Ледовая армия
Шрифт:
— Сам узнаю. Ан Шураны опять? Я думал, что угомонил их.
— А как ты их угомонил? И за что?
— За языки. Много болтали. Пришлось поговорить с ними прямо.
— Ты сам говорил?
Фарри расплылся в улыбке:
— Эд! Что с тобой?
Он сел на койку рядом.
— Мы же для всех дети, Эд. Кто отнесется к нам серьезно? Что может знать этот молодой помет? — будто передразнил он кого-то. — Если хочешь, чтобы все эти взрослые, сильные, а иногда и опасные люди относились к тебе с уважением — не говори сам. За тебя говорить должны те люди, которые уже уважают тебя. Которые верят тебе. Которых придется уважать тем,
Фарри шмыгнул носом, глядя на свои ладони.
— Я ведь не воин. Не мудрец. Не шаман. Всего лишь беглый воришка, бывший раб Собирателей, бывший цирковой. Я даже не эмпат, Эд. Никто.
В коридоре кто-то громко засмеялся, проходя мимо. Прозвучало так, словно незнакомцы хохотали над словами Фарри.
— Даже компас попал ко мне случайно.
— Как и ко мне, — промолвил я.
Фарри повернулся ко мне, хитро прищурился:
— Так что, чтобы такой никто, как я, мог идти к своей цели, ему нужны те, кто уже кто-то, понимаешь? Кто воин, шаман, эмпат. Один я ничего сделать не могу. Нет во мне талантов. Мне помогают те, у кого они есть.
— Торос и Буран?
«И те люди, на барже…»
— Они тоже, — кивнул Фарри, неопределенно махнул рукой. — Стоят, мрачно смотрят, люди сразу серьезнее относятся. Это невероятно полезно при первом знакомстве с кем-то. Вот только в таких разговорах, как с ан Шуранами, нужны другие люди. Доходчивые. Мне помог Сабля. Он очень много мне помогал. Как в Барроухельме с лотереей, так и тут. Он научил меня услугам.
— Услугам? — эхом повторил я.
— Ты помогаешь человеку. Сам. А потом просишь о небольшой услуге, и если он ее оказывает, то когда ему вновь требуется помощь, ты опять приходишь на выручку, и в следующий раз можешь попросить больше. Одно за одним. Одно за одним. Так многое можно сделать, Эд. Главное внимательно смотреть по сторонам. И тогда даже никто может изменить все.
— А если человек откажется помогать тебе?
— Тогда его нужно наказать, — от Фарри повеяло непривычным холодом. — Так, чтобы знали все.
Я напрягся, но постарался сохранить непринужденный вид.
— Ты так делал?
Он помолчал недолго, прищурился, изучая меня и коротко кивнул:
— Да.
«Он не врет тебе. Скажи ему, что ты видел. Скажи ему, что ты был рядом, когда карали Скольдена. Спроси его!»
— Так, хватит, — Фарри сбросил с себя серьезность. — Кушать-кушать хочу. Значит, ан Шураны?
— Нет, — не улыбнулся я.
Фарри хитро посмотрел на меня:
— Я ведь сам узнаю, Эд. Когда ты можешь что-то решать для простых людей — у тебя накапливается много возможностей.
— И если они не делают то, что ты хочешь — ты режешь им пальцы?
Фарри моргнул, опешив, напрягся:
— Откуда ты… Что за представление ты мне сейчас устраиваешь?
— Я слышал, как вы говорили со Скольденом. Хотел понять, насколько глубоко ты увяз, друг. Боялся, что ты меня обманешь.
Он поник, отвернулся.
— Глубоко увяз, Эд. Без радости, поверь мне. Но какой выбор, а? Вот только что тебе говорил… Быть героем — добрым и милосердным — очень хочется, но жизнь, льдинки-ботинки, одна, а этот способ работает. Если бы у меня была
вторая попытка, я бы попробовал иначе.— Понимаю…
— Вряд ли, — вскинулся он. — Вряд ли понимаешь. У меня нет права на ошибку, нет права поручить что-то кому-то еще, потому что тогда все к драной матери может развалиться. Все вокруг люди.
— Как и ты…
— Да, как и я. Но я готов поступиться собой ради плана. Ладно, все. Хватит. Пойду поем.
Мне было больно за него. И потому я не удержался и сказал ему вдогонку.
— Ты не никто, Фарри.
Слова настигли его у двери. Он обернулся, на лицо упал свет от дрожащего на потолке шаманского фонаря.
— Ты — руководитель экспедиции, — ободряюще улыбнулся ему я.
Он грустно хмыкнул и вышел.
«Ты опять забыл поговорить о Черном Капитане?»
Я сел, шлепнул себя по щекам.
— Не спать. Не спать! Дождаться!
Глава девятнадцатая «Что снится Черному Капитану?»
Сегодня корабли встали на ночь треугольником. Мелкие харьеры и лайары забрались под защиту старших братьев, и рядом с ними от бортовых фонарей было светло, как днем. Я сделал несколько шагов по льду, царапая его зубьями кошек. Мороз набросился на меня с жадностью.
Во мраке он кусает сильнее.
В темной Пустыне огни кораблей были чужеродны, но их холодный свет грел души. Если бы все ледоходы гасили свет на ночь, я точно не посмел бы выйти наружу. Потому что в ночи замерзших равнин нет места человеку.
Корабль Малакрая находился прямо передо мною. Командир «Изумительного» примкнул к нам, так как, по его словам, такое решение поддержала вся команда. При этом он очень неуклюже отшутился, когда Фарри попросил подняться к нему на корабль. Это случилось после того, как я, по ночной просьбе друга, несколько дней подряд обыскивал баржу и «ИзоЛьду» в надежде найти Черного Капитана.
Делали все тайно, чтобы не добавлять людям новых тревог (Фарри так и сказал «не добавлять новых тревог», честное слово). Так что я просто бродил по кораблям с глупыми вопросами, прикрываясь приказом руководителя экспедиции.
Оставался только «Изумительный».
Фарри, посмеявшийся шутке Малакрая, через несколько дней попытался напроситься в гости еще один раз, и в этот раз капитан шаппа выдал остроту не такую смешную, но уже напряженную. На корабль к себе он пускать не хотел.
Именно поэтому ночью я вышел на лед.
Левее возвышалась баржа Ластен-Онга. Свет облизывал сонные лайары и харьеры, практически лишая их теней. Зато там, куда фонари не доставали, тьма была еще глубже. В отличие от нас, ночь скрывала свои тайны. И где-то там мог шастать Черный Капитан.
Если его нет на «Изумительном».
Я затянул капюшон, поправил шарф и пошел к ледоходу Малакрая. Кивнул дозорному, бродящему вокруг стоянки малых кораблей. После атаки акул у нас появились часовые.
Тот вскинул руку в приветствии и ничего не спросил.
Басовито гудели двигатели ледоходов, цокали по льду «кошки», шуршал мех капюшона. Мороз собирался с силами, окутывал меня все больше. Небо вспыхивало огнями.
Про свой план я никому не рассказывал. У Фарри забот хватало, и он надеялся дожать Малакрая, так что отыскать Черного быстро мог только самонадеянный эмпат.