Леди ангел
Шрифт:
— А теперь сними вот это, — указал он на ее ночную рубашку, видя, что Анджела уже закончила расстегивать штаны и теперь занимается перламутровыми пуговицами его белья. — С этим я справлюсь сам.
Она подняла на него непонимающие глаза.
— Ты, похоже, согрелась и теперь можешь снять эту свою дурацкую рубашку девственницы.
— Откуда ты знаешь, что это — рубашка девственницы.
— Видел как-то раз. Еще вопросы есть?
— И как только я тебя выношу! — вспыхнула Анджела, высвобождая его заветный плод из белого полотна нижних панталон. — Ты груб и невозможен!
— И еще — готов умереть ради тебя. Разве
Анджела быстро расстегнула ночную рубашку и, позволив ей упасть на пол, встала перед ним во всей своей порочной красоте.
— За это тебе полагаюсь я.
— И черт бы меня побрал, если я не получу то, что мне положено по праву! — прорычал Кит, поднимаясь с кресла и одним быстрым движением срывая через голову белый свитер. — Ложись, mon ange, — добавил он, — и приступим к исполнению условий нашей сделки.
Через долю секунды на нем уже не осталось ничего из одежды и, окончательно сбросив с себя сон, Кит был полностью готов к действиям. Его могучее тело завораживало Анджелу своей неотразимой мужской силой и рельефными очертаниями. Он вошел в нее грубо и резко — в тот же самый момент, когда они оказались рядом друг с другом, и их тела и души слились в одном сумасшедшем порыве, как если бы это была их последняя ночь.
Кит знал все, что нравится Анджеле, и даже сейчас, когда каждая жилка в нем дрожала от усталости и пережитого напряжения, стремился подарить ей максимум наслаждения. Она кончила дважды, а после третьего раза прильнула ртом к его губам и, отодвинувшись через несколько секунд, прошептала:
— Тебе больше нет нужды быть галантным.
Ее упоительное тело отвечало на каждое его движение, каждый вздох и удерживало его внутри себя с силой, которая пронзила Кита и отозвалась в нем острым наслаждением.
На сей раз, в отличие от последней ночи, когда они были вместе, Кита не пришлось упрашивать остаться в ней. Во-первых, он слишком устал, чтобы делать финальное усилие, а во-вторых, просто не мог заставить себя покинуть теплое и дарящее блаженство лоно любимой. И в ту самую секунду, когда, корчась от наслаждения, тело Кита начало извергать в нее семя, ему подумалось, как может одна-единственная женщина значить так много в его жизни.
После того как все было кончено, он нежно поцеловал ее, чувствуя, что теперь окончательно являет собою без остатка выжатый лимон.
— Не волнуйся, сейчас я уйду, — прошептал Кит и перекатился на бок. Однако не успели прозвучать эти слова, как глаза его закрылись сами собой, и он уснул в ее объятиях.
Голова Кита покоилась на плече Анджелы и, поглаживая его шелковистые волосы, она думала: «Ведь он не спал уже много дней!» Он не спал, потому что она попросила его спасти Фитца, и — доброе сердце! — он подчинился. В этот момент она любила его безмерно — за душевную щедрость, безграничное мужество, за его нежность и страстность, за все, чем он был для нее в прошлом. И в этот же момент, находясь посередине ночного океана, единственное, чего Анджела хотела больше всего на свете, — это стать частью его.
Кит был необходим ей, он являлся для нее некой неосознанной потребностью — сродни потребности дышать, и в этот короткий и ослепительный момент снизошедшего на нее озарения Анджела поняла, что не хочет больше жить для других, покорно повинуясь всевозможным социальным предрассудкам.
Если Кит Брэддок до сих пор не
расстался с этой мыслью, она хочет быть его женой.Лежа в темноте и крепко прижимаясь к большому телу Кита, Анджела прокручивала в голове различные романтические сценарии их будущей жизни, придумывала нежные фразы, которые станет ему говорить, представляла, как снова и снова он будет повторять, что хочет взять ее в жены. Улыбаясь в темноте собственным мыслям, Анджела мысленно создавала нежные диалоги, которым суждено состояться между ними.
Однако когда дело дошло до слов, то, что она сказала Киту, вовсе не было пропитано ароматом романтики и не напоминало поэтическое признание в любви. Вскочив с постели в пять утра, Анджела едва успела добежать до крохотной тесной ванной, и ее тут же тяжело вырвало. Через несколько мгновений она обернулась и увидела стоявшего в дверном проеме Кита. Едва шевеля языком, чувствуя, как тошнота снова начинает переворачивать все ее внутренности, Анджела с трудом проговорила:
— По-моему, я беременна. А во всем ты виноват. Ты сделал это со мной, когда пришел к мадам Чентизи.
— Насколько мне помнится, именно ты не захотела, чтобы все кончилось иначе, — мягко возразил Кит. Взгляд его, однако, был далеко не таким миролюбивым, как голос. — А потом было уже все равно.
Обнаженный, он был великолепен и напоминал мраморную эллинскую статую. При том, как ужасно чувствовала себя сама Анджела, это показалось ей несправедливым.
— Теперь тебе придется на мне жениться, — прошептала она — бледная, слабая и шатающаяся от тошноты.
Совершенно неподвижный, Кит стоял в дверях и смотрел на нее, бессильно сидевшую на мраморном полу.
— Это — предложение? — мягко поинтересовался Кит.
— Это — твоя обязанность, — пробормотала Анджела, внезапно почувствовав, как отступает тошнота, а на гyбax сама собой расцветает улыбка.
— Обязанность? — задумчиво переспросил Кит, словно всерьез обдумывая сделанное ему деловое предложение. Одновременно с этим он протянул ей стакан воды, предлагая прополоскать рот, и сел рядом с Анджелой на пол. — Боюсь, я не слишком обязательный человек.
– Затем, прижав ее голову к своей груди, он спросил: — Что еще ты припасла для меня?
— Ребенка — сына или дочь — и безнадежно влюбленную жену, — ответила Анджела, не переставая улыбаться.
— М-м-м, — с наслаждением протянул Кит, взглянув на нее и задумчиво прищурив глаза. — Я должен это хорошенько обдумать.
— Для этого у тебя нет времени, — отрезала женщина. Она снова стала Анджелой Лоутон, которая всегда добивалась того, чего хотела. — Мне нужно, чтобы ты держал меня за руку каждый раз, когда меня начинает тошнить.
— Каждый раз? — переспросил он с наигранным ужасом. — Может, мы все-таки придумаем что-нибудь другое?
— Я просто заставлю тебя жениться на мне! — Его брови с любопытством поднялись дугой.
— И как же, интересно, ты собираешься это сделать?
— Я прикую тебя к своей постели, — зардевшись от собственного бесстыдства, объявила Анджела. — И под конец ты согласишься — хотя бы для того, чтобы отделаться от моих бесконечных приставаний.
— Ты что-то путаешь, милая, — улыбнулся он. — Я не привык бегать от тех женщин, которые ко мне пристают. Но, с другой стороны, эта мысль, по-моему, заслуживает внимания. Мне еще никогда не приходилось быть галерным рабом-любовником.