Леди из Миссолонги

В завершение своего ночного странствия Мисси опять отправилась бродить по долине, и Джон Смит шел рядом с ней, пока она не погрузилась в сон.

В бедности, что так жестоко и властно управляла жизнью обитательниц Миссолонги, был повинен первый сэр Уильям, родитель семерых сыновей и девяти дочерей, большинство из которых выжили и произвели на свет потомство. Сэр Уильям принял решение разделить все свое немалое состояние между сыновьями, а каждой из дочерей выделил в приданое дом с пятью акрами тучной земли. На первый взгляд, его замысел казался разумным, ибо отпугивал охотников за деньгами, вдобавок девушки становились землевладелицами и в известной степени обретали независимость. Сыновья сэра Уильяма охотно согласились с волей отца, поскольку богатство их лишь умножилось, и пожелали продолжить этот обычай, как в свой черед и их сыновья. Шли годы, десятилетия, и дома все больше ветшали, приходили в негодность, а пять акров тучной земли истощались, превращаясь в пять акров никуда не годной пустоши.

В итоге два поколения спустя семейство Херлингфорд резко разделилось на несколько лагерей: в равной мере богатых мужчин, состоятельных дам, сумевших удачно выйти замуж, да кучку несчастных женщин, обманом лишенных земли либо вынужденных продать ее за бесценок, а также тех, что, подобно Друзилле Херлингфорд-Райт, не сдавались, пытаясь прокормиться за счет своего жалкого угодья.

Друзилла вышла замуж за некоего Юстаса Райта, чахоточного наследника крупной бухгалтерской фирмы в Сиднее, располагавшего вдобавок солидными доходами от какого-то промышленного предприятия. Разумеется, вступая в брак, она не подозревала о чахотке жениха, равно как и он сам. Два года спустя Юстас скончался, а его отец, переживший своего первенца, предпочел оставить все состояние целиком второму сыну, не пожелав выделить долю вдове с хилым, болезненным ребенком, к тому же всего лишь девочкой. Так, замужество, которое поначалу представлялось блестящим, закончилось плачевно во всех отношениях. Старый Райт принял во внимание, что у Друзиллы есть свой дом с пятью акрами земли, и что происходит она из очень богатой семьи. Родные о ней позаботятся, решил он, им придется, хотя бы ради приличия. Старик не взял в расчет полнейшее безразличие Херлингфордов к судьбе тех представителей клана, кому выпало несчастье быть женщиной, вдобавок одинокой, не обладающей ни властью, ни влиянием.

Друзилла влачила жалкое существование. Она взяла к себе сестру Октавию, старую деву, и та продала собственный дом с пятью акрами земли брату Герберту, чтобы вложить вырученные деньги в хозяйство Друзиллы. Беда заключалась в том, что продать дом чужаку было недопустимо, попросту немыслимо, а мужская часть клана безбожно пользовалась этим к своей выгоде. Ничтожную сумму, выплаченную Октавии за ее собственность, брат немедленно поместил от ее имени в некое выгодное предприятие, но, как случалось всегда, когда за дело брался Герберт, вложение не принесло ни малейшего дохода. Октавия несколько раз принималась робко расспрашивать брата о деньгах, но сначала тот лишь отмахивался, потом пришел в ярость и возмущенно напустился на нее.

Как невозможно было вообразить, что урожденная Херлингфорд продаст свое имущество какому-то чужаку, так, разумеется, никто и мысли не допускал, что она станет работать, опозорив семью, если только не найдет себе заработок в надежном почтенном кругу ближайших родственников. Так, Друзилла, Октавия и Мисси проводили дни дома, в отчаянном безденежье, но не могли позволить себе заняться священным промыслом – основать собственное дело; вдобавок все три были напрочь лишены полезных дарований, отчего ближайшая родня считала их ни к чему не пригодными.

Если Друзилла и питала призрачные надежды, что дочь когда-нибудь вырастет и благодаря удачному замужеству вытащит из нищеты их с сестрой, эти пустые мечты рассеялись еще прежде, чем Мисси исполнилось десять: девочка была на редкость невзрачной и неказистой. К тому времени как ей сравнялось двадцать, мать и тетя успели смириться с тем, что на счастливые перемены рассчитывать нечего, придется жить в нужде и лишениях до самой могилы. Мисси предстояло в должное время унаследовать дом матери с пятью акрами земли, однако никакого другого имущества у нее не было: она принадлежала к Херлингфордам только по женской линии, а потому не могла рассчитывать, что ей выделят собственную усадьбу.

Конечно, кое-как леди из Миссолонги все же перебивались. Они держали корову джерсейской породы, которая давала на удивление много отменного, жирного молока и приносила прекрасных телят (одну телочку они оставили, уж очень та была хороша). Имелись у них в хозяйстве и шесть голов овец, и три дюжины род-айлендских рыжих кур, чуть больше десятка разномастных уток и гусей да две раскормленных белых свиньи, которые плодили лучших поросят во всей округе, поскольку их не запирали в загоне, а выпускали гулять по пастбищу, и кормились они очистками и объедками с кухни чайной Джулии и отбросами со стола и огорода Миссолонги. За огородом ухаживала Мисси, обладавшая особым даром: все, чего касались ее руки, цвело и зеленело, а огород давал урожай круглый год. Был при усадьбе и скромный фруктовый садик: десять яблонь разных сортов, персиковое дерево, вишня, слива, абрикос и четыре груши. Цитрусовые здесь не росли – зимы в Байроне были слишком холодными. Фрукты, масло и яйца обитательницы Миссолонги продавали за бесценок Максуэллу Херлингфорду; в любой другой лавке им заплатили бы куда больше, но о том, чтобы предложить свой товар не родственнику, а постороннему, они и помыслить не смели.

Еды им хватало, главной их бедой было безденежье. Лишенные всякого заработка, постоянно обманываемые и обираемые теми, кому, говоря по чести, следовало быть им защитой и опорой, они отчаянно нуждались в деньгах на покупку одежды, домашней утвари и лекарств, на ремонт крыши и другие надобности. Им удавалось выручить немного, продав овцу, теленка или приплод поросят, но приходилось вечно во всем себе отказывать и считать каждый пенс. Мать и тетя нежно любили Мисси, однако проявлялось это лишь в одном: позволяли ей тратить деньги, полученные от продажи излишков яиц и масла, на библиотечные книги.

Чтобы заполнить пустоту унылых дней, леди из Миссолонги без устали вязали: спицами и крючком, – плели кружева, шили и вышивали, благо шерстяная пряжа, нитки и полотно в доме не переводились: их дарили на каждое Рождество и в дни рождения. Плоды своих трудов дамы преподносили в ответ на подарки, но большая часть изделий лежала мертвым грузом в свободной комнате.

Их слепая покорность, послушное следование правилам и обычаям, навязанным теми, кто представления не имел об одиночестве, страданиях и горечи благородной нищеты, вовсе не говорили о слабости духа или недостатке храбрости. Просто леди из Миссолонги родились и жили в те времена, когда две великих войны двадцатого столетия еще не разразились, завершив промышленную революцию; когда работа за жалованье и жизненные блага, что сопутствуют ей, считались неслыханной крамолой, нарушением всех устоев, изменой и семейному долгу, и самой женственности.

Друзилла Райт мучительно стыдилась своей честной бедности, и каждое субботнее утро становилось для нее сущей пыткой: ей приходилось идти через весь город, мимо великолепных гор между Байроном и рукавом долины Джеймисон, где на живописных склонах стояли роскошные особняки самых преуспевающих Херлингфордов. Она шла выпить чаю с сестрой Аврелией и по пути, с трудом переставляя усталые ноги, всякий раз вспоминала, что в юности, когда они с сестрой обе были помолвлены и собирались замуж, все считали, будто она, Друзилла, заключила куда более выгодную сделку на брачной ярмарке, нежели Аврелия. Свое путешествие она совершала в одиночестве – искалеченная болезнью Октавия не смогла бы пройти пешком семь миль, вдобавок не вынесла бы мучительного контраста между Мисси и Алишией, дочерью Аврелии. О том, чтобы завести лошадь, и думать было нечего: лошади вытаптывают пастбище, а пять акров земли при усадьбе Миссолонги надлежало день и ночь оберегать от истощения.

Аврелия тоже вышла замуж за мужчину, не связанного с нею кровным родством, но, как показало время, ее брак оказался куда более удачным. Эдмунд Маршалл занимал пост управляющего на заводе минеральных вод, а его практической сметке и административному таланту позавидовал бы любой Херлингфорд, поэтому Аврелия жила в псевдотюдоровском особняке из двадцати комнат, окруженном парком в четыре акра, где каждый год в конце сентября расцветали рододендроны, азалии, декоративные вишни и сливы, превращая усадьбу на целый месяц в прекрасную сказочную страну. У Аврелии были слуги, лошади, экипажи и даже автомобиль. Ее сыновья, Тед и Рандольф, служили на заводе минеральных вод под началом отца, который учил их вести дела, и оба подавали большие надежды: Тед занимался бухгалтерией, а Рандольф надзирал за рабочими.

Была у Аврелии и дочь, которая обладала всем, о чем дочь Друзиллы могла лишь мечтать. Единственное их сходство заключалось в возрасте да в статусе. Но если Мисси оставалась незамужней потому, что никому и никогда даже в голову не приходило просить ее руки, то Алишия засиделась до тридцати трех лет в девицах совсем по другой причине, в высшей степени достойной и глубоко трагической: жениха, с которым она обручилась в девятнадцать лет, затоптал насмерть взбесившийся слон, когда до свадьбы оставалось всего несколько недель. Алишии потребовалось время, чтобы оправиться от такого удара. Монтгомери Масси принадлежал к одному из самых известных и влиятельных семейств на Цейлоне; единственный сын крупного чайного плантатора, он был несметно богат. Алишия оплакивала жениха в полном соответствии с его высоким положением и общественной значимостью понесенной утраты.