Ледяное пламя
Шрифт:
Холли Торн.
Он смотрел на нее, не веря собственным глазам.
– Стив?
– услышал Джим голос Кристин Дубровек.
Журналистка поняла, что он ее заметил. Она застыла в кресле, уставившись на него широко открытыми глазами. Как олень, ослепленный светом фар.
– Стив?
Он повернулся к Кристин и сказал:
– Прошу прощения, Кристин, я отлучусь всего на минутку. Только туда и обратно. Ждите здесь, ладно? Оставайтесь на местах.
Он поднялся и снова перешел в правый проход.
Сердце стучало как молот, в горле пересохло от ужаса. Джим не понимал, чего боится.
Еще немного - и у него из ушей закапает адреналин.
Увидев его в двух шагах от себя, журналистка попыталась встать, но потом на ее лице промелькнуло выражение покорности судьбе и она снова опустилась в кресло. Она показалась ему такой же красивой, какой он ее запомнил, хотя кожа под глазами слегка потемнела, словно от недосыпания.
Джим подошел к двадцать третьему ряду.
– Пойдемте, - он попытался взять ее за руку.
Она отодвинулась.
– Нам нужно поговорить, - сказал он.
– Мы можем говорить здесь.
– Нет, не можем.
К ним приближалась стюардесса, которая несколько минут назад просила его не загораживать проход. Поняв, что Холли не собирается вставать, Джим ухватил ее за руку и потянул к себе, надеясь, что ему не придется выдергивать ее из кресла. Не иначе, стюардесса приняла его за извращенца, который выискивает самых красивых женщин в самолете и сгоняет их в гарем на левую сторону салона. Слава Богу, журналистка не стала спорить и молча встала.
Он повел ее по проходу к туалету. Там никого не было. И Джим втолкнул ее внутрь. Оглянулся на стюардессу и, увидев, что она разговаривает с пассажиром и не смотрит в его сторону, протиснулся вслед за Холли в узкую кабинку и закрыл дверь.
Она забилась в угол, пытаясь отодвинуться от него, но в туалете было тесно, и они стояли буквально нос к носу.
– Я вас не боюсь, - сказала Холли.
– И правильно делаете. Чего вам бояться? Полированные стальные стены туалета вибрировали. Ровный гул моторов был громче, чем в салоне.
– Что вам от меня надо?
– спросила она.
– Делайте только то, что я скажу.
Холли нахмурилась:
– Послушайте, я...
– Делайте, что вам говорят, и не спорьте, сейчас не время для споров, - резко сказал Джим и спросил себя, что значат эти слова.
– Мне все о вас известно...
– Мне все равно, что вам известно. Сейчас не до этого.
– Вы дрожите как осиновый лист, - нахмурилась Холли.
Джим не только дрожал, его рубашка намокла от пота. В маленькой кабинке было прохладно, но на лбу у него выступили крупные капли. Тоненькая струйка стекла по правому виску, задев уголок глаза.
Он поспешно сказал:
– Нужно, чтобы вы сели возле меня, там есть пара свободных мест.
– Ноя...
– Вам нельзя оставаться в двадцать третьем ряду, ни в коем случае.
Холли никогда не отличалась уступчивостью и не привыкла, чтобы ей указывали, что делать.
– Это мое место. Двадцать три Н. И я не собираюсь...
– Если останетесь на этом месте, умрете, - нетерпеливо прервал ее Джим.
Как
ни странно, она совсем не удивилась, по крайней мере выглядела не более встревоженной, чем он сам.– Умру? Что вы хотите этим сказать?
– Не знаю.
Но тут он понял.
– Боже мой, мы падаем.
– Что?
– Самолет.
– Его сердце билось быстрее, чем лопасти турбин огромных двигателей, которые держали их в воздухе.
– Идет вниз. Падает.
По ее глазам Джим увидел, что она осознала страшное значение его слов.
– Мы разобьемся?
– Да.
– Сейчас?
– Не знаю. Скоро. После двадцатого ряда почти все погибнут.
Он не знал, что скажет в следующий миг, и ужаснулся, услышав слова, произнесенные его голосом.
– У тех, кто сидит до девятого ряда, шансов выжить больше, но тоже не слишком много. Вы должны перейти ко мне.
Самолет качнуло.
Холли словно окаменела. Она с ужасом смотрела на блестящие полированные стены, ей казалось, что они вот-вот рухнут и придавят их обоих.
– Воздушная яма, - сказал Джим.
– Всего лишь воздушная яма. У нас есть.., еще несколько минут.
Очевидно, Холли знала о нем достаточно много, чтобы верить в его предсказание. Она не сомневалась в том, что он сказал правду.
– Я не хочу умирать.
Еще немного - и будет поздно. Джим схватил ее за плечи.
– Идемте! Вы сядете возле меня. Между десятым и двадцатым рядом никто не погибнет. Будут травмы, и довольно серьезные, но никто не умрет, а многие вообще отделаются испугом. Прошу вас, ради Бога, пойдемте.
Он потянулся к ручке двери.
– Подождите. Вы должны все рассказать командиру экипажа.
Он отрицательно качнул головой.
– Бесполезно.
– Но ведь он может что-то сделать, чтобы помешать...
– Мне не поверят. А даже если и поверят... Я не знаю, что ему сказать. Я вижу - мы падаем, но почему? Столкновение в воздухе, дефект конструкции, бомба на борту - это может быть все, что угодно.
– Но вы экстрасенс, вы должны знать!
– Если полагаете, что я экстрасенс, вы знаете обо мне меньше, чем вам кажется.
– Вы должны попытаться?
– Да ведь, черт возьми, я пытаюсь! Пытаюсь, а все без толку!
Он увидел борьбу ужаса и любопытства на ее лице.
– Если вы не экстрасенс, то кто?
– Орудие.
– Орудие?
– Кто-то или что-то использует меня. "ДС-10" снова вздрогнул. Они застыли от ужаса, ожидая, что самолет рухнет вниз. Но ничего не случилось. Все три двигателя ровно гудели. Просто еще одна воздушная яма. Она сжала его руку.
– Вы не можете допустить, чтобы все эти люди погибли!
Чувство вины словно веревкой сдавило грудь, у него похолодело под ложечкой. В словах Холли таился намек на то, что вина за смерть остальных людей будет на его совести.
– Я здесь, чтобы спасти женщину и ее дочь. И больше никого.
– Это ужасно.
Холли не отпустила его руку, а сердито встряхнула. В ее зеленых глазах появилось загнанное выражение. Наверное, в этот миг она видела перед собой разбросанные по земле и наваленные друг на друга трупы и дымящиеся обломки самолета. Она повторила шепотом, в котором звучало неистовое отчаяние: