Лед

Шон сидел, слушая все это, и его лицо горело. Том совсем помешался на своих идеях. Разве он сам не понимал этого? И что он собрался сделать с бутылкой минералки? Подняв ее к большому зеркалу над каминной полкой, Том казался безумцем, разговаривавшим с цветами.

– Вода из альпийского источника. Где уменьшение снеговой границы означает только то, что есть еще курорты и повыше, и их цены даже богатых заставляют почувствовать себя бедными. И если они начнут задумываться о климатических изменениях, то знаете что? Но мы еще можем схватиться за соломинку. – Он обернулся и снова приблизился к собравшимся. – Когда Венеция сползет в лагуну, погибнут не только беженцы, но и гости отеля «Чиприани».

Он снова выпил.

– Так что, если вас это не беспокоит, значит, вам просто нет дела. А если есть, тогда это ваш моральный и гражданский, и патриотический долг: либо сохранить за собой вашу собственность и быть недремлющими стражами Арктики, либо убедиться, что вы продаете ее тому, кто станет настоящей занозой в заднице для всех и каждого, кто попробует совершить там убийство. Я не знаю, возможно, вы и есть такие люди. Я вас не знаю, но я знаю этого человека. – И он указал на Шона. – Наша дружба началась с одержимости Арктикой. Мы шли разными путями, но это до сих пор объединяет нас. Он – капиталистическая свинья в костюме с иголочки, а я – заноза в заднице в джинсах. Он достаточно умен или безумен, чтобы пригласить меня в члены правления, и если я что-то усвоил, так это что люди лучше слушают тебя, когда ты с ними в одной комнате, а не орешь им в окно через рупор. Вот почему я здесь, с Шоном: он знает тех людей, до которых я хочу достучаться, – посредников между правительствами и горнодобывающими компаниями, транспортными компаниями, тех людей, которые заставляют мир вертеться. Я буду решать с ними все важные вопросы в одной комнате.

Он положил на стол тендерное предложение.

– Разве кто-то может говорить о том, что его действительно волнует, например, в Давосе? Туда все съезжаются, чтобы показать, как у них все хорошо, и принимающая сторона всегда преследует корыстные интересы. План Шона решает эту проблему. Шикарный частный ретрит в арктическом великолепии – кто не захочет оказаться там? Кто не поддастся обаянию этих мест?

Шон уставился на Тома. Он убеждал продавцов лучше, чем это мог бы сделать сам Шон. Вот так шоумен – Шон восхищался Томом. Нет, не шоумен, ведь каждое слово им было сказано от души. Том сделал защиту окружающей среды делом всей своей жизни, у него были переломы и шрамы, его сажали в тюрьму за верность идее, и потому перед ним преклонялись тысячи людей. Он вложил в это все свои деньги, несмотря на то, что его семья пыталась воспрепятствовать этому; Шон вспомнил, что слышал об этом.

– Я сыт по горло рвущими рубаху либералами, кричащими о полярных медведях. Я хочу, чтобы самые алчные, беспринципные, ограниченные, эгоистичные политики и плутократы, каких мы только найдем, останавливались в том месте, которое Шон обустроит на берегу Мидгардфьорда. В Арктике есть нечто такое, ради чего люди снова и снова рисковали своей жизнью, – она показывает вам вашу душу, даже если вы считаете, что у вас ее нет. Я наивный человек – все еще верю, что можно достучаться до людей через их сердца. Но я стреляный воробей и знаю: громче всего говорит личная выгода. План Шона учитывает и то и другое. Поэтому я говорю, что моя основная позиция все та же: в Арктике больше не должно быть никаких разработок. Но поскольку это уже вовсю происходит, поскольку летний морской лед уже пропал – на двадцать лет раньше официальных прогнозов, и поскольку Арктика открыта для всех, кто бы что ни говорил, давайте вмешаемся и попытаемся добиться, чтобы разработки приносили наименьший вред природе, будем защищать жизнь в этой хрупкой, прекрасной и уязвимой экосистеме. Если мы потеряем ее, то уже не вернем.

Том зашел за спину Шона и положил руки ему на плечи.

– Я знаю своего друга и доверяю ему. Словом, если вы не можете побить их, объединяйтесь с ними.

И он снова сел на место.

Долгое время никто не мог сказать ни слова. Атмосфера изменилась. Адвокат и бухгалтер уставились на Тома с тем выражением благоговения, которое Шон уже видел на лицах людей. Лэптоп Могенса Хадбольда пискнул один раз, второй, третий, четвертый, и все стали приходить в себя. Хадбольд взглянул в сторону каминной полки и махнул рукой. Только тогда Шон заметил крохотную камеру, спрятанную в цветах.

– Да, – кивнул Могенс Хадбольд, – прошу прощения, что не сказал вам, но наша встреча транслировалась по интернету. Члены семьи хотели присутствовать, только дистанционно. – Он рассмеялся. – Иногда я сомневаюсь, доверяют ли они мне?! Нет-нет, это чтобы они наверняка могли составить свое собственное мнение.

Он повернул экран лэптопа к Шону и Тому, и те увидели сразу несколько окошек с лицами членов семьи Педерсен.

– Это было очень впечатляюще, – прозвучал женский голос с экрана. – Мы дадим вам знать. Takk [10] , Могенс.

10

Спасибо (норв.).

Хадбольд ответил что-то скороговоркой на норвежском и закрыл лэптоп.

– Мистер Хардинг, – сказал он, – кто-то вроде героя для молодого поколения, вы это знаете. Это они подняли весь этот шум насчет правильного покупателя. А старшие – ну, вы знаете, какими мы становимся с возрастом. Для нас важна безопасность. И деньги! Но сила за молодыми. – Он встал, а вместе с ним адвокат и бухгалтер. – Большое спасибо за выражение вашей позиции.

Встреча была окончена. Шон тоже встал:

– Вы ни о чем не хотите спросить меня?

Могенс Хадбольд покачал головой:

– Мы проверили ваших партнеров: мисс Мартину Деларош и мисс Рэдианс Янг. Мы удовлетворены вашими финансовыми обязательствами. И, конечно, нам известно о роли мистера Хардинга в движении по защите окружающей среды. А вам известен Мидгардфьорд, так что говорить больше не о чем. Всем ясен предмет обсуждения. Вы – последний кандидат, и, я надеюсь, семья не заставит нас долго ожидать решения. – Старик подмигнул Шону, когда тот проводил их до двери. – Мне тоже не терпится узнать, к чему они придут.

Они оба молчали в лифте, спускаясь к выходу. Том был оживлен, Шон – вне себя. Но только когда они вышли на улицу, его прорвало:

– Ты знал, что там камера!

– Угу. Хочешь выпить? – Том усмехнулся. – Я подыхаю.

Они вошли в первое же заведение, где пахло пивом. Был ранний вечер – необычное время для посещения паба, но сегодня все было необычным. Шон взял Тома на эту встречу как свой талисман, а оказалось, что он-то и провел переговоры. Шон не произнес и нескольких слов. Том обхватил его одной рукой за плечи.

– Я был не так уж плох, а?

– Ты был полнейшей, полнейшей скотиной. Они тебя обожали.

– Не перестарался?

– Ты как с цепи сорвался, я даже хотел приструнить тебя.

– Зато есть результат.

Том заказал две пинты, не спрашивая, что будет его друг. Шон уже давно отвык от пабов – он, разумеется, не был похож на типичного выпивоху, заглянувшего в паб среди недели. Но и заниматься бизнесом он был сейчас не в состоянии – его распирало от негодования на Тома, вероломно ставшего гвоздем его программы.

– Ты самый эгоистичный ублюдок, которого я встречал, Том. Ты это знаешь?

– Ты очень любезен. Если бы я там рассусоливал, ты бы потерпел крах.

Принесли их пинты. Они чокнулись.

– Скотина.

– Скотина.

Они много пили и легко болтали о текущих делах, не касаясь только Мартины. Том поблагодарил Шона за фотографию. Они обсудили недавнее закрытие Суэцкого канала, возрождение скинхедов и вспомнили общего друга из колледжа, которого не так давно убили на Украине.