Лэд

— В чем дело, Лэд? — спросила она. — Чего ты хочешь?

В качестве ответа Лэд посмотрел сначала на дверь, потом на Хозяйку. Затем он торжественно прошествовал в прихожую — откуда вскоре вернулся с одной из ее меховых перчаток в пасти.

— Нет, нет, — засмеялась она. — Не сегодня, Лэд. Нельзя же гулять в такую метель. А вот завтра мы с тобой как следует погуляем, долго-долго.

Пес вздохнул и грустно вернулся в берлогу под пианино. Но очевидно, образ зимнего леса не давал ему покоя. И чуть позднее, когда кто-то из слуг опять открыл дверь, он ушел.

Снег валил сплошной пеленой и, попадая на кожу, обжигал холодом. Столбик термометра едва приподнимался над нулем. Но снег веками был привычной постелью для шотландских предков Лэда, а холод был бессилен против плотной шубы. Степенно прокладывая путь по заметенной колее, Лэд двинулся к лесу. Для людей в этот день на улице не было ничего, кроме снега, холода, порывов ветра и горького одиночества. Тренированный глаз и невероятный нюх колли находили там множество интересного — и драматичного.

Вот тут заяц пересек тропу — не ленивыми прыжками и не мелкими скачками, а животом к земле, спасая жизнь. Вот, рядом со следом перепуганного зайца, проскочила рыжая лиса. А там, где непрекращающийся снег присыпал завихрение отпечатков, погоня закончилась.

Справа под гребнем заваленной снегом канавы схоронилась горстка перепелок — они услышали медленную поступь Лэда, но не учли его безошибочного дара читать запахи. На той ели чуть впереди ястреб недавно распотрошил голубую сойку. На ветке остался клок перьев, и ветер еще не выдул запах крови. Внизу пробиралась сквозь мерзлую землю полевая мышь. Уши собаки отчетливо различали, как скребутся крохотные лапки.

Тут совсем недавно в погоне за молодым зайчиком проскочили через бурелом и голый кустарник Рекс и Волчок. Даже человеческий глаз не пропустил бы их свежие следы, но Лэд знал, какой оставила какая собака и кто из них бежал впереди.

Да, люди увидели бы здесь только белое пустое безмолвие. Лэд знал, что лес густо населен Малым лесным народцем и что днем и ночью в безмятежных на вид рощах происходят сражения, убийства и пиршества. Здесь так же, как в городе, существует напряженная жизнь, жестокая смерть, борьба, жадность и страх.

В купе хвойных деревьев взмыла ракетой серая куропатка, и ласка с раскрытой пастью осталась озадаченно смотреть ей вслед. У дупла на ветке пристроилась вихрастая сова и подслеповато мигала, выискивая добычу и надеясь на скорые сумерки.

Над головой Лэда неуклюже пролетела ворона. Ее черные лапы стали красными от крови умерщвленной овсянки. Поэт поклялся бы, что неподвижный, окутанный белым саваном лес — это храм пустоты и строгого покоя. Лэд мог бы объяснить поэту, что к чему. Природа (если заглянуть глубже) никогда не бывает пустой и никогда не знает покоя.

Когда собака очень стара, и очень тяжела, и слегка нетверда на лапу, трудно пробираться по шестнадцатидюймовому слою снега, даже если двигаться медленно и размеренно. Поэтому Лэд очень обрадовался, когда вышел на узкую тропу, проложенную работником, который в течение дня несколько раз прошел по этому участку леса в обоих направлениях. Идти по утоптанному снегу было гораздо легче, чем по целине, хотя тропка эта была такая узкая, что едва вмещала одного путника.

Все более и более напоминая пожилого сквайра, обходящего владения, Лэд трусил вперед. Наконец уши и нос сообщили ему, что два его дорогих друга Рекс и Волчок идут ему навстречу — возвращаются с охоты домой. Лэд весело завилял пушистым хвостом. Эта одинокая воскресная прогулка уже немного наскучила и утомила его. Приятное общество сейчас будет как нельзя кстати, особенно Волчок.

Рекс и Волчок не преуспели на охоте. Они вспугнули двух зайцев. Один запутал следы и сумел от них скрыться, но в погоне Рекс сильно порезал лапу об обрывок колючей проволоки, невидимый под снегом. Теперь в рваную рану самым неприятным образом набивалась снежная крупа. Второй заяц нырнул под упавшее дерево. Рекс резко сунул морду в снежный занос в поисках исчезнувшей дичи и левой ноздрей наткнулся на прятавшийся там длинный терновый шип. У собак внутренняя поверхность ноздри в сто крат чувствительней других нежных частей тела, и боль заставила большого пса оглушительно взвыть.

Когда повреждены ноздря и лапа, охота не доставляет никакого удовольствия, и сердитый, разочарованный, страдающий Рекс поковылял к дому. Волчок семенил за ним. Они, как и Лэд, наткнулись на протоптанную работником тропу и воспользовались этим более легким путем.

На повороте они — мордой к морде — столкнулись с Лэдом. Волчок заранее учуял отца, и его хвост приветственно подрагивал. Рекс с покалеченным носом ничего не чувствовал. До поворота он не знал о грядущей встрече с Лэдом, а когда увидел старого колли, то недовольно сбавил шаг. Странная возбужденность, та предвесенняя свирепость, что в последнее время обуяла Рекса, усугубилась от боли в ранах и ударила ему в голову. Он был сам не свой. Его разум помутился.

На узкой тропе двум крупным собакам не хватало места, чтобы разойтись. Одной из них придется посторониться, нырнув в глубокий снег. При обычных обстоятельствах не возникало вопроса, уступит ли Лэду дорогу любая из собак Усадьбы. Это было бы в порядке вещей, и теперь Лэд ожидал того же. Он двигался вперед все той же исполненной достоинства поступью, пока не оказался в ярде от Рекса.

А Рекс, вдвойне раздраженный болью в ранах и нервной горячкой, вдруг решил взбунтоваться. Как молодой самец любого дикого животного рано или поздно пытается занять места вожака в стае, так и в перевозбужденном Рексе вдруг разом взяли верх первобытные инстинкты.

Безо всякого предупреждения он налетел на Лэда. Его целью было горло усталого пса. Лэд же, совершенно не готовый к подобному — неслыханному! — бунту, оказался застигнут врасплох. У него не было времени даже на то, чтобы опустить морду для защиты или встать на задние лапы и встретить атаку бывшего подданного на полпути. Только что он спокойно брел навстречу двум своим верным товарищам, и вдруг девяносто фунтов налитых мощью мускулов сбили его с ног и страшные челюсти Рекса, способные расколоть говяжью кость с такой же легкостью, с какой зубы человека колют фундук, тисками сжали мягкий мех на горле старого пса.

Вздымая фонтаны снега, Лэд повалился набок; рычащий Рекс упал сверху, прижал к земле и стал рвать и терзать огромными челюстями его воротник — тот самый воротник, который Хозяйка каждый день расчесывала с любовной заботой.

В таком положении любой противник Рекса оказался бы беспомощным. Для короткошерстной собаки это означало бы верную смерть. Но природа, наградившая колли толстой шубой, чтобы защитить от холода во время их пастушьей работы среди холодных вересковых пустошей Шотландии, самым плотным сделала мех вокруг шеи.