Ледокол

— Я тебе денег дам!

— Ну да, это решающий аргумент, — раздражаюсь я.

Везде только деньги. Всё и всегда. Деньги, деньги.

— Разводись так.

— Так он оставит меня без гроша, — пожаловалась она, словно мы с ней секретничали, — я семь лет прожила с этим чудовищем, не для того чтобы остаться с голой задницей.

Я только усмехнулась. Да я его тоже частенько звала чудовищем. Только если честно, положа руку на сердце, я бы предпочла его приручить, что у меня так и не вышло.

— Значит живи дальше и терпи, — я встала из-за стола, сама мысль того что Кир, живёт с Жанной дальше, под одной крышей, а возможно и делить постель, омрачила и без того мерзкое настроение, да так, что меня затошнило, только стоило представить их вместе.

— Ну вот, Юля, — прищуривается она, — а говоришь несерьёзно у вас.

У меня сложилось впечатление, что этот вывод ей, почему-то был важен.

— Нет больше никаких нас, ты разве не слышишь меня, — рявкнула уже, не стесняясь никого.

Зачем она это заладила? Что за бред? Давит и давит на больную мозоль!

Жанна только довольно улыбнулась, и подмигнула мне.

— Спасибо, что уделила мне время!

— Да не за что. Засунь себе своё спасибо! — зло выругалась я, не понимая её да конца, но отчётливо чувствуя какой-то подвох. Так и ломала голову да конца рабочего дня, зачем она приходила, и к чему весь этот разговор.

3

Я работала двадцать восьмого, и двадцать девятого в ночь, а тридцатого и тридцать первого, была дома. Ну и первого, второго.

Мы с Андреем запланировали много мероприятий на эти дни. Новый год решили справлять с моими родителями. Сын заказал кучу различных блюд. Чувствую, за их приготовление предстоит приняться за два дня. Ещё в новый год решила поговорить с родителями, всё им рассказать, и возможно найти поддержку, ведь рано или поздно правда сплывёт наружу. Вернее сказать, вырастит.

Я шла после ночной смены, прикидывая зайти ли в магазин сейчас, или потом тащить всё скопом. На улице стоял морозец, и ещё совсем было темно, Всё же восемь утра. Остановка была совсем рядом, почти за углом, и автобусы в моём направлении, всегда шли свободные. Можно было усесться на свободное сидение, и вытянуть уставшие ноги. В голове составляла список того, что надо было купить на праздничный стол, неплохо бы записать всё, а то, что-нибудь, да забуду. Вдруг дорогу мне преградила большая машина, я остановилась и удивлённо уставилась на внедорожник, тем более, что дверца пассажирского сидения открылась, и оттуда вышел низкий крепкий мужчина, не по погоде одетый в лёгкую куртку, без шапки. А за ним на сидении, сидел испуганный Андрей.

— Мам, — пролепетал сын, и шмыгнул носом, сдерживая подступающие слёзы.

Я в негодовании уставилась на мужика, потом на сына.

— Андрей? Что происходит? Почему ты… — договорить мне не дали. Мужик бесцеремонно, и молча, затолкал меня к сыну.

Я не сопротивлялась только потому, что там был Андрей. Я неуклюже бухнулась на сидение, поправляя съехавшую на глаза шапку, и притянула сына к себе, осмотрелась.

— Что происходит?

Низкий мужик запрыгнул следом за нами, потеснив нас на заднем сидении. Дверцы тут же заблокировались. Машина поехала. С переднего сидения, наконец, соизволил обернуться ещё один пассажир. Здоровый мужик, кавказец. Тёмные глаза, короткие волосы, борода. Он повернулся и заполнил собой всё пространство, даже дышать стало тяжело. Я вжалась в сидение, и прижала Андрея ближе.

Бедный мой мальчик! Как же ему здесь было страшно!

— Вы кто такие? Совсем охренели? — рявкнула я, уже догадываясь, что дело худо. — Что вам нужно? И как вы посмели тронуть моего сына?

— Язык как помело, — скривился кавказец, и что-то сказал водителю на незнакомом языке, криво усмехнулся, и снова посмотрел на меня своими чёрными глазами.

— Не люблю таких дерзких баб, — выдал очередное умозаключение он, — такой член в рот засадишь, а она того и гляди его откусит.

— Что, были прецеденты? — морщусь я от его слов, и закрываю уши Андрею.

Чёрные глаза кавказца смотрят с таким пренебрежением, словно я кусок мяса, посмевший, раскрыть рот. Он слегка склонился ко мне, и в нос ударил его аромат. Сильный, мощный, раздирающий ноздри. Так и захотелось откашляться, открыть окно и глотнуть свежего воздуха.

— Слушай сюда, сучка борзая, ты мне нужна, в относительно целом состоянии, поэтому на первый раз я тебя прощаю, но запомню твою дерзость, — проговорил он, и перевёл глаза на Андрея, — не забывай, что ты не одна!

— Зачем я тебе нужна? — спросила, стараясь не дать дрожь в голос.

— Просто заткнись, и делай что скажут, и останешься целой. Ты и твой пацан, — кавказец отвернулся.

Я ещё долго гипнотизировала его взглядом, но он больше не повернулся и ничего не сказал. Мельком глянула на соседа.

Тоже каменное лицо. Мысли в панике метались в голове. Я прижимала Андрея и гладила его головку, пытаясь успокоить.

Кто бы меня успокоил, и рассказал что происходит.

То, что это бандиты и так понятно.

Но зачем мы им? Чего они хотят? Выкуп? От кого? Опять Юра вляпался куда-то? Или это связано с Ямалом?

Все мои попытки хоть что-то понять не увенчались успехом, со мной больше никто не разговаривал, и мы, прижавшись, друг к другу с сыном, сидели и следили за дорогой.

Мы выехали за город.

Ну почему всегда за город?

Все бандитские дела твориться за городом. Потом вообще была какая-то заброшенная пром-зона. Машина притормозила у разрушенного здания, нас вывели, отобрав мою сумку, и бесцеремонно обыскав нас обоих.

Что искали-то? Оружие?

Потом по хрустящему, не тронутому снегу повели вовнутрь какого-то заброшенного здания. Мы еле доковыляли, выворачивая ноги в глубоких сугробах. Андрей постоянно увязал, и мне приходилось его вытягивать, О помощи со стороны даже говорить было нечего. Все сапоги набились снегом, и я начинала мелко дрожать, прижимая сына, и постоянно интересуясь как он.

Было страшно. Не за себя. За детей. За нынешнего, и ещё не рождённого.

Чего они хотят? Куда нас ведут?

Мы спустились вниз, когда, наконец, преодолели сугробы, и вошли под разрушенную крышу. Там обнаружилась лестница, которая привела нас в подвал. Нас подвели к железной двери, подсвечивая телефонами, темные проходы. Щёлкнул замок. Дверь тяжело открылась, и на нас пахнуло тяжёлым, затхлым запахом. И подуло теплом. Какая-то бытовка, судя по выхваченным светом фрагментам. Здесь пролегали трубы теплотрассы, прямо так, тараня стены, и поэтому здесь было тепло, но и воняло соответственно. На полу валялись тюки. Голые цементные стены и потолок. Небольшая отдушина, в стене. Из неё еле-еле было видно улицу, очень далеко, и чуть поступал свежий воздух.

Это по всей видимости была наша с Андреем тюрьма.

— Послушайте, мы ничего не сделали, отпустите нас, или хотя бы ребёнка, ему всего девять, — запричитала я, понимая, что они собираются бросить нас здесь.

Мужчины даже глазом не повели, и тогда отстранив Андрея, я бросилась к кавказцу.

— Прошу, свяжитесь с Ямалом, он нас знает…

Он легко перехвати меня запястья, и прижал к стене. Андрея дёрнувшегося ко мне на защиту, придержал низкий мужик.

Кавказец, впился в моё лицо крупной ладонью, и его жуткие чёрный глаза, стали ещё страшнее в этой полутьме.