Леди и война. Пепел моего сердца
Шрифт:
Урфин спешился и подошел к самому краю.
– Здесь очень красиво. И безопасно. По этому мосту не проведешь армию, особенно если мост убрать. Иди сюда.
У Тиссы подгибались колени. Она не боится высоты, но… здесь все иначе! Небо – близко, земля – далеко. Даже не земля – седое море с гривой волн. Ветер перебирает канаты, которые выглядят совершенно ненадежными. Тысячи лет? Этот мост простоял тысячи лет?
А если он рассыплется?
Вот сейчас, когда Тисса вступит, и рассыплется?
– Не бойся. – Урфин обнял, и стало как-то… спокойней. – Сейчас я позову замок,
Она совсем ничего не поняла.
Как можно позвать замок? Дудочкой, как он звал паладина?
Но Урфин присел у дороги и прижал ладони к камням, которые вдруг изменили цвет. Они наливались краснотой, словно раскаляясь изнутри, и цвет этот расползался по дороге. От ячейки к ячейке.
– Это магия?
– В некотором роде. – Урфин поднялся и продемонстрировал совершенно целые руки. – Древняя очень. Забытая. Идем. Теперь безопасно.
Он держал Тиссу за руку, а она держала лошадей, которые тоже не хотели верить, что теперь безопасно. А над дорогой поднялся серебристый туман, и стоило сделать первый шаг, как туман окутал Тиссу с ног до головы.
– Он не позволит тебе упасть.
От тумана мех на куртке поднялся дыбом. А когда Тисса прикоснулась, ужалил пальцы.
– Скоро привыкнешь.
И не обманул. Скоро Тисса осмелела настолько, что сумела оторвать взгляд от дороги. А та тянулась к одинокой скале, выраставшей из моря. Не зуб, но акулий плавник, и замок, оседлавший его вершину, выглядит слишком ненадежно для убежища.
Черная стена. Черные башни.
И синий флаг с белым паладином над воротами.
Ласточкино гнездо…
И новый дом. Надолго ли в нем Тисса задержится? Возможно, что навсегда… но ее это не пугает.
Глава 9
Крайние меры
Если пойманный за хвост тигр обернулся, улыбнитесь: тигры очень ценят вежливость.
Платье и вправду оказалось великовато, но если пояс потуже затянуть, то, глядишь, как-нибудь и не спадет. Да и объемная куртка из черного жесткого меха отчасти прикроет недостатки фасона. С обувью сложнее: или старые туфельки, или белые валенки, к которым заботливо прилагалась пара шерстяных носков. Валенки погоде как-то больше соответствовали.
У дверей моей каюты дежурил Юго, пребывавший в настроении задумчивом, если не сказать – мечтательном. Зажав в кулаке гвоздику, он обрывал лепесток за лепестком, выкладывая из алых лоскутов узор, понятный лишь ему одному.
Я обошла узор по краю: старался ведь человек.
– Ллойд ждет вас на палубе. – Юго сунул остатки растерзанного цветка в карман. – Он забавный.
– В чем?
– Умеет выбирать подарки людям.
Наверное, за то время, когда я пыталась привести себя в порядок, что-то произошло, и Юго знает, что именно, но мне не скажет. А я и спрашивать не стану. Помнится, подарки разными бывают.
Море было спокойно, и на палубе накрыли стол. Впервые за последние дни сам вид еды не внушал мне отвращения.
– Холодный язык под можжевеловым соусом. Морской окунь. Семга на гриле.
Простите, что выбор невелик, но сами понимаете… – Ллойд помог мне сесть и заботливо набросил на плечи меховую шаль. Второй укутал ноги.Сам он переоделся, сменив серый пиджак на кожаную куртку с заплатами на рукавах.
– Благодарю, я…
…попробую что-нибудь съесть и надеюсь, меня не вырвет.
– Выпейте. – Мне протянули чашу с чем-то густым и острым. – Это хаш. Поможет. Во всяком случае, моей жене помогало. Вы извините, если лезу не в свое дело, но женщины в положении имеют несколько иную ауру.
Ну да, конечно. Забыла, с кем имею дело. И Ллойд не стал отнекиваться.
– Мысли я тоже могу читать, точнее, проникать в сознание, как и подавлять волю. Но это вы почувствуете.
– Спасибо за откровенность.
В чаше – густой бульон, мелко-мелко нарезанное мясо, какие-то травы, специи. Остро. Вкусно. Мало. Главное, что из чего бы хаш ни варили, но я хочу еще. Вот только у хозяина собственное мнение насчет диеты.
– Сначала рыба. Вам полезна рыба.
Ллойд не позволит мне остаться голодной. Он сам наполняет тарелку, поливая окуня темно-желтым густым соусом. Соус сладкий, а рыба почти безвкусна, но это тоже хорошо.
Я тщательно пережевываю каждый кусок, оттягивая неизбежность разговора. После окуня – язык… и снова бульон. Не думала, что в меня влезет такое количество еды. Наступает состояние сытой сонливости и противоестественного в данных обстоятельствах удовлетворения жизнью. Однако Ллойд не позволяет ему длиться долго.
Смена сервировки – на столе появляется глиняное блюдо, наполненное красными углями, на которых стоят кувшины, – сигнал к началу разговора.
– Вы позволите называть вас по имени?
Почему бы и нет?
– Хорошо. Изольда, я понимаю, что вы не в том состоянии, чтобы поддерживать светскую беседу, но нам все равно нужно обсудить некоторые вопросы.
Сейчас меня будут допрашивать. Вежливо. Мягко. Подробно.
И этому человеку, точнее, не совсем, чтобы человеку, лучше не лгать.
– Для начала хочу сказать, что вы не пленница, не заложница, но гостья. Вы свободны в своих действиях в той мере, насколько это возможно.
– То есть я могу… уйти?
Куда? В открытое море?
– Можете. Мы с вами обсудим сложившуюся ситуацию, а потом вы примете решение. И я подчинюсь ему, даже если буду не согласен.
Наверное, следовало бы сказать спасибо, но меня пугала сама необходимость что-то решать. А Ллойд не спешил, позволяя мне свыкнуться с мыслью о том, что все опять изменилось.
– Единственный момент… – Ллойду подали доску с десятком крохотных склянок. – Если я услышу, что вам становится плохо или что появилась угроза для вашего ребенка, я вынужден буду вмешаться. В эмоции. В физиологию. Во все, куда дотянусь. Поэтому заранее прошу у вас прощения.
Сняв крышки, Ллойд принялся колдовать над кувшинами. Он выбирал склянку, придирчиво разглядывал, снимал крышку, нюхал… выбирал кувшин… отсчитывал капли.
А я пыталась понять, рада ли тому, что этот человек настолько готов позаботиться обо мне.