Легенда о флаге

Хриплый звук, исторгшийся из уст Василя, заставил Иванова вздрогнуть. Вот опять, еле слышно. Просит пить!

Но где достать хотя бы каплю воды?

И вдруг мимо, прогремев сапогами по гальке, кто-то ринулся вниз.

— Корабли! — услышал Иванов. — Корабли!

Он вскочил и чуть не побежал к воде, куда, на ходу скидывая одежду и обувь, уже бежали люди. В синевато-серой полутьме проступало пять-шесть темных продолговатых силуэтов. «Морские охотники!» [17] — определил Иванов наметанным глазом.

17

Морские охотники — небольшие корабли, предназначенные для уничтожения подводных лодок.

Мимо к воде уже полз, скрежеща по гальке, плотик, облепленный толкавшими его людьми. Вот он уже сдвинут с берега, качнулся на первой волне, принявшей его на себя.

Тяжелораненых подхватили, чтобы положить на плотик. Распоряжался все тот же высокий старшина. Два солдата с забинтованными головами помогли Иванову втащить на плотик Трынду. Плотик тотчас же оттолкнули. Он ходко пошел, обгоняя плывущих людей.

По камням, по воде, поплескивающей меж ними, пробежал летучий отсвет. Из-за вершины скалы в сторону моря выметывались, мгновенно угасая, длинные искры. Немцы бьют трассирующими. Бьют по кораблям. Успеют ли те уйти?

Зловещие искры погасли. Это немного успокоило Иванова. Но другое скребнуло по сердцу: «Эх, Василь, дружок! За войну ни разу еще не разлучались. Бельбек, Мекензиевы горы, Северная сторона — всегда рядом. Один котелок и одна плащ-палатка были на двоих, и риск в бою один… Увидимся ли когда?..»

Опустевший плотик шел уже обратно. Его гнал, стоя на одном колене и выгребая обломком доски, все тот же старшина. Ему помогал какой-то матрос, на котором не было ничего, кроме трусов и клочьев тельняшки.

Обгоняя других, Иванов вбежал в воду, чтобы помочь подтянуть плотик.

К плотику с берега ринулись люди.

— Только раненые! — закричал старшина, заглушая все голоса.

Еще несколько тяжелораненых уложено на шаткий, от первого же рейса разболтавшийся плотик. Он снова отвалил.

К маячившим в отдалении «охотникам» плыли многие. Иванов, зашвырнув в воду бесполезные теперь автоматы, свой и Трынды, и оставив на берегу ботинки, тоже поплыл. Повсюду вокруг, на мутно-синеватой поверхности ночной воды, чернели головы и кто-то один кричал надсадно:

— Браты, не оставьте! Браты, не оставьте!

И, как бы отвечая этому наполненному отчаянием голосу, другой голос, похоже было — с катера, приказывал:

— В первую очередь раненых! Раненых сначала!

Вот уже виден ближайший из «морских охотников». Вокруг него на темной, медленно колеблемой воде полно голов — обнаженных, в бескозырках, в пилотках; чем ближе к «охотнику», тем голов больше. Под бортом катера — плотик. С него все раненые уже сняты. А к «охотнику» плывут люди — еще и еще…

Сделав несколько сильных бросков, Иванов почти доплыл, осталось метров пять… С катера тот же голос крикнул:

— От борта! Корабль перегружен!

Но люди продолжали подплывать, пытались вскарабкаться на «охотник». Иванов теперь, вблизи, хорошо видел: будь волна чуть посильнее — захлестнет палубу, на которой из-за массы людей не видно уже ни надстроек, ни пушек. Даже к борту, пожалуй, не подплыть — под ним вплотную головы, головы, руки, тянущиеся вверх.

— От борта! От борта! — снова прокричали с «охотника». — Отходим!

Глухо взревели моторы в утробе корабля. Волна, подымаемая им, качнула головы, во множестве темневшие возле борта. Добежала до Иванова, мягко толкнула его в грудь. Кто-то рядом с ним кричал:

— Не оставляйте! Как вы можете!

Но Иванов молчал. Он-то понимал: взять еще кого- либо на корабль невозможно.

«Морской охотник» удалялся медленно, как бы нехотя. Вот его неясные очертания совсем потерялись в ночной мгле. Не видны были и другие катера — загруженные людьми до предела, ушли и они.

Иванов повернул к плотику, качавшемуся там, где только что стоял «морской охотник». Продержаться! Продержаться, пока подойдут еще корабли!

Когда он подплыл ближе, то увидел: плотик облеплен людьми, его уже и не видать, а люди подплывают к нему еще и еще…

Иванов решил: «Обратно к берегу!»

Он выбрался на берег в том же месте, откуда отплывал — между двух больших острых камней, возле которых спускали плот. Сразу бросились в глаза два темных пятна на белой гальке: «Да это ж мои ботинки!»

Когда нагнулся к ботинкам, по гальке пробежал голубоватый отсвет, гоня косые тени. Немецкая ракета!

Ракеты, летевшие откуда-то из степи, падали все чаще и ближе, почти достигая обрыва. Их шаткий свет то и дело возникал за верхним краем кручи, и тогда длинные резкие тени бежали к воде, покрывая собою тех, кому не удалось уйти с «охотниками». Но ракеты гасли — и тени, словно вжимаясь, бежали обратно к обрыву и снова сдвигалась ночь.

Иванов бродил под обрывом, присоединяясь то к одной группке людей, то к другой, прислушивался к разговорам. Одни решали ждать кораблей. Другие сговаривались пробираться, пока темно, через степь в горы, к партизанам. А некоторые, уже отчаявшись, решали: порвать свои документы, чтоб не воспользовался враг, или спрятать в камнях в надежде на лучшее.

От скал, за день накаленных солнцем, веяло теплом, но все же Иванова немножко знобило. Хотя он и выжал промокшую одежду, однако она еще не высохла и неприятно холодила тело. Только сейчас вспомнил: в последний раз ели на рассвете. Банку тушенки докончили, которую с Василем на двоих получили еще в Инкермане. Сейчас бы такую баночку…

Медленно бредя под обрывом, в тени которого тревожно копошились люди, Иванов приметил впереди двоих, идущих вдоль берега. По высокой фигуре одного узнал: тот самый старшина, который отправкой раненых на плотике распоряжался. А рядом? Девушка в берете, с толстой санитарной сумкой на боку. «Конечно, та медсестра… Что ж она сама-то на „охотнике“ не ушла? Девушку уж взяли бы, тем более раненых кому-то надо сопровождать».

Он заторопился: догнать! Старшина обернулся на звук шагов:

— Помощничек! Куда путь держишь?

— Да не знаю… — откровенно признался Иванов.

— А мы с Машей решили на Балаклаву. Оттуда в горы близко. А там — партизаны.

— Примите и меня…

— Давай, матрос! — охотно согласился старшина. — Втроем веселее.

По мере того как они уходили дальше, держась в тени береговой кручи, им все меньше встречалось людей. Иванов, старшина и Маша шли сейчас от мыса Херсонес на юг, а большинство отступающих из Севастополя собралось севернее мыса, где есть бухты, удобные для захода кораблей. Южнее мыса — береговая линия ровная, удобных подходов с моря нет. На эту часть берега немцы сейчас, пожалуй, меньше всего обращают внимание. Значит, и опасностей на пути можно ожидать меньше.