Ледяной сфинкс

И генерал налил себе снова. Голова у Александра уже шла кругом. Вот, значит, как на самом деле думает о Строганове! А ведь было время, принимал графа у себя дома, улыбался и руки жал. В крестные сыну, опять же, пригласил.

– Ты, конечно, жалеешь своего приятеля, – продолжал генерал, утирая губы. – Это правильно. Без жалости человек превращается в скотину. Хороших людей надо жалеть, а плохие без нашей жалости и так обойдутся. – И без перехода спросил: – Ты когда женишься-то? А?

– Бетти приданое собирают, – с неудовольствием ответил Александр. – Маман этим занимается… то есть ведет переговоры с Гагариными. – Умолк и наконец решился: – Она думает, что вы тоже должны принять участие.

Генерал скривился. Затем обронил не без сарказма:

– Скажи твоей матери, что я во всем полагаюсь на ее чуткость. И потом, староват я уже. Мне доктор велел в деревне сидеть, вот я и сижу.

Насколько Александру было известно, не было на свете такого доктора, который мог бы помешать генералу делать то, что ему вздумается. Но вслух молодой офицер ничего не сказал.

– Я Льва в шаферы приглашал… А его теперь нет. – Александр поморщился. – Бетти думает, что это дурная примета. Так мне вчера и поведала.

Скрипнула дверь, в щель просочился поджарый кот, сверкнул глазами на гостя и прокрался куда-то в угол. Через пару мгновений оттуда донесся придушенный писк пойманной мыши.

– Васька – просто чудо что за мышелов, – вздохнул генерал. – А твоя невеста… Скажи ей, что ты согласен на ней не жениться, коли уж она так волнуется. Уверяю, сразу же забудет про все приметы.

– Батюшка! – Александр был шокирован до глубины души.

– Что – батюшка? Пойдешь у глупости на поводу, сам последнего ума лишишься. Это, между прочим, генерал Тамарин говорил. Ты что не пьешь? Закуска кончилась? Стеша! Неси еще закуску!

Пока Александр Корф в Петергофе выяснял подробности биографии ее предков, Амалия вновь отправилась по магазинам, на сей раз прихватив с собой Дашу. Дядюшка Казимир остался дома – любоваться новоприобретенной шубой. Кроме того, по его собственным словам, он адски устал.

– Можем сразу же поехать к твоему студенту, – предложила Амалия.

– Нет, барышня, он далеко живет. Давайте уж сначала самовар выберем, ну… и все остальное тоже.

Делать покупки с Дашей было одно удовольствие: горничная сразу же видела, что подходит, а что нет, где приказчик пытается всучить им лежалый товар, а где действительно хочет помочь с выбором. Когда с магазинами было покончено, Амалия подозвала извозчика.

– Куда едем? – спросила она Дашу.

Девушка заколебалась.

– Мне, право, неловко, барышня… Николай говорил, что у него мать строгая… одна его воспитала… Если даже заболел, ведь она же за ним присмотрит, верно?

Амалия вздохнула, но в глубине души понимала терзания девушки и ее страх нагрянуть не вовремя и не понравиться матери человека, с которым, судя по всему, Даша связывала серьезные надежды.

– Хорошо, – сказала Амалия наконец. – Тогда просто поедем туда, где мы жили, найдем дворника и спросим у него, получил ли Николай твою записку.

Завидев в пролетке румяную, похорошевшую от мороза Дашу, дворник осклабился и подошел. От него пахло дешевой водкой, и Амалия отстранилась.

– Записку передал? – в нетерпении спросила Даша.

– Так точно, – ответил дворник. – Николай Петров, все честь по чести… Отдал ему письмецо ваше, объяснил, что вы переехали.

– Ну, слава богу, он не болен!.. – вырвалось у горничной. – Наверное, просто занят… учится…

Амалия вручила дворнику алтын, поблагодарила его за труды и велела кучеру трогать.

«Какие холодные эти наемные экипажи… – подумала она, ежась, и покосилась на поравнявшуюся с ними роскошную карету, запряженную тройкой белых лошадей, которые изяществом напоминали лебедей. – Надо будет завести свой собственный выезд… Да, только, если я так буду тратить деньги, их и на полгода не хватит…»

Из окна кареты выглянула холеная дама лет сорока, закутанная в соболя, заметила в глубине пролетки два юных девичьих силуэта и едва заметно поморщилась.

– Нет, дорогой князь, – сказала она человеку, который сидел с ней в карете, – я все же нахожу, что лишние триста десятин заливных лугов ничуть не повредят, так что не забудьте включить их в приданое. Ваша Бетти очень милая девушка, они с моим Alexandre такая потрясающая пара!

– Полина Сергеевна… – начал князь Гагарин с неудовольствием.

– Нет, нет! Мы с вами уже договорились, n’est-ce pas? А список гостей составим с вами вместе.

И карета покатила мимо памятника Петру к Английской набережной.

Глава 8 Екатерининский канал

Этот воскресный день Александр будет потом не раз вспоминать во всех подробностях. И, вспоминая, задавать себе один и тот же вопрос: не колола ли его душу смутная тревога? Не было ли у него предчувствия относительно того, как все обернется, того, чем кончится первый день календарной весны?

И откровенно самому себе мог признаться: нет. Ни тени сомнения не было. Ни зловещих снов, ни дурных примет. Ничего.

– Степка, шинель!

Знакомая лестница, ступени, покрытые пыльным ковром, на часах – чуть за полдень. Он спустился вниз и у выхода увидел полицмейстера Дворжицкого, который наравне с прочими занимался охраной особы государя и должен был сопровождать его выезды. Дворжицкий был обходителен, услужлив, неглуп, но и не особо умен, и во дворце с ним не слишком считались. Сквозь зубы поздоровавшись с полицмейстером и отдав честь находившемуся здесь же старому генералу, Александр стал натягивать перчатки.

«Черт знает что такое… – в раздражении подумал он. – Российского царя охраняем от его же народа! И когда только такое было…»

Генерал пристально посмотрел на него.

– Сегодня разве ваша очередь, Корф? – нерешительно спросил он, прервав беседу с Дворжицким.

– Так точно, господин генерал, – без запинки ответил молодой человек.

Генерал, однако, хотел спросить у него еще о чем-то, но их прервал царственный голос:

– Здравствуйте, молодцы!

– Здравия желаем, ваше величество! – гулко прокричали караульные.

Только что показался император. Высокая, величественная фигура в мундире Саперного батальона. Золотые эполеты с вензелем Н – в честь его отца – сверкали на плечах. Возраст, конечно, берет свое – все ж шестьдесят два года царю, но хорош, ничего не скажешь. Александр почтительно вытянулся в струнку.

Государь поздоровался со всеми, и взгляд его больших голубых глаз обратился на молодого офицера.

– А, Корф, – усмехнулся он. – Ну что, едем?

Засуетились лакеи, подали шинель с бобровым воротником, фуражку. Дворжицкий, опередив слуг, кинулся распахивать перед государем дверь, вызвав у того улыбку своей предупредительностью.