Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Так что, зачислим добровольцем?

— Вне всякого сомнения. Готовь приказ, и наплевать на правила. Оказаться от помощи такого волхва… Кстати. Тебя не удивило стремление Несвицкого носить оружие?

— Удивило. Для штатского желание довольно странное.

— А если он не штатский? Офицер, которому оружие настолько же привычно, как мужику штаны? Так-то вот, Сергей. Что накопал про информацию о ДРГ? Кто и для чего ее нам слил?

— Там целая история, Иван Прокофьевич. Я только начал рыть, как пересекся с республиканской контрразведкой. Пообщались, обменялись информацией. Короче, получилось так, что мы сорвали операцию противника. Взрыв склада был бы звеном большой цепи. По этому сигналу спящие ячейки славов в городе должны были напасть на государственные учреждения республики, устроив хаос. Воспользовавшись

этим, славы и немецкие наемники перешли бы наступление. Полмиллиона, которые вез чернокнижник, предназначались для раздачи диверсионным группам в городе. Славы, как известно, бесплатно даже ссать не станут. Но Несвицкий с Гулым перехватили группу немцев, забрали деньги, тем самым поломали гадам планы. По моей наводке коллеги взяли информатора, который слил нам дезу, тот на допросе раскололся, и сейчас в Царицыно идут аресты. Похоже, что накрыли большую сеть противника.

— Парень просто золото, — сказал майор. — Как вовремя он оказался в нужном месте! Отнесешь ему удостоверение и попроси, чтобы позанимался с ополченцами — обучил их тактике.

— Так, вроде бы, учили имперские инструктора, — пожал плечами капитан. — Да и свои… Мы за эти годы наловчились воевать.

— Напомню, — майор свел брови над переносицей. — Наш третий взвод погиб, не нанеся противнику малейшего урона. Не случись Несвицкого, немцы бы добрались до Царицыно, и мы б сейчас вели бои на улицах. Я побывал на месте боя. Что тебе сказать? Траншея без маскировки, в неполный рост, зато землянки вырыли. Для чего? Там не планировалась затяжная оборона. Семеныч действовал неграмотно. При виде чернокнижника следовало уводить людей. Козе понятно, что силы неравны. Пути отхода были. Рядом — балка, чуть дальше — террикон. Технике к нему не подобраться, из минометов по вершине бить замучаешься. Не стали б немцы штурмовать, другую задачу имели. Да, при отходе потеряли б часть людей, но остальные б выжили. Вот так мы наловчились воевать. Несвицкий с Гулым сделали работу взвода…

— Несвицкий волхв.

— Но прежде — офицер. На Кунашире рота пограничников разгромила батальон японцев. Почерк тот же. Так что попроси.

— Есть! — подскочил Коврига.

— Завтра похороны, — сказал майор. — Волхв будет?

— Не знаю, я не спрашивал.

— А следовало, — укорил майор. — Свободен!

* * *

Ковригой дело не закончилось. Не успел Несвицкий вернуться к книге, как в читальный зал вошла библиотекарь.

— Николай Михайлович! Главный врач просил к нему зайти.

Вздохнув, Несвицкий оставил книгу на столе и отправился к Кривицкому. Чего ему еще? В кабинете главного врача сидела незнакомая девица — худая, с длинными ногами, лицо накрашено. Увидев Николая, девица улыбнулась.

— Знакомьтесь, Николай Михайлович, — сказал Кривицкий. — Светлана Петрожицкая, корреспондент телевидения республики. У нее к вам дело.

— Какое? — Николай насторожился.

— Завтра похороны погибших ополченцев, — сказала Петрожицкая. — Главнокомандующий не ожидается, но выступит командующий корпусом. Наша группа будет это все снимать. Необходимо, чтоб и вы сказали пару слов на камеру.

— Не стоит, — поспешил Несвицкий.

— Почему? — девица удивилась.

— Погибших я не знал в отличие от Гулого. Пусть он и скажет.

— Он — само собой, — кивнула Петрожицкая. — Но вы герой, убивший чернокнижника и кучу немцев. Зрители хотят вас видеть.

«И кто-то сразу скажет: 'Да это ж Бойко! Мы с ним на зоне чалились, — подумал Николай. — Нет уж!»

— Я не умею говорить на камеру. И не хочу.

— Николай Михайлович! — воскликнула девица. — Да как же можно? Вас и Гулого командование корпуса представило к награждению орденами Георгия Победоносца. Это высшая награда у республики.

— Я об этом не просил, — пробурчал Несвицкий.

— Николай Михайлович, — подключился главный врач. — Нельзя же так! Кавалеров ордена Георгия в республике всего семнадцать человек. Из этого числа одиннадцать награждены посмертно. Георгиевский кавалер становится почетным гражданином страны и, получает существенные льготы, не говоря о том, что это честь великая. Вы, что, откажетесь от ордена?

— Нет, — поспешил Несвицкий, сообразив, что не туда свернул. — Я просто не люблю публичности, и вы об этом знаете. Не хочу, чтобы узнавали меня на улицах.

Ну, этого не избежать, — Кривицкий улыбнулся. — Подумаешь, беда! Это даже к лучшему. Возможно, телевидение поможет вам найти родных, друзей, которых вы не помните из-за контузии, полученной в бою.

«Вот то-то и оно», — мысленно вздохнул Несвицкий.

— Ладно, — сообщил Светлане. — Чего-нибудь скажу. Но из меня оратор… — он махнул рукой.

— Спасибо! — улыбнулась журналистка. — Завтра я заеду за вами на машине. Диктуйте адрес.

Она вытащила блокнот из сумочки…

Этот разговор испортил Николаю настроение, и вечером он выпил. В прошлой жизни алкоголь едва не погубил его семью. Николаю стоило больших усилий покончить с выпивками. Поэтому и в новом мире он был с ними осторожен. И вот сорвался… Тем более, никто не помешал: Марина была на дежурстве, отправившись в ночную смену.

Несвицкий накидался от души. И, как ни странно, успокоился. «Чего я в самом деле? — сказал себе. — Ну, ладно, кто-то вдруг узнает Бойко. Это что-нибудь изменит, ну, кроме имени с фамилией? Я волхв, и это не отнимут, как и молодость со здоровьем. Спросят, почему назвал себя Несвицким? Так что-то переклинило в мозгах. Я асфиксию перенес… Что взять с болезного? Живем и радуемся…»

Назавтра машина с группой журналистов отвезла его на городское кладбище. На склоне прошлой жизни Николай не любил ходить на похороны, но тут пришлось. Неприятная картина. Разверстые могилы, гробы на постаментах, плачущие родственники. Он старался держаться в отдалении, рядом тусовался Гулый. С напарником Несвицкий поздоровался, но говорить они не стали — настроение не то. Наконец приехал генерал, и митинг начался. Он не затянулся. Выступили генерал и командир батальона ополченцев. Говорили кратко, но проникновенно — было видно, что не отбывают номер. Закончив, обошли родных погибших, пообщались с ними. Затем гробы заколотили, под музыку оркестра опустили в ямы и засыпали землей. Грохнул трехкратный залп из карабинов, и люди стали расходиться. И вот тут Несвицкого с напарником и взяли в оборот. К ним подошли командующий корпусом и командир батальона ополченцев.

— Спасибо вам за службу! — генерал пожал им руки. — Молодцы! Все бы так сражались. Вам, Николай Михайлович, особо, — он вперил взгляд в Несвицкого. — И за уничтоженных немецких диверсантов, и за работу в госпитале. Большую вы беду предотвратили. Я с удовольствием подписал представление на награждение вас и рядового Гулого орденами Святого Георгия Победоносца. Полагаю, что главнокомандующий не откажет.

— Благодарю, — сказал Несвицкий.

И тут вылезла Светлана. Она и оператор с камерой снимали церемонию и, когда начальство подошло к героям, немедленно присоединилась к ним.

— Николай Михайлович, — журналистка вытянула руку с микрофоном. — Что скажете, узнав о своем представлении к ордену Георгия?

Пафосных слов Несвицкий не любил, поэтому пожал плечами:

— Знаете, как в песне. Солдат в атаку шел не за наградой, но велика награды той цена, — процитировал он.

— Я не знаю этой песни, — удивилась журналистка.

— И я не слышал, — подключился генерал. — Так, может быть, споешь?

— Здесь? Сейчас? — удивился Николай.

— Почему б и нет? — ответил генерал. — Спой, сынок!

— Хорошо, — кивнул Несвицкий после заминки. Может, после этого отстанут?

Была война, но мы пришли живыми,

Чтоб новой жизни сеять семена.

Во имя павших и живых во имя:

Фронтовики,

наденьте ордена!.. [1]

Эту песню они с друзьями любили в прошлой жизни. Собирались в День Победы, надевали пиджаки и кители с наградами, поднимали рюмки и, выпив, затягивали песню, посвященную другому поколению, но не растратившей своего значения и для последующих. Не очень-то их жаловали поначалу — офицеров, вернувшихся «из-за речки», и участников других конфликтов. С годами за праздничным столом друзей собиралось все меньше, наступил день, когда Несвицкий сел за него один. И тоже спел. Но если тогда его слабый, старческий голос звучал тихо и еле слышно, то сейчас, молодой и звонкий, взмыл над притихшим кладбищем. Люди, тянувшие к выходу, стали останавливаться и оборачиваться.

Поделиться с друзьями: