Легенда о флаге

— Мне как отец родной…

Оба помолчали. Первым нарушил молчание Иванов, ему не терпелось:

— Ну, а Маша?

— Ты же знаешь — ее с пересыльного в госпиталь в Сочи направили.

— Знаю. Только нет ее там теперь.

Петя не заметил огорчения Иванова, поинтересовался:

— Откуда ты здесь?

— Откуда моряку положено — с корабля. А ты откуда?

— И я с корабля! — Петя проговорил это не без гордости.

— С какого же? Десанта в Севастополь не было.

— Был! — Петя показал в сторону бухты. — Константиновский равелин знаешь?

— Ха! Ты спроси, чего я в Севастополе не знаю?

— Так вот — мы за равелином высаживались! Где коса такая…

— Северная.

— Во, во! Там. Не веришь? С катеров ночью. Весь наш батальон. Немцы пока спохватились — мы уже Северную сторону насквозь, по улицам — тарарам!

— Послушать тебя — не война, а прогулочка, — улыбнулся Иванов. — Что ж ты столько дней Севастополь взять не мог?

— Попробовал бы взять! Погляди, какие тут немец укрепления имел! Каменный фронт! Легко сказать — прогулочка!

— Ладно, гвардия, не лезь в пузырь! Ты на Северной и отвоевался?

— Больно ты скор! — Петя, видно, обрадовался возможности порассказать о своих подвигах. — Мы еще и бухту под огнем форсировали на гробах, которые немцы своим приготовили.

— А, видел! Те гробы, что у берега дрейфуют?

— Те самые. Мы из них плотики вязали…

— Сержант! Чего ж ты оторвался? Давай сюда! И кореша веди!

Только сейчас Иванов заметил неподалеку от дороги, у подножия скалы, мичмана и троих матросов в синих робах. Они сидели на земле, усеянной серым щебнем, сквозь который пробилась весенняя травка. Возле них лежали миноискатели и длинные щупы.

— Дружки мои! — на ходу объяснил Петя. — Вместе с нами высаживались. Немецкие мины ищут. Уже сто штук в городе вытащили.

— Привет черноморцу! — шумно приветствовали минеры Иванова, когда тот подошел с Петей.

— Ого! Шампанское! — изумился Иванов, увидев, что перед моряками на земле стоят три большие черные бутылки с пробками, оплетенными проволокой, рыжей от ржавчины. — Где раздобыли?

— Здесь нас дожидалось! — показал мичман на разрытую землю.

— Повезло вам с такой находочкой.

— Никакого везенья. Сами прятали.

— Когда?

— В сорок втором, четвертого июля.

— Эх, не знал! Я ведь в тот день мимо проходил…

— Да ну? — Мичман засиял. — Значит, друг наш боевой! Мы ведь тоже последними уходили, как нам, минерам, положено.

Мичман взял одну из бутылок, начал осторожно раскручивать проволоку на горлышке.

— А что вы тут делали четвертого? — спросил Иванов мичмана.

— Приказ имели — штольни подорвать, — охотно объяснил тот. — Закладываем заряды, глядь, в отсеке — шампанского штабель! Решили: гитлеровым детям той шампанеи не оставим, подорвем. А для себя зароем, чтобы распить в честь возвращения. Вернулись сегодня — порядок, шампанея ждет!

— Хорошо вам! — порадовался Иванов за минеров. — Как были — вместе. А я вот только одного Петю встретил. Раскидывает война…

— Раскидывает… — Мичман продолжал с поистине минерской осторожностью снимать проволоку с горлышка. — А нас могла и закидать, когда штольни рвали. А что? Пока шнуры тянули — немцы уж вот они, на скале. Ну, говорю, сейчас мы вас доставим прямиком к вашему немецкому богу, с горы вам ближе. Как рвануло — дым до неба, и фрицы в нем. Так и не пришлось тем фрицам Севастополем полюбоваться.

Мичман наконец раскрутил проволоку. Лихо взлетела пенная струя.

— За победу! — поднялся мичман. — За наш Севастополь!

ЧЕРЕЗ ГОДЫ

Трынде Василию Остаповичу

Василь, дружище!

Двадцать лет ни слуха, и вдруг — твое письмо! Я прямо ошалел. Кто не знал, в чем дело, — спрашивал: орденом награжден? «Волгу» выиграл? Что — «Волга»! Тебя нашел!

Как здорово, что твой глаз зацепился за мою фамилию в газете. Спрашиваешь, не тот ли самый Иванов? Тот самый!

Уже вторично отыскиваешь меня раньше, чем я тебя. Помнишь — 24 июня сорок пятого, в Москве? Прямо с Парада Победы ты заявился ко мне в госпиталь. До сих пор злюсь: чертовы фашисты всадили-таки мне пулю напоследок. На память о берлинской речке Шпрее и о том, как я через нее перебрасывал на полуглиссере автоматчиков. Тех самых, что предлагали: «Дай, моряк, флажок со своей посудинки, заодно на рейхстаге поставим!»

Никак не думал, что после той встречи снова потеряем друг друга, в мирное-то время! А все ж верил — встретимся! Согласен — друзья военные не забываются. Вот Мансура — разве можем позабыть? Как-то был я в командировке в Волгограде. Осенью, когда на Волге уже ледок. Как раз в такую пору, в сорок втором, Мансур там со своим кораблем погиб. Не сообщи товарищи тогда его матери, а она тебе — и не узнать бы… Видел я там над берегом на постаменте бронекатер. В память моряков, которые у Сталинграда воевали. Выходит — и Мансуру этот памятник, и нашему капитан-лейтенанту Лысенко. Ведь пишешь — теперь доподлинно известно: Лысенко, как и Мансур, через немецкие тылы и фронт к Сталинграду вышел и там воевал.

Жаль, не дожил Мансур до конца войны, не увидел того, что мы. С ветерком прошлись по Европе, когда фашизму кол загоняли, есть что вспомнить. Ты по Дунаю через шесть держав до Германии, и я туда же, только с другого края. Жаль, не вместе. Будь ты у нас на Днепровской — вместо меня к рейхстагу прогулялся бы, глянул, верно ли, что на нем среди флагов — наш военно- морской? Говорят, видели. Интересно, с какого корабля? Ходил слух, что бронекатер с флагом, который днепровцы из окружения вынесли, под Сталинградом воевал, а потом до Германии дошел. А что, свободно мог быть и флаг нашей броняшки, которая лежит в Десне.

Эх, как хочу поскорее встретиться, Василь, взглянуть, каким ты стал! В сорок пятом погоны имел ты всего главстаршинские. А теперь знай наших — капитан второго ранга. Не пишешь, в какие моря-океаны ходишь. Но догадываюсь, коль тебя жена по три месяца не видит. А помнится, ты не собирался оставаться в моряках, хотел сразу после войны к себе в Табунивку и меня приглашал. Даже оженить обещал, на «самой наикращей». Почему ж планы изменил? Когда мы с тобой виделись в день Парада, ты говорил, тебя направляют на Тихий. Я так и считал, что ты там послужил и вернулся домой. Потому и писал тебе на Табунивку. Но письма вернулись за отсутствием адресата. А сельсовет ответил, что мать твоя выехала на жительство к родным, а куда — так я и не добился. Как это я не догадался искать тебя по военному ведомству! А ты мне писал на Златоуст. Но я после демобилизации почти сразу уехал в Свердловск, в институт, а кончил — меня сюда, в Кузбасс.