Леди-послушница
Шрифт:
Да, леди Кристина догадалась, кто убил ее мужа. Артур и сам не скрывал этого, когда недавно ночевал у нее. И она не прогнала его, ибо все еще любит парня. Но теперь с этим покончено.
– Об этом я и молилась у раки своей святой, – быстрым шелестящим шепотом говорила вдова. – Сегодня я покину Шрусбери, порву эту порочную связь с убийцей моего бедного мужа. Но прежде чем уйти, я хочу тебя предостеречь.
Она испытующе вгляделась в широко открытые, странно опустевшие глаза Милдрэд. Та сидела, будто изваяние, но даже в ее застывшей неподвижности угадывалась горькая мука. Но Кристине нужно было довести задуманное до конца.
– Я
Милдрэд слушала, что теперь, когда Кристина овдовела, аббатиса явилась к ней и стала уговаривать стать по окончании траура женой Артура. Сей облаченной доброй славой настоятельнице не терпится выгодно пристроить своего воспитанника. Она обещала Кристине дать за Артуром кое-какие личные средства, дабы он не считался совсем уж недостойным брака с благородной дамой, опять намекала на свое якобы родство с ним. Однако насколько бы порочной и заслуживающей порицания ни была Кристина, она не в силах соединить жизнь с убийцей мужа. Поэтому отказала. А потом увидела, что Артур, бросив попытки добиться успеха с ней, стал обхаживать юную Милдрэд Мареско. И Кристина не удивится, если настоятельница всячески потворствует своему любимчику и в отношениях с Милдрэд, способствуя их частым встречам наедине.
При последних ее словах Милдрэд горестно вскрикнула и зарыдала, закрыв ладонями лицо. Кристина обняла ее за плечи, успокаивала елейно ласковым голосом. Леди Мареско следует остерегаться таких людей, избегать Артура и не попадать под влияние столь несправедливо почитаемой женщины, как настоятельница Бенедикта.
Милдрэд не могла больше оставаться. Участие и доброта этой женщины были для нее унизительны. Она вырвалась и, рыдая, кинулась прочь из церкви.
Кристина с улыбкой смотрела ей вслед.
– Старушка Одри не напрасно поведала мне о прогулках сей малышки с Артуром, – пробормотала она. – И воистину она заслужила свою награду. А я… Всего немного сообразительности, и эта крошка будет шарахаться от Артура, как от чумы.
Она расправила складки бархатного блио и с улыбкой двинулась к выходу. У часовни своей святой леди задержалась.
– Два серебряных подсвечника на твой алтарь, – она ткнула пальцем в сторону изваяния над ракой, – два литых подсвечника, если замолишь за меня перед Всевышним эту мою ложь.
Милдрэд сама не заметила, как оказалась в дальнем конце сада подле увитой розами стены. Аббатиса некогда рассказывала, что саженцы этих роз ей переслала леди Гита… Ее мать всегда так хорошо отзывалась об их родственнице… а та в угоду своим планам стала сводней! Ибо теперь Милдрэд понимала, почему настоятельница надолго отправляла ее из монастыря с Артуром, отчего не противилась их встречам. О небо! И как она может носить крест на груди!
А Артур!.. Выходит, Милдрэд для него – просто способ возвыситься.
Девушка плакала долго и горько, пока совсем не отупела от слез и притихла среди ароматов разогретого
солнцем сада, под гудение пчел и воркование голубей. И тогда решила, что ей следует сделать.В послеобеденные часы аббатиса Бенедикта обычно отдыхала, хотя считалось, что столь образованная и богобоязненная женщина посвящает время богословским штудиям. Милдрэд решительно отправилась в ее покои.
– В чем дело? – возникла на пороге аббатиса.
– Мне надо поговорить с вами, преподобная мать!
В ее голосе звучал вызов. Она потребовала, чтобы настоятельница отправила ее на дальние выпасы вместо Ахи. Милдрэд готова была настаивать, поднять шум, выкрикнуть обвинения, проситься назад в Бристоль к братьям тамплиерам, если Бенедикта заупрямится. Девушка едва сдержалась, чтобы в лицо не обвинить ту в сводничестве.
– Хорошо, я выполню твое желание, – спокойно произнесла Бенедикта. – Ты хорошая подруга, раз так прониклась страданиями негодницы Ахи…
– Не такая она и негодница… в отличие от других! – многозначительно заметила Милдрэд.
Аббатиса какое-то время смотрела на нее своими темными карими глазами… похожими на глаза лжеца Артура! Может, они и впрямь родня?
– Хорошо. Ты поедешь, – повторила Бенедикта. – Это похвальное намерение, дитя мое, и я не устану призывать на тебя Божье благословение.
– Не сомневаюсь! – уходя, хлопнула дверью саксонка.
Глава 14
Когда они прибыли в Кинллайтскую долину, пастух по имени Ифор был совсем плох. Он в беспамятстве лежал в хижине, а приведший сестру Урсулу и Милдрэд пастушок в отчаянии носился по склону, где разбрелись овцы, вопил что-то на своем валлийском и едва не плакал. Еще бы: на пологом склоне напротив хижины неподвижно валялись около десятка овец: глотки разорваны, ноги и животы истерзаны.
– Волки поработали, – спокойно заметила сестра Урсула. Она вообще была на редкость невозмутимой. – Тех овец, кого не придется прирезать, будем зашивать.
Однако свои заботы она перво-наперво направила на валлийца Ифора. Пастух бредил, лицо его было прикрыто куском влажной ткани, а когда сестра Урсула откинула ее, Милдрэд даже замутило. Нос перекушен, половина лица располосована, щека просто отвалилась в сторону, открывая сочащееся розоватой сукровицей мясо, и сквозь разорванную мякоть были видны сцепленные окровавленные зубы. Да еще и рука пострадала.
Сестра Урсула сразу принялась за дело: поставила кипятить воду, раскатала полотняные повязки, стала перебирать какие-то склянки. Милдрэд пыталась ей помогать, рвала корпию [78] , однако монахиня отказалась от помощи.
– Сама справлюсь. Если Ифор после такого ранения еще и ходил – а по рассказам пастушка Родри, когда он отправился за помощью, Ифор еще вставал, – то думаю, он свалился лишь этой ночью. Он достаточно силен, как все, кто постоянно живет на воздухе и в движении. Я пока только зашью ему лицо и постараюсь предотвратить заражение. От тебя же, девушка, будет больше толку, если ты поможешь Родри управиться с овцами.
78
Корпия – перевязочный материал из нитей расщипанной льняной или хлопковой ветоши. В прошлом ее применяли вместо ваты.