Ледяная тюрьма

— Тебе же и шестидесяти нет.

— Я в тот момент ощутил себя более старым, чем на самом деле.

Она сказала:

— Надо поскорее спускаться. Лампу Питу передала я сама.

— Он-то в порядке?

— Все нормально. Нос только раскровянил, это когда тот хотел содрать с него маску. Да Пит это переживет.

— А что с Джорджем?

— Переживает, наверное. Потрясение, я думаю. Харри как раз объясняет ему про Роджера.

— У тебя слезы на щеках.

— Знаю.

— Что-то не так?

— Все так, — сказала она. — Харри — живой.

23 ч. 39 мин.

Снова встав в строй, то есть следуя за Клодом Жобером вдоль кабеля антенного фидера, Франц думал, что он хотел бы сказать Рите, если, конечно, они переживут ближайшую полночь.

Здорово ты управляешь собой. Ты — удивительная. Знаешь, я когда-то любил тебя. Да что там, до сих пор люблю. Не сумел забыть тебя. И я очень многому у тебя научился, только не знаю, заметно ли это? Расту потихоньку не без твоей помощи, старые привычки отмирают с трудом. Вот за последние месяцы я выглядел круглым болваном: и с Харри едва на рожон не лез, и от тебя держался подальше. Ясно, что любовниками снова мы не станем. Ведь я вижу, что у тебя с Харри, и понимаю, что такого почти не бывает. И знаю, что у меня с тобой даже близко ничего похожего не было. Но меня бы устроило, если бы мы остались хотя бы друзьями.

Оставалось лишь уповать на бога — может, он дарует ему жизнь, и тогда Франц сможет сказать Рите все это.

23 ч. 40 мин.

Брайан плыл вниз вдоль фидера антенны.

Его не очень беспокоила мысль о тикающих часовых механизмах, которые, сработав в полночь, взорвут бомбы у него над головой. В нем росла уверенность, что и он, и все остальные успеют добраться до подлодки и, значит, переживут взрыв. Сейчас его беспокоила только книга, которую задумал написать.

Основной темой, несомненно, должен быть героизм. Ему надлежит показать, что существуют два вида подвига, и объяснить различие между этими двумя видами. Есть такой героизм, когда подвига ищут — это, например, когда лезут на высокую гору или вступают в схватку с боевым быком на какой-нибудь корриде — и это лишь потому, что человеку захотелось выяснить, на что он способен. Да, такой — искомый — героизм имеет весьма важное значение. Однако этот род подвижничества куда менее ценен героизма непреднамеренного, когда человек совершает подвиг, не планируя ничего подобного и даже не замечая своего геройства. Харри, Рита и все остальные подчинили свою жизнь любимому делу, работе, потому что верили: то, что они делают, необходимо человеку, а о том, чтобы испытать себя, у них и мысли не было. И тем не менее они были героями, каждый божий день. В своем героизме они напоминали полицейских или пожарников, или же их можно было сравнить с миллионами и миллионами тех отцов и матерей, которые совершают незаметные, тихие подвиги, принимая на себя обременительные обязанности по содержанию и воспитанию своих детей. Таково же подвижничество священнослужителей, дерзающих проповедовать Бога миру, который испытывает сомнения в Его существовании и насмехается над сохранившими веру. Так становятся героями многие учителя, продолжающие работать в школах, кишащих насилием, и, несмотря ни на что, старающиеся внушить детям, что нужно знать, чтобы выжить в этом мире, который так немилосерден к неграмотным. Первый вид героизма — героизм искомый — отличается каким-то, пусть пристойным, но заметным оттенком себялюбия, но героизм неумышленный чужд себялюбию, в нем нет корысти. Брайан теперь понял, что это такое — незапланированный, неумышленный героизм, это — не мишура трескучей славы политикана или тореадора, но истиннейшая храбрость и глубочайшая добродетель. Словом, здесь — подлинная доблесть. Вот когда он закончит эту книгу, когда он разработает и проработает все свои мысли об этом предмете, тогда-то, наконец, он будет готов начать свою настоящую взрослую жизнь. Итак, он все решил: тема — тихий героизм.

23 ч. 41 мин.

Техник поверхностного эхолота оторвался от графика, вычерчиваемого самописцем прибора.

— Они опять движутся.

— Пошли вниз? — спросил Горов.

— Так точно.

Динамик-пищалка на потолке заговорил голосом мичмана из торпедного отсека на носу лодки. Мичман торопился: что-то, видно, в самом деле, очень срочное.

Берясь за шейку висящего над головой микрофона двумя пальцами, словно бы это была скользкая змея, Горов бросил в амбушюр:

— Выкладывайте.

— Течет на палубу, капитан. И уже не какие-то граммы. Вылилось уже много, литр, может, два. А носовая переборка потеет по всему шву, от самого верха до палубы.

— А заклепки? Целы? Не повылазили?

— Никак нет. Все с ними в порядке.

— Стетоскопирование?

— Все, как обычно. Никаких подозрительных шумов или стуков не прослушивается.

— Связь с вами через десять минут, — закончил разговор капитан и выпустил микрофон из рук.

23 ч. 42 мин.

Местами туннель настолько сужался, что лучи галогеновой лампы отражались от льда, и эта игра света на холодных кристаллах как-то отвлекала от мыслей о заточении, и само оно переживалось не так остро, как тогда, когда кругом царил непроглядный мрак.

Мысли Риты метались между прошлым и настоящим, между смертью и жизнью, между храбростью и трусостью. Она все ждала, что вот-вот, с минуты на минуту сумятица в ее душе как-то уляжется, но смута сознания только нарастала и становилась все сильнее.

Стайка вразброс растущих деревьев на утесе, выступающем по-над вьющейся в горах дорогой из холмистого склона. Конечно, реденький этот лесок — никакая не густая чаща, но все-таки он, быть может, хотя бы немного попридержит лавину, затормозит ревущий стремительный поток: как-никак вечнозеленые деревья, высокие, стройные, стволы мощные, лес, видимо, старый. А потом белый прибой рухнул на эти могучие деревья, и толстые стволы сломались, как зубочистки или спички. Мать вопила, плакала, причитала, отец кричал, а Рита глаз не могла оторвать от валящейся сверху снежной волны метров в тридцать высотой, нет, выше, больше, она растет, уходя в зимнее небо и пропадая в нем, огромная, неохватная взглядом, как лик божий. Колесница Джаггернаута, сметающая на своем пути все. Джаггернаут достал «Ауди», отшвырнул автомобиль на несколько метров, протащил его поперек шоссе, залезая под капот и заметая кабину сверху, потом перебросил машину через ограждение и закинул ее в кювет. Вокруг всеокутывающая всепокрывающая белизна. Автомашина переворачивается, потом еще раз, еще раз, потом скользит вбок, вниз, вниз, наталкивается на дерево, скользит юзом, потом еще быстрее соскальзывает вниз, уносимая вновь великой снежной рекой, ударяясь изо всей силы об ее берег, потом еще один удар, еще, еще. Ветровое стекло продавливается вовнутрь кабины, и тут вдруг наступает, нет, обрушивается спокойствие и безмолвие, — тишина такая, что тише, чем в заброшенной, пустынной, давно позабытой церкви.

Рита вырвалась из воспоминаний, издав бессмысленный, жалостливый — и жалкий — звук, не то сдавленный вопль, не то визг.

Сзади ее нагнал Джордж Лин.

23 ч. 43 мин.

На отметке в сто пять метров, преодолев лишь половину расстояния до «Ильи Погодина», Харри засомневался: да сумеют ли они одолеть всю эту дорогу? Успеют ли вовремя? Он осознавал невероятное давление толщи воды, особенно потому, что барабанные перепонки его готовы были лопнуть. Рокот собственной крови, перекачиваемой бедным его сердцем по артериям и венам, был подобен грому. Ему казалось, что он слышит какие-то далекие голоса, какие-то сказочные слова, произносимые этими волшебными голосами. Но они не сообщали ничего осмысленного, и он счел, что по-настоящему беспокоиться надо будет тогда, когда он начнет понимать, что именно говорят ему эти неведомые голоса. Еще он пытался вообразить, на что это будет похоже, если субмарина, которая, подобно ему, подвергается чудовищному давлению, тоже расплющится. Или, если он сам, не выдержав нажима многотонной водной толщи, будет раздавлен и превратится в плоский, разлезающийся блин из плоти, костей и крови.

Несколько раньше, вещая на коротких радиоволнах, лейтенант Тимошенко гарантировал успех затеи, приводя целый ряд доказательств по этому поводу. Харри запомнил кое-какие факты и теперь то и дело повторял про себя: озеро Маджоре, 1961 год, швейцарские и американские водолазы опустились на глубину двести тридцать метров, они пользовались аппаратом скуба. Лаго-Маджоре: двести тридцать метров. 1961 год. Водолазы из Швейцарии и США. В 1990-м году, имея более современное снаряжение, русские водолазы опустились глубже, чем... забыл. Но глубже, чем на озере Маджоре. Швейцарцы, американцы, русские... Нет, это можно провернуть. Может получиться. У хорошо оснащенных, профессиональных водолазов, может, и получилось бы. Сто двадцать метров.

23 ч. 44 мин.

Спускаясь в туннель все ниже и ниже вдоль антенного кабеля, Джордж Лин втолковывал себе, что русские — уже не коммунисты. По крайней мере, среди русских начальников коммунистов теперь нет. Еще нет. Наверное, они могут появиться в какой-то день, в будущем. О, они могут вновь захватить власть, — зло никогда не умирает. Но те мужики, что в этой подлодке, они рискуют своими жизнями, и у них как будто нет зловещих побуждений. Он пробовал убедить себя, уговаривал себя изо всех сил, но, увы, ничего не получалось. Уж слишком долго он жил в страхе перед красным приливом.