Ледяное небо

— Очень просто, — объяснил Хаттон. — Вызову в меню «выход» и вернусь. Вот так.

Он вытянул запястье, что-то набрал на коммуникаторе. Контуры мужчины замерцали — он исчез, но в то же мгновение появился вновь.

«Выход?» — я мучительно вспоминал все пункты меню в системе. Может быть, я что-то пропустил? Я набрал код и быстро просмотрел все возможности — выбор летательных аппаратов, навыки, время действия. Много всего.

— Нет, у меня этого нет, — покачал я головой. — Не знаю почему.

— Ну, вы — «Стёртый», значит. Забыли видать. Ну, это знаете как, — начал объяснять Богдан, видно заметив мой недоуменный взгляд. — Скажем, человек смертельно болен. Знает, что жить ему недолго и тело ему физическое ни к чему. Он просто даёт согласие на перенос своего сознания сюда, а тело его уничтожают после этого.

Холодная струйка пота проскользнула у меня под мышкой, когда вспомнил запах горелой плоти во время Перехода. Они уничтожили моё тело специально? Но зачем?

— Ладно, пусть так, — я постарался взять себя в руки. — А скажите, мне вот интересно. Как определить, кто здесь игрок, кто «Стёртый», а кто непись?

— Ну, это трудновато, — почесал в затылке Хаттон.

— Да просто всё, — воскликнул Богдан с оттенком превосходства. — Я давно понял. У неписей коммуникатор — липовый. Они не могут им пользоваться. А игроки — могут. Ну и «Стёртые» тоже, конечно.

Я дотащился до стола, почти рухнул на стул и потёр лицо руками. Самое страшное в моем положении было то, что я не мог даже умереть здесь. Система тут же вернула бы меня к жизни — я больше не принадлежал себе. Люди мечтают о бессмертии, но мысль о том, что я вечно буду болтаться в этом ледяном аду, лишала душевных сил.

— Ну ладно, ребята, — наконец, сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как всегда уверенно и твердо. — Вы как хотите, но учиться пилотировать «Геркулес» я буду сам. Без всяких систем и баллов. Вот так.

***

— Да не дёргайте вы штурвал, будто коровье вымя! Чего вы сучите его туда-сюда!

Мне безумно хотелось убить Богдана. И я мог легко это сделать — только бросить эти проклятые «рога», которые взмокли от моих усилий — схватить за тощую цыплячью шею и с наслаждением свернуть. Парень сидел рядом в кресле второго пилота, а я — на месте командира. Но командовал-то как раз Богдан. Гордон не встревал, но я чувствовал его взгляд затылком — насмешливый и беспощадный.

Или мне так казалось?

Я бросил штурвал и ушёл в салон, плюхнулся в кресло. Мокрая рубашка противно прилила к спине. Откинувшись на спинку, прикрыл глаза. Знал, что будет трудно, чертовски трудно. Но главная проблема была не в этом. Я — командир, главный, должен завоевать авторитет у экипажа, иначе ничего не получится. А приходилось слушать советы пацана.

— Алан, выпейте кофейку.

Рядом скрипнуло кресло. Поплыл обалденный и такой пьянящий аромат. Я открыл глаза и увидел Гордона с белой фарфоровой чашечкой в руках. Здесь, на замерзшей Земле я забыл, как пахнет настоящий кофе. Я взял чашечку в каком-то оцеплении, как зомби вначале лишь впитывал это ощущение. И сердце защемило сладкой болью от воспоминаний о прежней жизни.

— Знаете, что я вам скажу, — спокойно продолжил Гордон. — Вы все время думаете, что сидите на необъезженном жеребце — малейшая ошибка, и он вас сбросит. Но представьте себе, что на самом деле вы на большом, очень большом слоне. Возьмите себя в руки, не действуйте сгоряча. Не уйдёт эта махина с курса за полсекунды. Автопилот даст сигнал, и рулевые агрегаты исправят крен.

Я пригубил кофе, и не удержался от вздоха. Понимал, что Гордон прав. Но никак не мог пересилить себя, перебороть.

— Да чего тут говорить! — в проёме кабины появился Богдан. — Самолёт — зверь умный и сам все сделает. Дал команду — жди. Застынь, как мёртвый. Возник крен — не дёргайся. Интуицию вырабатывай.

— Богдан, а у тебя сколько часов налёта? Реальных, не на тренажёре, не на авиасимуляторе?

— Ну, вот начинается, — проворчал Гордон. — Опять будем мериться х… У кого больше, у кого — меньше.

— Нет, ну, правда, Богдан? Скажи честно — в реальном самолёте ты не сидел никогда? Ну как пилот? Все только в игрушках своих? Да? А я…

Я чувствовал себя уязвлённым, и от того хотелось сказать что-то саркастическое, задеть. И это лишь сильнее злило меня, лишало равновесия.

— Я, да я. Чего об этом говорить?

Богдан присел рядом на кресло и уставился на меня, повернув голову на бок. Глаза затуманились.

— Какое это имеет значение здесь-то? Я вам вот что скажу. Только вы не обижайтесь, Макнайт. Любой хардкорный геймер, который в авиасимуляторах играл ну хотя бы года два, фору даст профессиональному лётчику в управлении беспилотниками. Слыхали, небось, об этом?

Да, я знал об этом, но правдивость слов Богдана заставила почувствовать себя оскорблённым до глубины души. Я должен чувствовать машину «пятой точкой», копчиком, позвоночником. За годы научился определять положение самолёта в пространстве не по приборам, а по собственным ощущениям. Звук двигателя, волны вибрации по фюзеляжу, тряска штурвала и я молниеносно просчитываю ситуацию и принимаю решение. А в окружении равнодушно голубеющих экранов я становился безногим полуслепым инвалидом, который вынужден надевать протезы и очки с толстыми линзами.

— А будущее — за беспилотниками. Вот так. Пилот в самолёте — это что такое? Кусок биомассы ненужной, за него все электроника делает. А он только для проформы там, за приборами следит.

— Богдан, заткнись, а? Пока я тебя не пришиб.

Парень ухмыльнулся, взял с подноса чашечку с кофе, отхлебнул, смешно сморщив спинку курносого носа в конопушках.

Оглушил рёв сирены: «Пожар в левом двигателе».

— Иди, пожар ликвидируй, — бросил я.

Но Богдан только зевнул, отмахнувшись от повисшего у его носа экрана. Развалился вальяжно в кресле, вытянув длинные тощие ноги.

Система крякнула и завопила: «Mayday! Mayday! Mayday!» — значит, через пару секунд мы шваркнемся о землю. На самом деле, мы сидели не в настоящем «С-130», а в его виртуальной копии, которую создала система. И таких копий она насоздавала уже десятка полтора, и все я умудрился расколошматить. Виртуально, конечно. Если взлёт я худо-бедно освоил, то посадить многотонную громадину не удалось ни разу.

— Ладно, бывайте, — буркнул я, когда система в очередной раз возвестила, что мы потерпели авиакатастрофу.