Ледяная месть

— Не думаю, что очень, но все-таки будет лучше, если эту ночь ты проведешь в изоляторе.

Я попытался убедить Добронравову, что нисколько не боюсь Скопова, но после разговора с ней меня вернули в постылую камеру. Ну, вот, а я раскатал губу, что в этот раз проведу в неволе всего две ночи…

Глава 8

В прошлый раз меня встречал мой друг Кеша, но сегодня вместо него на том же самом месте стоял Миша Сбитнев. Кеша, помнится, снял двух подружек, а Миша ждал меня в гордом одиночестве. В гордом, потому что он гордился собой и презирал меня. Всем своим видом давал понять, что видеть меня не хочет.

— Чего, Игорек, стоишь, как тополь на Плющихе? — развязно спросил я. — Девчонку «снять» хочешь? Не клюет?

— Плевать мне на девчонок! — сквозь зубы процедил он.

Мимо нас как раз проходила некрасивая, но неплохо сложенная девочка в розовой шляпке, в зеленой кофточке и желтых балетках. Я бы на это «чудо» и не глянул, если бы не Миша.

— Ну, наконец-то! — Это была единственная фраза, дальше пошла в ход мимика лица.

Я постарался без слов передать ей всю гамму чувств — от удивления до обожания. Я так долго стоял здесь в ожидании чуда, но вот, наконец-то, оно свершилось: я встретил эту чудесную девушку, за один миг влюбился, за другой — прожил с ней целую жизнь, о чем ничуть не жалею. Напротив, так счастлив с ней, что боготворю ее…

Судя по тихому восторгу в ее глазах, моя постановка удалась. Она остановилась, замерла в ожидании. Все, она моя, и теперь я мог делать с ней все, что угодно — пока в разумных, правда, пределах, но со временем она могла стать моей во всех смыслах. Но я к этому не стремился. Я собирался расстаться с ней прямо сейчас.

— Девушка, вы даже не представляете, что сейчас произойдет!

— Что? — заинтригованно спросила она и затаила дыхание.

— Посмотрите внимательно на этого человека, — показал я на Сбитнева. — С виду парень ничего, но сейчас он будет плеваться, как верблюд. Что вы можете сказать по этому поводу?

Девушка испуганно отступила назад. Слова у нее были, а как их озвучить, если Миша мог на нее за это плюнуть? Но я встал между ними, и она оказалась в безопасности. Только тогда прозвучало заветное слово в ее исполнении:

— Козел!

— Спасибо! Хотя на самом деле верблюд… Улыбнитесь, милая, вас снимает скрытая камера!

Я обнял девушку за талию, повел несколько метров прочь от Сбитнева и, бросив ее, вернулся к нему. На этот раз козлом она назвала меня, но я даже ухом не повел.

— Ну, и зачем ты устроил этот цирк? — зло, но вместе с тем обескураженно спросил он.

— Это твой цирк, и ты в нем верблюд.

— Я же в переносном смысле сказал…

— Вот я и говорю, что плевки переносят инфекцию. А ты, по ходу, бешенством страдаешь.

— Да нет, это ты начал!

— Что начал?

— Это не Плющиха! Это Петровка!

— Ну, так тебя на Петровке и плющит. А я всего лишь про девчонок спросил. Ты же хотел, чтобы я Лизу для тебя «снял». Ты же для этого здесь, да?

— Сам знаешь, зачем я здесь!

— Так, вдохни поглубже, медленно выдохни. А теперь покажи, где твоя машина. Мы сейчас поедем ко мне, и ты по дороге выложишь мне все свои претензии.

Мы сели в «Форд» не первой молодости, я ткнулся затылком в подголовник, скрестил на груди руки и закрыл глаза. Плевать мне на его претензии. И на его пожелания также начхать. Сейчас мы приедем ко мне домой, я приму душ, долго буду пить кофе, наслаждаясь тишиной и табачным дымом, и пусть только Сбитнев попробует нарушить мой покой. Потом и на пивко можно перейти…

— Зачем ты Добронравовой про Лизу сказал? — зло спросил парень.

— А что я не так сказал, Игорек? — хмыкнул я.

— Я не Игорек.

— Хорошо, буду звать тебя кротом. Ты же у нас крот, да? Свой среди чужих. Я Борман, ты Штирлиц, да?

— Не смешно.

— Вот и я говорю, что ты не смешно роешь… Слушай, а может, это ты Светозаровых «замочил»?

— Я?! — оторопел от неожиданности Сбитнев.

— Ну, Лиза была так близка, а они пришли и все испортили… Надо было с Бурунова начинать. Ну, ничего, у тебя все еще впереди…

— Ты лечиться не пробовал?

— Кстати, о лекарствах. Пивка надо где-нибудь купить.

— Какое пивко, у нас работа сегодня!

— Люба задачу тебе поставила?

— Не Люба, а Любовь Алексеевна.

— И не поставила, а положила. Слушай, может, и мне на вас положить?

— Думаешь, я тебя уговаривать буду?

— Сам к Лизе пойдешь?.. Ведь она тебя даже не знает. А меня знает. У меня уже подход к ней есть. Я так ненавязчиво тебя с ней познакомлю… Только скажи, зачем ей какой-то ментовской крот, если у нее есть Костя, а он парень не бедный. Считай, принц, хотя и не заморский.

— Плевать я хотел на твою Лизу!

— Да? И зачем я только про нее Добронравовой сказал? Слушай, а она не из-за этого взбесилась?

— Кто взбесился?

— Ну, Любовь твоя Алексеевна. Я как сказал, что ты на Лизу запал, так она пятнами пошла.

— В смысле, пятнами? — разволновался Сбитнев.

— Ну, ты вот покраснел, и она покраснела…

— Кто покраснел?!

— Ты покраснел. Сколько тебе лет?

— Неважно!

— Семнадцать? Восемнадцать?

— Двадцать три!

— У-у, совсем большой! Только она еще больше. Сколько ей, сорок, пятьдесят?

— Тридцать четыре.

— Ну, совсем еще молодая. По сравнению с пятидесятилетней. Но если сравнивать с тобой…

— А ты не сравнивай. Это не твоего ума дело!

— Слушай, а почему она разозлилась, когда про Лизу узнала? И разозлилась, и краснеть начала. Я так понимаю, она к тебе неровно дышит? С молодыми не получается, так ты с теми, кому за тридцать?

— Заткнись!

Какое-то время я молчал, нагнетая напряжение, а потом с холодной злостью спросил:

— Ты это кому сказал?

— Тебе, — дрогнувшим голосом отозвался мент. Нет, он не испугался меня, но понял, что перегнул палку.

— Я тебе кум, сват, брат?

— Еще раз скажешь про Любовь Алексеевну в таком тоне, убью!

Сильное заявление. И я должен был отнестись к нему уважительно. Похоже, у парня действительно чувства к своему патрону. Да и она, похоже, к нему неравнодушна. И еще ревнует его. Мстительно ревнует…

— Любовь-морковь?

— Не твое дело.

— Почему не мое? Любовь твоя Алексеевна тебя со злости ко мне подсунула. Это она тебе за Лизу отомстила.