Легенда о любви и красоте

На челе короля пролегла морщинка легкого недоумения.

– Но больше всего и искреннее всего я благодарна вам за то, что вы взяли на себя труд выбрать для меня лучшего и достойнейшего супруга. Уверенна, что никто кроме вас не справился бы столь блестяще с этой задачей.

– Опять шутите?
– нахмурился король.

– Отнюдь, ваше величество, - ответила Виола.

– Что ж, возможно, я и, правда, обошелся с вами с излишней суровостью, но мною двигало желание огранить красивейший из алмазов, сделав вашу душу столь же прекрасной, как ее внешняя оболочка. Теперь, когда я вижу, что старался не напрасно, я готов просить прощения и вашей руки.

– Моя душа едва ли отличается сейчас от той, что была дана мне при рождении. У меня лишь не было опыта, позволяющего вполне различать добро и зло, понимать и сочувствовать людям. Теперь я его получила, за что еще раз вас благодарю. И я замужем, ваше величество. Или вы забыли, что сами подобрали мне мужа?

– Это легко уладить, - махнул рукой Неаполитанский король.

– На вашем месте, я бы не стала спешить с подобным утверждением. Мой брак состоялся, и подтверждение тому зреет сейчас в моем чреве.

– Что?
– изумлению короля не было пределов.
– Этот оборванец... он, что, взял вас силой?

– Ему не было нужды так поступать, - ответила Виола.

– Я искрошу его на мелкие кусочки, - сказал король, с трудом сдерживая гнев.

– Его уже достаточно искрошили, ваше величество. Оставьте мне то, что осталось. Не пытайтесь силой разрушить соединенное Господом.

Король смотрел на Виолу с раздраженным и раздосадованным видом человека, не знающего как поступить, не уронив своего достоинства. А она вдруг увидела перед собой одинокого, придавленного бременем собственного величия, разучившегося доверять кому-либо, уставшего мужчину. Виоле стало жаль его, как в последнее время было жаль всех, кто не познал чуда любви, не засыпал и не просыпался в объятиях любимого, не понимал, что именно в этом заключается смысл жизни и ее высшая награда.

– Вы еще можете быть счастливы, ваше величество. Я буду молиться о том, чтобы Бог послал вам любовь так же, как он подарил ее нам с мужем, - искренне сказала Виола.

Неаполитанский король пристально посмотрел на нее, рассерженный, и в то же время где-то в глубине души удовлетворенный, тем, что она посмела заглянуть так глубоко.

– Обидно, когда другие пожинают плоды, что ты сеял для себя, - с насмешливым сожалением сказал он.
– Чем подбирать остатки, я умываю руки.

В символическом жесте воздев руки, король встал и удалился. Его свита вышла следом за ним. В покоях остались лишь Виола, герцог Миланский и пара его доверенных советников.

– Дочь моя, - с трудом поднимаясь из кресла, произнес герцог Филиппо Мария. Разогнув спину при поддержке Виолы, он пристально посмотрел на нее и сказал, положив руку на ее голову: - Ты так похудела.

– У меня есть к вам просьба, батюшка, - ответила Виола и, смутившись, добавила: - Если мне дозволено ныне так вас называть.

– Я слушаю тебя, дитя мое, - глядя увлажнившимися глазами, ответил герцог.

– Если можете, отмените решение о нашем изгнании. Обещаю, мы не вернемся в Милан, дабы не порочить вас, а поселимся поблизости в каком-нибудь маленьком городке, где нас никто не знает.

– Так ты говорила всерьез?
– герцог, словно только сейчас понял, что события последнего часа не были розыгрышем или шуткой.

– Да, - подтвердила Виола.

– И про ребенка в твоем чреве?

– Да, - снова кивнула Виола.
– И если вы не сможете выполнить первую мою просьбу - Джанкарло может воспротивиться, я знаю - то выполните другую. Выплатите хотя бы двадцатую часть того приданного, что полагалось за мной, своему зятю, если не как мужу вашей дочери, то как человеку, сражавшемуся в рядах вашей армии.

– Хорошо, - согласился герцог Филиппо Мария.
– Я хотел бы иметь возможность иногда видеть тебя и своего внука.

– Она будет у вас, батюшка. А сейчас идемте, муж ждет меня, а вам давно пора познакомиться с зятем.

Виола понятия не имела, как она сумеет уговорить Гвидо принять деньги из рук отца, но в запасе у нее был один абсолютно неотразимый аргумент, улыбнулась она, положив руку на живот.

Гвидо умер десять лет спустя. Виола дожила до глубокой старости. У них было семеро детей и тридцать два внука. Изделия их гончарной мастерской и сегодня украшают полки домов и музеев Италии.