Леди исправляет прошлое
Шрифт:
— Не бойся, я не причиню тебе вреда, Юджин. Едва ли ты понимаешь, что сделала для меня лично и для всех, как там нас называют, черепоголовых. Возможно, однажды ты поймёшь, но давай не о нас, давай о тебе. Скажи, чего ты хочешь, девочка, сумевшая пройти над Бездной? Я видела, как низверглись боги, видела, как падали смелые души, как единицам удавалось сделать заветные шаги и возродиться. Видела, как однажды хитрец прошёл по Тропе над Бездной во плоти и стал себе потерянным братом-близнецом. Чего же ты хочешь, Юджин?
— Безопасности.
Это то, ради чего я рискнула сюда прийти.
Тёмная госпожа задумчиво
Почему она медлит?
— Окажи мне ещё одну услугу, Юджин. У тебя кольцо Гельдернов, и ты не тёмная. Ты можешь легко извлечь клинки. Им больно…
Кому, им? Клинкам? Скелетам?
Я слишком далеко зашла, чтобы отказать. Я поднимаюсь на ноги. Меня немного ведёт в бок, но я ухватываюсь за покарябанную стену. И по стеночке ползу к выходу — начну со скелета у входа, на вид он более безобидный. А вот менестрель… Хотя менестрель маг от музыки, без лютни вроде бы не отличается от обычного человека, но я в это не верю.
И я склоняюсь над неподвижными костями:
— Он ведь не оживёт сразу? — уточняю я.
— Нет, я его отпущу.
Что?
Ладно, не важно. Меня больше клинок беспокоит. Я осторожно обхватываю пальцами рукоять, тяну на себя. Сперва мне кажется, что лезвие застряло наглухо, но кольцо отзывается, правда, не привычным теплом, а, наоборот, холодом, и клинок ложится в ладонь. Клеймо гаснет.
Протяжный вздох, подобный тем, что преследовали меня на тёмной тропе, и скелет рассыпается в муку.
— А-пчихи!
— Пфф!
Не обращая внимания, я возвращаюсь к менестрелю и уже гораздо увереннее вытаскиваю второй клинок. Куда их девать, кстати? Пока что я оба держу в руках, будто воительница, ага.
Тёмная госпожа тоже поднимается. Как она с закрытыми глазами ориентируется?
Шагнув к менестрелю, она отвешивает черепу самую настоящую оплеуху. От удара череп перекашивает, и я жду, что он покатится по камням, а то и вовсе разобьётся, но нет. В месте прикосновения появляется шелуха сухой кожи, подобие плоти. Выглядит… отталкивающе, неприятно, но не сказать, что страшно. Похоже на кожуру, наверное.
Скелет медленно поднимает голову. Я отступаю на шаг и утешаю себя тем, что скелет явно ручной, без позволения госпожи меня не тронет. Но всё равно я пячусь.
В глазницах пусто, но скелет, как и девушка, прекрасно ориентируется в пространстве. По крайней мере госпожу он опознаёт сходу и мягко перетекает из положения сидя на колени, склоняет голову. Да, уже не череп, но ещё и не лицо. Скорее мешок из грубой кожи с прорезями для глаз. Брр.
Зато ни запаха, ни гнили. Всё чистенько. Я бы могла коснуться без омерзения.
— Эм… А куда ножики деть?
— Я слишком люблю его игру, чтобы отпустить, — невпопад отвечает тёмная госпожа, она так и не представилась, не предложила, как к ней обращаться, если не называть “госпожой”. — Ножики… брось. Или забирай, если хочешь.
Хм… Я аккуратно кладу их в угол, потому что мне они, наверное, не нужны. Что я с ними буду делать? Или…
Поколебавшись, я прячу клинки в зеркало.
Тёмная хихикает, она явно заметила мою уловку.
Она усаживается на шёлковый ковёр, не беспокоясь об истлевших тряпках, подбирает под себя ноги
и приглашающе хлопает рядом с собой. Менестрель тотчас садится и, словно, получив команду вольно, тянется, осторожно поднимает инструмент, прижимает к себе.Я окончательно перестаю бояться. Подумаешь, нежить. И что? Менестрель обнимает лютню как любимого питомца, и это его жест слишком человечен, чтобы продолжать воспринимать мага от музыки инаковым.
В конце концов, разве я не мёртвая, вернувшаяся из-за грани? Чем я отличаюсь от него? Вот-вот.
— Госпожа? — окликаю я молчащую тёмную.
— Ты сказала, что ищешь безопасности, но это неправильные слова, Юджин. Безопасно в Вечных Чертогах, но разве ты хочешь уйти за Грань? Ты жизнелюбива, Юджин, ты из тех, кто цепляется за жизнь до конца. Так чего же ты хочешь, девочка, уцелевшая над Бездной? Чего ты на самом деле хочешь? Защита, деньги? Моё пробуждение стоит гораздо дороже, Юджин. Забудь страхи, сомнения. Представь, что враги исчезли, что никто не ищет тебя, не преследует. Тебе открыты все дороги мира. На какую из тропок ты хочешь ступить?
Веки опущены, но я чувствую на себе её пытливый взгляд.
И я теряюсь.
Глава 12
Чего я хочу?
Я не задумывалась. Потеряв ребёнка, разочаровавшись в Лоуренсе, осознав, что заперта в клетку, я… думала, что смерть станет для меня выходом, но тёмная госпожа права, я жизнелюбива. Я цеплялась за возможность выйти ранним утром в парк или пройтись по дому, когда и Гельдерны, и слуги спят. Я отыскала библиотеку, и начала читать, потом — учиться, думать, планировать.
Только вот… как говорится, гладко было на бумаге, но забыли про буераки. Мой продуманный план не прошёл проверку реальностью.
Я верила, что порвать отношения с Лоуренсом достаточно, но…
— Я хочу свободы. Я не про истинную свободу, которую дарует Бездна, а свободу в житейском понимании.
— Так ты хочешь власти, девочка?
— Почему… власти?
— А как иначе? Ты стала компаньонкой младшей дочери герцога властью родителей, а женой старого Гельдерна — властью герцогини.
— Н-нет. То есть да, я подчинилась воле старших. Но разве у простых людей не иначе? В резиденции Гельдернов я видела, как лакей с первого взгляда влюбился в новую горничную, и через месяц они счастливо поженились.
Как я им завидовала…
К чему цепляться за титул, за положение в обществе? Без них проще. Нет, стирка и уборка меня не привлекают, но я уверена, что найду себе занятие по душе.
— Уверена? — хмыкает тёмная госпожа. — Эта горничная из твоей истории, случаем, не родила здорового малыша раньше срока?
— Да…
Не похоже, что тёмная заглядывала в мои воспоминания настолько глубоко, что видела встречу двух влюблённых.
Что такого она поняла, о чём не догадываюсь я?
Её лукавая усмешка нервирует.
— Спорим, — улыбается тёмная, — её перевели в родовую резиденцию, потому что кто-то из Гельдернов её обесчестил, а лакею приказали “влюбиться”, чтобы прикрыть беременноть и рождение бастарда?
Переливы смеха звучат журчанием весеннего ручья, и созвучия добавляет мелодия — это менестрель коснулся лютни, струны запели. А я почувствовала себя дурой. Меня не хватило даже на то, чтобы понять такую очевидную вещь?