Леди, которая любила готовить
Шрифт:
– Позволите вас проводить? – Аполлон, отпустивши Нюсю, которая к явному маменькиному недовольству явно желала продолжить столь приятное знакомство, обратился к Василисе.
– Нет. Благодарю. Меня должны встречать.
– Вот и проверю, чтобы точно встретили. А то мало ли…
– И проводить есть кому, – сказала Василиса, понадеявшись, что ее верно поймут.
– Да? – прозвучало скептически. – Неужели вы и вправду предпочтете мое общество… чьему, простите?
– Моему, – Демьян Еремеевич поднялся. – Позволите ваш саквояж?
– Конечно.
Было… до крайности неудобно. Но уж лучше
Пускай себе.
Больше всего Василиса боялась, что Ляля не приехала.
Перепутала время.
Или день.
Или вагон, и теперь мечется где-то там, в толпе. А на вокзале было людно. Почти столь же людно, как на том, оставшемся много верст позади. И появилось вдруг ощущение, что она, Василиса, на самом-то деле никуда и не уезжала.
– Барышня! – громкий Лялин голос перекрыл и гомон толпы, и вопли чаек, что кружились над вокзалом. – Барышня, я туточки!
Она и рукой помахала.
– Это ваша…
– Горничная. И компаньонка. Компаньонкой ей нравится быть больше, – Василиса позволила себе выдохнуть. Все же, не будь Ляли, пришлось бы как-то добираться самой.
А она не умела сама.
Она, кажется, вовсе была куда более беспомощна, чем ей думалось.
– Понимаю.
– Спасибо вам…
– Видишь, – раздался слева знакомый голос. – Разумная барышня сразу поняла, что типус этот есть обыкновенный прохвост…
– Мама…
– Мама знает жизнь. Мама видела этаких… с деньгами, конечно, но надолго ли? Как батюшки не стало, пустился во все тяжкие…
Мимо прошла Ефимия Гавриловна, волоча за руку Нюсю, которая то и дело оглядывалась, надеясь, верно, отыскать в толпе потерявшегося поклонника.
– …завод разорил, продал за копейки, и мануфактуру вот-вот выставит. Долгов понаделал. Пока есть чем платить, только деньгам он счету не знает…
Этот голос исчез средь других.
– Ох, барышня, а вы совсем ехать замучились, – Ляля пробилась сквозь толпу с легкостью. – Ваш братец три раза телефонировать изволивши был. А я ему так и сказала. Мол, едет поезд. И от этих вот звонков, от которых у меня в голове свербеть начинает, быстрее ехать он не будет.
– Куда телефонировал?
– Так… в дом… пришли тут, стены расковыряли, ковры затоптали, потянули проводов, не было печали. Вот попомните мои слова, да поздно будет, одни беды от этой телефонации. А братец ваш точно ругаться станет.
– Станет, – Василиса отпустила руку, на которую опиралась, пожалуй, чересчур уж вольно. – Возможно, вас подвезти?
– Не стоит, – Демьян Еремеевич покачал головой. – Возьму коляску.
– И все же…
– Давайте я вас все же провожу. А ваш багаж…
– Акимку за ним послала. Привезет-с, – отмахнулась Ляля. – Мы туточки недалече стали. На саму вокзалу с экипажами не пущають. Говорят, что лошади порой пужливые, что в тым годе страсти…
Она любила говорить, пожалуй, даже чересчур, чем вызывала вновь же недовольство. Марья не единожды предлагала горничную сменить, мол, столь болтливой девице место в поместье, но никак не в городе, где болтливостью
своей она причиняет ущерб хозяйской репутации. И Василисе давно пора бы найти себе кого-то более сдержанного.Знающего моду.
И способного волосы уложить двадцатью семью способами.
А Ляля… Ляля шла и поглядывала искоса, явно пытаясь сообразить, что за человек несет Василисин саквояж, откуда он взялся и имеет ли смысл рассчитывать, что хозяйке он глянется.
Глянулся.
Василиса подавила еще один вздох.
Быть может, новый знакомый и был несколько странен, быть может, был он вовсе лишен той привлекательности, что выделяла Александра и прочих, в ком имелась благородная кров. Быть может, он не относился к тем, кого Марья одобрила бы, но рядом с ним Василиса не чувствовала себя неловкой.
Или неправильной.
Да и вовсе спокойно было, хотя, конечно, спокойствие это в высшей степени ложное, происходящее от того, что она довольно много времени провела рядом с этим человеком, и помощь от него принимала, и… и, по сути, что она вообще о нем, кроме имени, знает?
– Где вы планируете остановиться? – спросила она, не зная, что еще сказать. Экипаж и вправду стоял недалеко. Акима вот еще не было. И кони нервно пряли ушами, им тоже место казалось неуютным, шумным, жарким. Быть может, они вовсе предпочли бы оказаться подальше от него, но спутанные ноги не позволяли ступить и шагу.
– На villa «Carmen». Нумер был заказан. Надеюсь, заказ не потеряли, – Демьян Еремеевич поставил саквояж на скамейку кучера и дверцу приоткрыл. Руку подал. – А вы?
– Так… у нас тут дом, собственный, – встряла Ляля, верно, опасаясь, что хозяйка в скромности своей совершит непоправимую ошибку и адреса не назовет. – Его еще вдовьим кличут. Там вдова Посконникова обреталась, она барышне тетушкой приходится.
И этак, лукаво глянула, мол, теперь-то кавалер не заплутает.
– Буду рада, если вдруг заглянете в гости, – неожиданно для себя произнесла Василиса. – На чай.
– Ага, – Ляля вновь не смогла промолчать. – С пирожками. У барышни пирожки такие, ни в одной ресторации, даже столичной, таких вам не подадут. А уж кексы… будто ангелы пекли эти самые кексы. Особенно, который черемховый.
– Черемуховый, – поправила Василиса.
– Буду рад, но…
Не придет.
Кому нужны кексы, пусть и из черемуховой муки. От девицы на выданье требуется совсем иное. Родовитость. Здоровье. Приданое. И безупречная репутация.
Додумать Василиса не успела, ибо появился Аким с носильщиками и чемоданами, и стало совсем уж не до кексов и мыслей, ибо как-то так получилось, что чемоданов оказалось на три больше, чем Василиса брала. Она несколько раз пересчитала эту гору.
– Сестрица ваша подсобила, – Ляля как-то сразу поняла, в чем причина. – Вон те три. Ейные. Что? В прошлым годе еще покупала, когда сама на моря отдыхать собиралась. А тепериче, стало быть, вам спихнула с барского-то плеча. И не зыркайте, барышня, я вам скажу, как оно есть… сестрица ваша, может, и кругом княжна, да только крепко себе на уме. Возомнила старшею…
Под Лялино тихое ворчание чемоданы находили место в багажном отделении экипажа, а те, что не нашли, отправились на крышу, благо, ремни с нее так и не сняли.