Леди в красном

— Но… я… я хочу ребенка.

Она не осознавала этого до конца, пока не произнесла вслух, и теперь в ее взгляде читался вызов.

— К сожалению, это касается нас обоих, а я пока не готов стать отцом, — сказал он, закуривая сигарету и глядя сквозь облачко дыма, которое лениво окутало его лицо.

Она заплакала и, по-прежнему считая, что он просто потрясен и не осознает, что говорит, сказала:

— Ты не можешь так думать. Просто эта новость застала тебя врасплох. Разве ты не видишь? Возможно, это часть божественного замысла. И твое поведение вовсе не значит, что мы не должны пожениться.

— Так ты думала, что я собираюсь на тебе жениться? — Присев на краешек стола, он презрительно рассмеялся и погасил сигарету. — Мне очень жаль, если я дал тебе повод так думать, но на самом деле у меня этого и в мыслях не было. И если ты решишь оставить этого ребенка, я не признаю его своим.

— Но ведь все и так знают…

Она осеклась, понимая, что на самом деле о них не знал никто. Это было частью его игры. Вот зачем он скрывал их отношения от всех — на случай непредвиденных событий вроде этого. Но если кто-то и был не в курсе дела, так это она.

Лоуэлл нацарапал на клочке бумаги номер телефона и протянул его ей:

— Когда в тебе проснется здравый смысл, позвони по этому номеру. Насчет денег не волнуйся, все расходы я возьму на себя.

Но ей не нужно было тратить на раздумья ни секунды — она и так уже все решила. Элеанор яростно разорвала листок и швырнула клочки на пол.

Лоуэлл раздраженно покачал головой.

— Тогда ты просто дура. Хочешь по-плохому? Вперед, но уже без меня. Между нами все кончено, Элеанор. А теперь возьми свои вещи с рабочего места и можешь быть свободна.

Эти слова хлестали ее по лицу, как льдинки.

Элеанор не могла поверить, что мужчина, который стоит перед ней и смотрит так холодно, тот же человек, которого она любила и ребенка которого носит сейчас под сердцем. Она беззвучно зарыдала, закрыв лицо руками, словно одно только его присутствие причиняло ей боль. Когда он наконец ушел, она медленно опустилась на колени, словно в немой мольбе. Она не знала, как долго так стояла: минуты, часы?

Наконец она заставила себя подняться, чувствуя в онемевшем теле боль, словно после побоев. Как в беспамятстве она собрала со стола личные вещи и в последний раз направилась к двери. Она чувствовала себя не только глупой, но и смешанной с грязью: теперь ееимя будут шепотом передавать по офису. Последний трофей Лоуэлла. Наигравшись, он бросил ее, как и всех тех, что были до нее.

Родители, когда она все им рассказала, были скорее подавлены, чем разгневаны. Отец в одночасье превратился в старика, сгорбленного и седого, а мать бродила по дому как привидение, смертельно бледная, с покрасневшими глазами и избегала Элеанор. Она восприняла позор дочери как собственный и никому ничего не говорила, страшась людской молвы.

Однажды отец отвел Элеанор в сторону.

— Я долго и усердно замаливал твой грех, Элли, и, кажется, Бог меня услышал. — Он говорил так, словно ее беременность была и его крестом тоже. — Помнишь Джо Стайлза?

Она кивнула, смутно припоминая его по воскресным службам. Это был плотно сбитый мужчина с обветренным лицом, который пел гимны глубоким баритоном, перекрывающим голоса остальных.

— В общем, я говорил с ним о тебе, — продолжал отец с непреклонным упорством, словно ему во что бы то ни стало нужно было высказаться, пока он не дал слабину и не передумал. — Я рассказал ему о твоих… гм, обстоятельствах, и он думает, что может тебе помочь. Это хороший человек, Элеанор. Все могло обернуться гораздо хуже для тебя.

И тут до нее дошло, куда клонит отец: он хочет, чтобы она вышла замуж за этого Джо Стайлза, человека, с которым при встрече здоровалась, только и всего. Элеанор почувствовала бы себя оскорбленной, если бы не находилась в состоянии глубокого оцепенения. Поэтому она просто молча сидела и слушала, как отец расписывает достоинства Джо: что он не пьет и не курит, что у него есть рыбацкая лодка и дом в придачу. Она даже согласилась встретиться с этим человеком. Быстрая и безболезненная смерть в тот момент была для нее не менее удобным вариантом, но самоубийство — это не выход. Ей следовало подумать о ребенке.

Встреча произошла на следующий день у них в гостиной, а родители тем временем места себе не находили, ходили взад-вперед за дверью. Если бы Джо Стайлз сказал хоть что-то не так, дальше этой встречи дело бы не пошло. Если бы он, например, сказал, что намерен закрыть глаза на тот факт, что она ждет ребенка от другого мужчины и по сути является испорченным товаром. Вместо этого Джо лишь сказал, что сочтет за честь взять ее в жены и что его дом может стать ее домом, если она того пожелает.

— Он не такой уж просторный, зато крепкий. И там есть комната, которую можно будет оборудовать под детскую. — Это все, что он сказал о доме, который его отец построил собственными руками. — А что касается ребенка… Я хочу, чтобы вы знали, что я буду относиться к нему, как к своему собственному.

Глядя на Джо, примостившегося на мамином ганзингеровском стуле, в окружении фарфоровых статуэток, которые собирала Верна, она вспомнила старое выражение: слон в посудной лавке. Джо не был настолько крупным, чтобы считаться воплощением грубой силы, но у него были непропорционально большие руки, а шея, передавленная воротником рубашки, — толстой, со вздувшимися жилами. Даже костюм на нем был несуразный, весь в пятнах, а пиджак выглядел тесным и топорщился, словно был приобретен за много лет до того, как от ежедневного физического труда его руки и грудь обросли мышцами.

У Элеанор из памяти не шли слова отца о том, что все могло обернуться гораздо хуже. Да, Джо был простоват, необразован и далеко не красавец, зато у него доброе сердце, а чего еще ей оставалось желать? Она была не в том положении, чтобы выбирать. И даже тот факт, что она его не любила и не могла представить, что сможет когда-нибудь испытывать к нему те же чувства, что к Лоуэллу, ее особо не волновал. Этот выбор был продиктован необходимостью, а не ее желанием.

— Предположим, я соглашусь, но что будете вы от этого иметь? — спросила она прямо.

Он покраснел, уловив скрытый подтекст в ее словах, и на миг потерял дар речи, не в силах отвести взгляд от сложенных на коленях мозолистых рук. Этот человек явно не привык обговаривать столь интимные подробности.

— Я возьму лишь то, что вы сами захотите мне дать, — сказал он наконец, поднимая голову и встречаясь с ней взглядом. — Если вы не пожелаете разделить со мной постель, я с уважением отнесусь к вашему решению.

Заглянув ему в глаза, она поняла, что он говорит совершенно искренне.