки воздуха.

Кол разжал руку и я сполз на солому, не в силах толком пошевелиться. Меня начало рвать.

— Особенно вот такие ушлепки! — он указал пальцем на сидящего в соломе трясущегося от страха мужика. — Эти твари как крысы! Куда одна алкашная крыса, следом сука и другая! Вдруг и этой твари перепадет! Да? — Кол буцанул ботинком едва живого от страха алкаша. Тот судорожно потряс головой.

— Ты понимаешь что бы было, если бы эта тварь, узнала про сарай и нас? Нихуя ты не знаешь. — Кол присел возле меня.

Я уже отошел от удушья, смог перевернуться на спину и отталкиваясь ногами, сел опершись спиной о стену. — Знаю, он бы разболтал. — Слова давались мне с трудом. Хуясе силища у учителя.

— Правильно! И разболтал бы, кабы не дядя Кол! Но нам, этого не надо. Верно? Не надо? — Кол повернулся к мужичку. Тот не зная что ответить, затряс головой во все стороны.

— Свяжи его и заткни ему кляп! Пускай поживет пока. А я пойду осмотрюсь. — Кол вышел из сарая и плотно прикрыл за собою дверь.

8

Солнечный свет, проникая в расположенные под крышей сарая окна, освещал двух людей склонившихся над столом. Один человек был мужчиной средних лет, высокого роста, стройного, слегка худощавого телосложения, одет в добротный сделанный на заказ комбинезон из кожи темного, цвета. На его плечи был накинут плащ из той-же кожи, что и комбинезон. Картину завершала абсолютно лысая, вся покрытая шрамами голова. Второй, вовсе ребенок, лет десяти- одиннадцати. Невысокого роста, худой как жердь. Одет был в плотные штаны, шитые из мешковины серого цвета. На голый торс, была надета штормовка с капюшоном из того же материала, что и штаны. Голова мальчика представляла собой нечёсаную копну из черных длинных волос. Взрослый что-то постоянно рассказывал младшему, указывая ножом на определенные места, малец внимательно слушал и утвердительно кивал на реплики старшего. В углу сарая сидел еще один невольный участник сцены и тихонько подвывал от страха. На его грязном, покрытом испариной лице застыла гримаса непередаваемого ужаса. С уголка рта заткнутого кляпом, стекала тонкая струйка слюны. Руки его были крепко связаны за спиной.

На импровизированном столе, сложенном из деревянных ящиков, лежало полностью лишенное кожи человеческое тело.

— Вот смотри, это сухожилия, они служат для соединения мышц с суставами. Порежешь их, и он уже не сможет двигаться. — Кол поддел ножом бледно желтую полосу уходящую от мышцы к кости. — Вот так, можно отделить кисть от руки. — Продолжая урок, учитель медленно сделал два разреза и кисть со снятой кожей, осталась в его руке отдельно от тела. — Пробуй сам на другой руке!

Я обойдя труп некогда бывшего алкаша, потянул кисть и прицелившись, резанул. Пятерня трупа отлетела под ноги едва живому от страха пленнику. Тот взвыв дурниной, и напустил под собой лужу.

— Хорошо! Также и локти, и стопы и колени. Режь!

Я закусив губу от усердия начал стараться. Спустя некоторое время, все конечности были отделены от тела и по настоянию учителя, сложены рядом с торсом трупа. Я, увидев обрубок туловища с головой и хуем, прыснул со смеху в кулак.

— Ты мля не ржи! А учись, показываю раз, больше повторять не буду! — Кол взял в руки отрезанную ногу. — Видишь вот тут как бы трубка?

— Угу.

— Это артерия, главный кровоток. Перережешь ее и он быстро истечет кровью и сдохнет. Ясно?

— Угу!

— Че ты блядь угукаешь прям как сыч? Ты понял, нет?

— Угу, понял! — я поднял на учителя глаза.

— Слушай, а как тебя, мля, зовут?

Ато все вожусь с тобой который день, а имени твоего не знаю. — Кол бросил на стол отрезанную ногу и вытер руки о тряпку, что весела на гвозде у стены.

Я задумался. А ведь правда! Не считая того, как меня называл Пак, то выблядком, то соплей, то зверьком, выходит что и нет у меня имени вовсе! Не может же мое имя быть — «Блядский выблядок» или «Мелкий пидор».

— Нету у меня имени… — сказал я, опустив голову.

— Как, так? Нету? — Кол поморщился и стал меня сверлить своими желтыми зенками.

— Ну может и было, только спросить не у кого. Сирота. А Пак, ну ты сам слышал как меня называет!

— Это даа! С таким имечком как дает Пак, и жить то нехуй! Хех! Ну а друганы твои как тебя погоняют?

— Нету у меня друзей… — я опустил голову и почесал затылок.

— Ну пиздец! Вот век живи, — век охуевай… А чего так, что нет?

— Был один в том году, дружили типа, монету у меня спиздил. Я его загрыз- я потупил глаза и медленно облизнул верхний ряд острых как бритва зубов.

— И правильно! Нехуй крысятничать! Да не парься ты, разве то друг? Крыса! Здох и хуй с ним! А друзей, слышь! Друзей говорю, заведи! Не таких конечно, а чтоб полезные были!

Я поднял голову с непониманием уставился на учителя.

— Ну вот смотри- продолжал Кол, — Вот идете вы «на дело», надо тебе чтоб на «шухере» кто постоял, а он постоит! Или вот был случай: Идешь ты с другом, в путь дальний а жратвы у вас уже нету нихуя, и еще очень долго не будет! А друг, это около шестидесяти килограмм чистого мяса, плюс три-четыре литра крови. Причем он уже рядом! Смекаешь?

— Угу! А че правда друга ел? — мне стало чуть не по себе.

— Не, не! Не ел я его! Ты что! Только кровь его пил! — Кол замахал руками перед собой.

— Ебаать…

Кол улыбнулся показав ровный ряд белых зубов — Голодуха припрет, и не такое сделаешь!

— Про пользу дружбы ясно?

— Угу.

— Надо бы тебе погоняло, ну имя какое-то приспособить! Ато негоже «выблядком» да «соплей» как то. Слушай, Пак тебя малого карапуза, правда на свалке поймал?

— Угу!

— А что ты там жрал, помои? — Кол прищурил глаз.

— Нет! Мне от помоев хуево, не жру я такое! — я поморщился, вспоминая жизнь «до Пака». Странно, ведь совсем малой был, а помню все.

— Ну, жрал то карапузом, че?

— Сначала червей всяких, потом мышей стало получаться ловить, а когда подрос, крыс ловил. Вкусные! — я мечтательно зажмурился представляя как хрустит под зубами свежая, еще подергивающаяся крысиная плоть.

— И в темноте видишь, и «угу» это твое, и мотаешься почти бесшумно. Мышей ловишь. И глаза эти твои… — Кол бормотал это себе под нос и загибал пальцы.