Леди, будьте паинькой
Шрифт:
— Мне просто… необходимо сделать это…
Он устроил Эмму так, что она полулежала на сиденье, раздвинул ее ноги и наклонил голову.
Жесткие темные волосы задели внутреннюю сторону ее бедер, погладили мягкую кожу, сдвинулись повыше, пока она не почувствовала его губы. Там. Там!
Она промычала что-то невнятное. Выдохнула его имя. Вообще забыла, что надо дышать.
Он, по своему обычаю, не торопился. Медлил. И Эмма забыла, где находится, тесноту, забыла все на свете, кроме его прикосновений и гладящих, глубоко проникающих движений. Ее оргазм вылился в шумные всхлипы, сотрясшие тело.
Но
О… это было ослепительно! Она даже не сознавала, что ее руки неустанно движутся, пока он не перехватил их. Она ощущала его нетерпеливую набухшую плоть сквозь синий шелк и поняла, что вовсе не отсутствие желания заставило его остановить ее.
Эмма подняла голову и вопросительно посмотрела в дымчато-фиолетовые глаза.
Он выглядел совершенно измученным, лицо искажено страданием.
— Мне нужен бумажник. Со мной ничего нет.
— Я на таблетках, — улыбнулась Эмма.
— На таблетках? Почему же вчера не сказала?
— Ты приказал мне молчать. — Она коснулась губами его губ. — Да и не хотелось ничего объяснять. Я начала принимать таблетки перед отъездом. На всякий случай.
— На случай, если…
Он осекся. Эмма оседлала его и, улыбаясь, прижалась губами к уху.
— С твоего разрешения…
Кенни застонал и потянулся к ней.
На этот раз она хотела верховодить, но у него были несколько иные соображения, и когда Эмма попыталась опуститься на каменный стержень, Кенни схватил ее за бедра.
— Осторожнее, солнышко, — пробормотал он и взялся за дело, позволяя ей поглощать его постепенно, по дюйму.
— Я… — пробормотала она, — я хочу…
Он отвлек ее поцелуем, длившимся бесконечно, и, пока исследовал языком пещерку ее рта, проник глубже. Но даже когда она приняла его целиком, не отдал бразды правления. И вместо этого установил свой ритм, инстинктивно понимая, что нужно ей. И дал Эмме все. Все, что она хотела. Кроме контроля над ним.
Кончики полных холмиков терлись о легкую поросль волос на его груди. Внутреннюю поверхность бедер обжигала грубая ткань джинсов, которые Кенни так и не стянул до конца. Теперь она целовала его, наслаждаясь новизной ощущений. Но желала большего. Хотела, чтобы он доверял ей. Настолько, чтобы отдать власть.
Его руки впились в ее ягодицы, а большие пальцы выделывали нечто неслыханное, причем именно в том месте, где были соединены их тела.
— Не останавливайся, — выпалила она. — Что бы ты ни делал, не…
Он послушался. Поток расплавленного меда унес их обоих.
Глава 16
После Эмма тихо радовалась суете, поискам салфеток и одежды. Кенни, похоже, разделял ее чувства. Может, ему тоже было не по себе. Да и что ни говори, было нечто непристойное в такой спешке, непристойное и непонятное. Почему двое взрослых, умных и таких разных людей теряют голову настолько, что не способны оторваться друг от друга, и слишком спешат, чтобы добраться до собственной постели?
Наверное, каждую женщину хоть раз в жизни да тянет к опасному мужчине. Очевидно, настал ее черед. Может, ей требуется вывести Кенни Тревелера, как наркотик, из кровеносной системы, чтобы освободить место для того, кто уготован ей судьбой, настоящего, порядочного и доброго мужчины.
Может, Кенни привьет ей здоровый иммунитет. Одна доза навсегда предохранит ее от подобных плейбоев.Эмма, сосредоточенно обдумывая все это, принялась застегивать блузку.
Кенни вышел из машины. Заправляя рубашку в джинсы, он заметил, что Эмма застегивает пуговицы неправильно, но промолчал. Стоит ему заикнуться об этом, и она снова взъерепенится и станет упрекать его, что он опять цепляется к ней.
Эмма подняла на него глаза, и ее распухшие от поцелуев губы и взъерошенные кудряшки отчего-то напомнили Кенни о сливочном мороженом. Тут что-то непонятное стало твориться с ним. Прошлая ночь была просто сказочной, такой чудесной, что ему не хотелось думать об этом, и все же он ни о чем больше и помыслить не мог, вероятно, именно поэтому так озверел во время детских гонок. А сейчас… всего минуту назад они едва не выцарапали друг другу глаза, и вдруг… никакая сила не смогла бы их расцепить!
Он не мог припомнить, когда в последний раз занимался этим в машине. Кажется, вообще никогда. Богатеньким мальчикам это не обязательно. У таких мальчиков имеются пляжные домики, а на крайний случай и деньги, чтобы снять номер в мотеле.
Черт, ему понравилось заниматься с ней любовью. Какой энтузиазм, какое рвение! Она совершенно не способна что-то утаивать, скрывать, держать при себе. Отдает все, на сто десять процентов, как раз как он обожает.
Блузка перекосилась, прилипла к ее груди, что заставило его вновь почувствовать тяжесть этого соблазнительного полушария. Как оно наполняет его ладонь!
И снова эта предательская нежность, буквально затопившая его!
Кенни нервно дернулся. Она чересчур властная, слишком требовательная!
Он отчетливо понимал, как важно поскорее вернуться в безопасное общество посторонних. Тем больше удивили его внезапно сорвавшиеся с языка слова:
— Хочешь прогуляться к реке?
Прелестные медово-карие глаза вопросительно замигали.
— С удовольствием.
Словно он пригласил ее на чай с рогаликами!
Кенни помог Эмме выйти и сжал протянутую руку. Маленькую, но сильную. Кенни потер мозоль на ее указательном пальце.
Шум воды приветствовал их. В деревьях раздавались беличий стрекот, крики пересмешника…
Странно, почему Эмма молчит? Для такой болтушки она удивительно спокойна. Эта безучастность страшно выводила его из себя, и он, сам не понимая, что говорит, брякнул:
— Утром я привозил сюда Питера.
— Значит, он немного пришел в себя?
— Да. — Кенни откашлялся. — Нам следовало потолковать с глазу на глаз.
— Еще бы! — взорвалась Эмма. — Слава Богу, хоть этот омерзительный инцидент закончился миром! Не смейте больше никогда так поступать с братом!
Ее высокомерные нотации должны были взбесить его, но вместо этого Кенни стало легче. Эмма тонко чувствует, что значит для него этот малыш и как Кенни сожалеет о содеянном. Но все же он не хотел, чтобы она слишкомч задирала нос.
— Следует закалять их с детства, чтобы не вырастали тепличными цветочками или, чего доброго, «голубыми».
Эмма имела наглость рассмеяться:
— Брось, Кенни. Кто бы говорил! Когда речь идет о Питере, ты мягче воска.
— Да… верно… Он нечто особенное, правда?