Леди, которая любила лошадей

И вообще, того и гляди сестры, обнадеженные этаким его длительным гостеванием, решат все же устроить его личную жизнь. А Ладислав того не желает. И Алтана Александровна, слушая горестные его речи, кивала и подсовывала очередной пирог.

Она тоже любила готовить.

А двум хозяйкам на одной кухне как ужиться…

В общем, поэтому ли или же просто так, но Василиса позволила себя украсть. Вот прямо так, когда спросили ее:

– Барышня, а разрешите украсть вас.

Она и кивнула.

Мол, разрешаю.

И добавила:

– Только не упади.

А похититель вздохнул. Ему и самому падать страсть до чего не хотелось. В общем, решив облегчить задачу, Василиса сама в седло и забралась.

– Как тебя вовсе из палаты выпустили? – поинтересовалась она тихо.

Стрекотали сверчки. Пели птахи. И да, дождь лишь обещался, но утомленная солнцем земля готова была пить его.

– А меня не выпускали, - ответил Демьян. – Я сбежал.

– Ты… что?

– Сбежал. Понимаешь… появилась какая-то донельзя странная девица, стала расспрашивать про тебя, про некроманта этого… и все с намеком…

Похоже, предчувствия Ладислава не обманули.

– И я понял, что если не потороплюсь, то тебя украдет кто-нибудь другой.

– Ладислав знает о моей… неприятности.

– И еще он некромант, - проворчал Демьян, пришпорив лошадку. Хмурый, пасшийся неподалеку, поднял голову и тихо заржал, будто интересуясь, вправду ли хозяйка столь ему не доверяет, что собралась путешествовать этаким престранным образом. – Мало ли до чего додумается.

– Я бы не согласилась.

– Ты эту девицу не видела. А я слышал, что у него таких пять и вообще…

Он сидел ровно и столь уверенно, что человек незнакомый мог бы обмануться, счесть Демьяна совсем уж здоровым. Однако к счастью своему Василиса знала правду.

– …и вообще мне так спокойнее. А мне целители велели оставаться спокойным, - завершил речь Демьян.

– Тогда да, - Василиса кивнула. – И… куда поедем?

– Недалеко.

И вправду недалеко.

Сосновый бор и струны солнца, которые протянулись от неба к земле. Звон ветра. Запах смолы и капли ее, янтарные, яркие, словно бусы поверх кольчуг старой коры.

Сухой мох.

И кусты черники, на которых переливаются темные глянцевые ягоды.

– Еще ведь… все равно рано? – Василиса не удержалась, сорвала одну.

Сладкая.

– Рано. Наверное, - Демьян спешился тяжко и, освободив кобылу от узды, закинул повод на ближайшую ветку. – Я ничего в растениях не понимаю. Попросил… Павлушу… мой… ученик, а теперь уже преемник, похоже.

Он и ходил-то осторожно, с опаскою, а туда же порядочных женщин красть.

– Сказали, что жить я, конечно, буду, но вот к службе негоден.

– А Вещерский?

– Он сказал, что здоровьем не вышел с целителями спорить. Да и я сам… честно, понятия не имею, что будет дальше. Я как-то привык при службе. А теперь вот отвыкать придется.

Демьян неловко опустился на сухой мох.

– Не подумай, что… наградой, сказали, не обидят… земель выделят, да и…

Василиса протянула горсть ягод.

Есть чернику одной показалось не то, чтобы невежливым, скорее неправильным. А Демьян взял.

– Бельцевские объявились. Дядюшка предлагает восстановить меня в правах.

– А ты?

– А я… не особо, - Демьян ягоды ел осторожно и сосредоточенно. – Не чувствую я… родства. Чужие люди. Чужие дрязги. Не хочу встревать.

– Тогда не надо.

– Земель здесь выделят… если чуть дальше… у Павлуши супруга из водных магов, сказывал, что, если нужно, то поможет, выведет источники на волю. Будут пастбища… пригодятся ведь?

– Пригодятся, - согласилась Василиса. – Пастбища всегда нужны.

– Вот и я подумал…

Вдвоем есть чернику было вкусно.

Сладкая.

И терпкая. И какая-то самую малость неправильная, с легким медовым привкусом, вовсе этой ягоде нехарактерным.

– Так выйдешь за меня замуж? – повторил Демьян вопрос.

– А…

– Я говорил с Константином Львовичем. И с твоею бабушкой.

– Двоюродной.

– Думаешь, она теперь на двоюродную согласится? – усомнился он. И Василиса, подумав, решила, что Демьян прав.

Не согласится.

Уж как Алтана Александровна кухню обжила, переиначила на свой лад, так и жизнь Василисину переиначит, если, конечно, Василиса позволит. А она не позволит.

Не то, чтобы она полагала, будто Алтана Александровна желает зла. Отнюдь. Просто… хватит. Ее жизнью и без того слишком долго управляли другие, пусть и горячо любимые, люди. Но теперь Василиса сама.

Как-нибудь.

– Так вот, - продолжил Демьян, собирая губами ягоды с ладони. И губы у него сделались синими, как и руки, и не только у него. – Оба уверены, что там, в конюшне, твоя сила с моею переплелась так тесно, что ни один треклятый некромант эту связь не расплетет.

– А если ошибаются?

– Думаешь, расплетет?

– Нет, - Василиса покачала головой. – Просто… понимаешь… а если вдруг оно тебя убьет…

– До сих пор ведь не убило.

– Ну а потом…

– Потом – будет потом. И вообще, женщина, я тебя украл…

Василиса приподняла бровь.

– …мне и решать, что дальше.

…местечковая церковь пристроилась на краю обрыва, над самым морем, которое разволновалось, будто это оно было невестою. И разволновавшись, оно поспешило принарядиться, накинуло кружевную шаль из пены, посыпало сверху искрящеюся алмазною крошкой брызг.

Но то море.

А батюшка, глянув на Василису, покачал головой. Верно, давно ему не попадались этакие неудачненькие невесты, чтобы в мужском почти наряде, да еще и черникою перемазанные. Но, пожалуй, впервые Василисе было действительно безразлично, что о ней подумают окружающие. Для того единственного человека, для которого ей хотелось быть красивой, она красивой и была.

Здесь.

Сейчас.

И всегда до конца дней, что их с Демьяном, что вовсе этого мира, в котором где-то там, в поднебесье, еще бродят табуны небесных коней.