Леди второго сорта

Давенпорт нахмурился. Он смотрел на меня и молчал, обдумывая мою просьбу, а я продолжала улыбаться, чувствуя, как от напряжения сводит скулы. Все-таки ужасно глупо в моем возрасте оказаться в положении несмысленыша, не имеющего права распоряжаться ни собой, ни деньгами. И вряд ли я долго выдержу навязанную судьбой роль. Вопрос только в том, чем мне грозит разоблачение? Вряд ли «опекун» обрадуется тому, что тело его подопечной захватила какая-то непонятная девица. А учитывая, кем он работает… Нет, лучше пока не рисковать. Но, с другой стороны, мне же нужно как-то устраиваться в новом мире? А как это сделать, если меня вынуждают принять навязанные правила игры?

– Что ж, хорошо, – придя к какому-то мнению, медленно произнес Давенпорт. – Я попрошу Доуэна подготовить отчет.

Ага. И пройдет еще неделя-другая, прежде чем я этот отчет увижу. Нет уж. Будь что будет!

– А вы можете на словах обрисовать ситуацию? – мило улыбнулась опекуну. – Я хотела бы заняться ремонтом особняка, и должна понимать, на что рассчитывать.

– Ремонтом? – переспросил Давенпорт, и в его глазах мелькнуло недоумение.

– Ну да. Разве можно жить в этой лавке старьевщика?

Нет, по большому счету, меня мало волновала обстановка чужого дома. Но как еще, если не ремонтом, объяснить свое желание разрушить стену в спальне?

Давенпорт молчал. Смотрел на меня и молчал, а я чувствовала себя все неуютнее под его испытующим взглядом. «Все нормально. Все хорошо. Я – леди Изабелла Бернстоф, меня не нужно ни в чем подозревать», – безмолвно твердила я, пытаясь внушить эту мысль опекуну, вот только уверенности, что мое внушение сработает, не было.

– Белла, вряд ли это желание можно назвать разумным, – сказал, наконец, Давенпорт, а мне захотелось выругаться.

Ну почему с ним так сложно?! Если на каждый пустяк придется брать разрешение этой ледышки, долго я не выдержу. Кто бы знал, как трудно притворяться нежным цветочком Беллой!

Я заставила себя сосчитать до десяти, а потом невинно поинтересовалась:

– Почему?

– Ты еще недостаточно оправилась после падения. Тебе нужен покой.

– Но я прекрасно себя чувствую.

– Разве?

Многозначительный взгляд темных глаз остановился на моих ногах.

– Да, – немного резче, чем хотелось бы, ответила я.

Не нужно напоминать о моей беспомощности. Она временная. И однажды я обязательно смогу ходить. По-другому и быть не может.

– Что ж, денег у тебя достаточно. Хватит на долгую безбедную жизнь, – после паузы сказал Давенпорт, но не успела я обрадоваться, как он добавил тоном, не терпящим возражений. – Однако в данный момент я не вижу никакой необходимости в ремонте.

Вот как? Это еще почему?

Внутри вскипало раздражение. С какой стати этот чужой и равнодушный человек решает, что мне можно, а чего нельзя? С малых лет я привыкла сама управлять своей жизнью. Еще и тетю Фиму, с ее поразительной непрактичностью, на себе тянула. А тут – пожалуйста! Какой-то иномирный лорд диктует мне, как жить.

При воспоминании о тетушке в душе шевельнулась тоска. Урода, сбившего тетю Фиму на пешеходном переходе, так и не нашли – ни полиция, ни частный детектив, которого я наняла по наводке подруги Таньки. «Безнадежное дело, – через пару месяцев поисков заявил мне бывший мент, занимающийся сыском. – Уверен, тачка краденная, и, скорее всего, ее уже давно на запчасти разобрали». И он посоветовал забыть о мести, и жить дальше. Если бы это было так просто! Стоило представить, что урод, убивший тетю Фиму, спокойно наслаждается жизнью, как меня начинало трясти. И хотелось кричать от бессилия. Тетя Фима, она же была как ребенок. Никогда никому слова плохого не сказала, всем верила, постоянно кому-то помогала. Сколько раз я свою «святую простоту» из всяких передряг вытаскивала! То ей акции несуществующего завода втюхать пытались, то пожертвования на тибетский ашрам выманивали, то экстрасенс Гоша сеанс общения с загробным миром устроил, содрав с тетушки кругленькую сумму. Хорошо, что я вовремя из отпуска вернулась. Деньги у проходимца забрала, а его самого с лестницы спустила. А тетя Фима только вздыхала и говорила, что у Гоши очень просветленная аура, и он просто не способен кого-либо обмануть.

Я с трудом заставила себя отвлечься от прошлого, и твердо посмотрела в холодные глаза опекуна.

– Вы уверены, что в ремонте нет необходимости? Это ведь не вам приходится жить в окружении… старых вещей.

Я в последний момент заменила слово рухлядь на более нейтральное, и обвела рукой плотно заставленный кабинет.

– Половину из которых, между прочим, давно пора выкинуть. И вообще, я могу сама решить, что мне делать.

– Не можешь, – процедил опекун, заставив меня поперхнуться от возмущения.

– Что?

– Ты вольна распоряжаться только ежемесячной суммой содержания, и не более того. На любые крупные траты необходимо согласие опекуна, а я его не дам.

– Но почему?

– Потому что это неразумно.

Да что ж такое-то! Я с трудом сдержала рвущиеся с языка ругательства.

– И какова сумма моего содержания? – постаравшись взять себя в руки, невинно поинтересовалась у опекуна.

– Двести ронов, – ответил тот, и поднялся из-за стола.

На идеально отглаженном костюме не осталось ни одного залома, ни единой складочки. Темно-синее, почти черное сукно плотно облегало прямые плечи и ровную спину, длинный ряд застегнутых пуговиц придавал сюртуку форменный вид.

– Тебе пора отдыхать, – сухо произнес Давенпорт.

Он подошел ко мне, взялся за спинку кресла и покатил его к дверям.

– Но мы не договорили!

– Разговор окончен, Изабелла, – твердо произнес опекун и выкатил кресло в коридор. – И возвращаться к нему мы не будем.

– Получается, мое мнение ничего не значит? – тихо спросила я, хотя больше всего на свете мне хотелось громко выругаться и послать Давенпорта по известному каждому русскому человеку маршруту.

– Белла, ты слишком юна и неопытна, и совсем не представляешь тягот жизни, – голос опекуна зазвучал чуть мягче. – Поверь, я знаю, что для тебя будет лучше.

Ну-ну. Значит, сиди, девочка, и не рыпайся, взрослый дядя все за тебя решит. Что ж, это он зря. Я не Белла. И не собираюсь покорно подчиняться чужой воле.

– Сколько мне осталось до совершеннолетия?

Я сжала подлокотники кресла, уговаривая себя не заводиться.

– Три года.

– Так долго?!

Я все-таки выругалась на великом и могучем. Да что ж такое-то! Столько я точно не выдержу!

– Что ты сказала? – переспросил Давенпорт и остановился.

– Не обращайте внимания. Старый диалект. Скажите, а сколько мне сейчас?

– Ты действительно не помнишь? – в глазах опекуна мелькнуло сомнение. – Месяц назад исполнилось семнадцать.

Кошмар. Совсем ребенок. Глупый, как думает Давенпорт, и капризный ребенок. И что теперь делать? При всем желании мне не удастся долго притворяться юной наивной девочкой. Да у меня уже не получается. Что ни слово – то прокол, что ни попытка пообщаться с местными – то сплошные подозрения с их стороны. Но что делать, если мы с Беллой такие разные? Да я даже в ее возрасте не была наивным тепличным цветочком. Жизнь с тетей Фимой заставила меня рано повзрослеть, и взять на себя обязанности по устройству нашей жизни. Тетушка была очень доброй, но совершенно не практичной. Могла накупить на последние деньги экзотических фруктов или икры, а то и торт какой-нибудь дорогущий прихватить. «Мне так хотелось тебя порадовать», – расстроенно говорила она, когда оказывалось, что до ее зарплаты осталась еще неделя, а деньги уже закончились. Так что в четырнадцать лет я забрала у тети Фимы «бразды правления», и сама вела наш бюджет. А в пятнадцать уже обшивала знакомых, с легкостью освоив пылившуюся в шкафу швейную машинку. «Хорошо, что ты такая практичная, Диночка, – вздыхала тетя Фима. – Я бы без тебя точно пропала». И при этом она забывала о том, что без нее пропала бы я. Не знаю, что со мной было бы, не появись тетя Фима в Томске.