Ледяное сердце Златовера

Итак, думал я, поглаживая стриженую гриву, вот Звенигор, благородный принц саламандр, чьим Санчо Пансой мне предстоит стать. Что означает — быть спутником героя? Делить поровну все опасности пути, подчиняться чужим интересам, напрочь забыв о своих, собственным юмором смягчать напряженность ситуации, давать житейские советы, которым все равно никто никогда не следует, и, ежеминутно рискуя шкурой, исправлять последствия дурости героя, великодушно удерживаясь при этом от облегчающей душу присказки: «ну, что я говорил», а в момент славы благоразумно отступать в тень. Звенигор, при всех его достоинствах, не производил впечатления человека… тьфу, саламандра, склонного к зрелой уравновешенности решений. Между прочим, я вполне мог представить себе его способ общения со Снежной Королевой. Никуда не денешься, будь у тебя хоть тридцать три высших образования, ты все равно остаешься сыном Златовера. Разъяренный саламандр и в самом деле обещал больше напортить, чем спасти.

Но, если вспомнить семейную историю, то папочкин дракон, Сверчок, был при нем всегда скорее спутником, чем попросту транспортным средством. Во всяком случае, Белая книга признательно сохранила лукавое обаяние его личности, повествуя о нем с теплотой и любовью, почти равными тем, что выпали на долю матери. Я лукаво усмехнулся и подсунул лошади сахар: я сам напишу свою Огненную книгу, а значит, в моей власти расставить персонажи согласно их значимости в грядущем Приключении. Если мне захочется, и если у меня хватит наглости, я могу выпятить свою скромную личность, а Звенигора выставить в веках на второстепенной роли. Ну а помимо всего этого, мне чрезвычайно симпатичен квест — поиск-приключение — сам по себе, как жанр, и я ни за что не упущу возможность в нем поучаствовать.

Глава 5. Право принимать решения

— Я посижу с тобой?

Я обернулся на голос. Как обычно, сперва в полумраке узкой щели тоннеля я увидел только приблизительно очерченный контур Звенигора. Меня удивила непривычная интонация принца: едва ли раньше тот говорил так нерешительно. Наверное, тут совсем не принято, чтобы принц ожидал своего испытания не в торжественном молитвенном уединении, а в компании человека, к тому же чуть знакомого.

Когда саламандр подошел ближе к огню, я рассмотрел его как следует. Сегодня Звенигор был облачен в тонкую кольчугу длиной до середины бедра, слабо позванивавшую при каждом его движении. Свечение лавы бросало на нее и на лицо принца кровавые блики. Железными пластинками также были укреплены сапоги саламандра, а колени защищены хитроумно сконструированными наколенниками, как мне показалось, ничуть не ограничивавшими подвижность суставов. Я в очередной раз подивился сдержанной, по-своему очень выразительной силе Звенигора: вся эта амуниция, включая шлем, который саламандр нес под мышкой, весила, как минимум, фунтов пятьдесят, однако тот двигался в ней так же свободно, как если бы был в обычной сорочке и брюках.

— Гномские? — поинтересовался я.

— Что? А, доспехи! Нет, отечественные. Эксклюзив. Можно сказать, антиквариат. Пережили много поколений.

Не акцентируя внимание на явной двусмысленности последней фразы, Звенигор без всякого почтения бросил протестующе звякнувший шлем и сел на камень. Вид у него был несколько отсутствующий. Оно и понятно: он, в сущности, уже там. Я поднял с пола шлем, повертел его в руках, изучая. Простая металлическая каска со стрелкой над переносицей, без забрала и кольчужного назатыльника, разве что по ободу отчеканен сложный витой узор. Было бы интересно ознакомиться с их фольклором. Есть ли у них письменность, и если есть, то в какой форме? Сказать по правде, мне очень хотелось еще раз предложить Звенигору как-нибудь поменяться, но я боялся обидеть саламандра. Может, для него это вопрос чести. Впрочем, сам я тоже ни разу в жизни не укрощал драконов, а все мое теоретическое знакомство с ними сводилось к Большому Драконьему Приключению Белой книги. Так что Звенигор, живущий в непосредственной близости от них, наверняка лучше осведомлен об их повадках. И, если уж он занялся драконами, то, надо полагать, выдоил из жизнеописания Александра Клайгеля все, хоть сколько-нибудь касающееся драконов.

— Ну и как же твой уважаемый отец уделывал драконов перед завтраком? — небрежно спросил саламандр, и я чуть не подавился. Может, своих Звенигору и удалось провести этаким хмурым и сосредоточенным видом, но эта реплика выдавала его с потрохами.

— Боишься?

Звенигор усмехнулся.

— Не без того. Я, наверное, во всей этой сбруе выгляжу полным идиотом? Нет, я, конечно, в курсе, что у дракона имеются хвост, голова, четыре лапы и брюхо, что он летает и выдыхает огонь, но вот истинные приемы прославленных драконоборцев, без разного рода художественных преувеличений…

— Главное, — авторитетно посоветовал я ему, — не дай ему взлететь. Если он окажется в воздухе, у тебя перед ним не будет ни одного преимущества. Ну и, разумеется, не вздумай соваться к нему в нору: там ему тоже удобнее, чем тебе. Он там дома.

— Да, я думал об этом, — признался Звенигор. — Встречу его у самого входа. Чтоб и развернуться ему было негде.

Оба мы замолчали. До меня вдруг дошло, что если одолеет дракон, никакого Приключения не будет. И этого симпатичного, одновременно пылкого и застенчивого принца — тоже.

— Я знаю, что тебе нужно, — заявил я и полез через свой спальник к тючку с поклажей. Я недолго в нем копался и, торжествуя, вынырнул из тени с фляжкой в руке. — Вот! — и сделал флягой замысловатый жест:

— Именем Адреналина и собрата его Кортизона благословляю тебя на сей ратный труд!

— Кто такие?

Я ухмыльнулся.

— Можно считать, боги. Кое-кому известны под именами Фобоса и Деймоса, но я предпочитаю более материалистическое объяснение.

Звенигор рассеянно протянул руку, принял флягу, приложил к губам, сделал глоток и зашелся в судорожном кашле.

Духи земли и неба! Черт его забери со всем его нечеловеческим метаболизмом! Он настолько антропоморфен, что немудрено было и прошляпить. Только бы он не отравился! Похоже, что саламандры не очень-то знакомы с ядами средств наслаждения, особенно в части испытанного средства для храбрости.

— Что за дрянь? — вытирая слезы, спросил Звенигор.

— Дрянь?! — вскипел я, убедившись, что ничего более фатального, чем первичный шок знакомства с алкоголем, не произошло. — Да эту «дрянь» мать мне своими руками наливала! Правда, — я скромно потупился, — предполагалось, что я буду использовать это пойло для профилактики простудных заболеваний. Это лучший тримальхиарский бренди! — и отпил сам.

Саламандр засмеялся, его скулы порозовели.

— По силе воздействия, — заметил он, — напоминает огненную пляску. По крайней мере, неплохая ей замена на случай траура. Разреши?

Я не без колебаний вложил фляжку в протянутую руку.

— Еще глоток, не больше. Передозировка окажет обратное действие. Думаю, довольно неумно лезть на дракона в классическом состоянии «море по колено».

Я тщательно упрятал флягу, и мы еще немного развлеклись фантазиями на тему дракона, пока наконец Звенигор не поднялся. «Пора», — сказал он, и я вместе с ним двинулся к выходу.

— Ты только помни, — серьезно сказал я саламандру, пока оба мы еще не появились перед широкой публикой, — если ты позволишь этой рептилии тебя одолеть, ты не только сам погибнешь, физически или в плане репутации. Ты Златоверу ничем не поможешь. И помни, черт тебя возьми, ты — моя Огненная книга. И если ты здесь дашь слабину, то подведешь своего отца и меня. Ну и, разумеется, свою девушку.

Звенигор улыбнулся, снова чуточку натянуто, но, кажется, уже не от страха, а именно так, как это должны были бы увидеть его будущие подданные.

— Только вас двоих, — и надвинул шлем на брови.

* * *

Когда мы выбрались из пещеры и после примерно получаса карабкания по совершенно, с моей точки зрения, немыслимым кручам, где дело спасал лишь Звенигор, с детства привыкший к подобным способам передвижения, оказались на месте, ситуация поступила в распоряжение церемониймейстера короля Златовера, бывшего почти копией дядюшки Магнуса. Тот, разумеется, тоже присутствовал, и в его поклоне наследнику брата сегодня было куда больше почтения. То ли оказала свое влияние прилюдность действа, то ли близость Звенигора к власти. Принц не сдержал усмешки, а я вдруг запоздало поежился: все присутствующие — а толпа зрителей заполнила сверху донизу склоны ущелья, ведущего к норе — очевидно, относились к происходящему с благоговением, и один я, Арти Клайгель, знал, что Звенигор готовит им политическое хулиганство в особо крупных размерах. Было поздно что-либо менять, но каверзное подсознание подкинуло мне на осмысление проблемку: а что, если Звенигор неправ? Может быть, надень он корону, и ситуация нормализуется? Разве не очевидно, что для всех свободных народов будет лучше, если на месте Златовера окажется молодой король с прекрасным образованием, без расовой ограниченности и предрассудков, не склонный к видовому шовинизму и не лелеющий планы имперской агрессии? И кому тогда какое дело, что отягощает его совесть.