Легенда о Льюке
Шрифт:
И пока разводили огонь ежиха полезла под полуразрушенный корпус лодки. Она проделала все так быстро, что никто даже не успел предостеречь ее.
— Ай!
Она выскочила наружу, как ошпаренная, а за ней вылез огромный краб с красным панцирем и страшно шевелящимися клешнями. Ежиха не пострадала, но краб угрожающе топтался на песке и был готов защищать свое убежище. Вскоре к нему присоединился еще один, такой же огромный и свирепый. Тримп дрожала, как лист, а Чаггер спрятался за ее спину.
Вытащив из костра тлеющую головешку, Гонфф обежал вокруг крабов, последовательно поднося головешку
— Ну вы, придурки панцирные, убирайтесь отсюда, пока вам клешни не подпалили! Давайте! В воду!
Гонфф погнал их к морю, и крабы своими убогими мозгами наконец сообразили, как им не сгореть заживо. Боком, боком, они поспешно двигались к воде. Гонфф вернулся к друзьям, весело смеясь:
— У этих двоих и на одного ума не наберется!
Все выжидали, пока храбрый Мышеплут, светя себе факелом, проверял, нет ли еще кого-нибудь под перевернутой лодкой.
— Можно заходить! Здесь больше никого нет!
Снаружи стало холодно, пронизывающий ветер гулял по берегу, взвихривая песок. К счастью, путешественникам было где укрыться, они сидели вокруг костра, глядя на веселое пламя, ели вкусный ужин, шутили, болтали. Когда все на минутку примолкли, Тримп вдруг приложила ухо к борту лодки и сказала:
— Слушайте! Ты что-нибудь слышишь, Мартин?
Мартин тоже прислушался:
— Да. Похоже, кто-то стонет. Фурмо положил Динни еще пудинга:
— Может, это ветер?
Но Мартин уже взялся за свой верный меч и настороженно подался вперед:
— Это не ветер. Прислушайтесь!
Все замолчали и явственно различили какие-то жуткие стоны, раздававшиеся снаружи:
— У-у-у-о-о! О-о-о-а-х!
Стоны то затихали, то нарастали над берегом моря в безлунной ночи. Фурмо содрогнулся:
— По-моему, живые так не стонут!
Его замечание настроило всех на мистический лад:
— А может, это духи мертвых?
— Вдруг это призраки давно погибших моряков с этой лодки?
— Говорят, такое бывает на берегу моря, в пустынных местах.
— Я тоже слыхал. Они приходят по ночам на то место, где погибли.
— Урр! Уж лучше бы мы остались в море, в нашей лодке!
— Тише! Я, кажется, разбираю слова!
Действительно, слова вполне можно было разобрать.
У скрывшихся под перевернутой лодкой шерсть встала дыбом, а лапы задрожали. Все придвинулись поближе к огню. И все же нельзя было не услышать эту замогильную песнь, которая становилась то громче, то тише и пелась под аккомпанемент ветра:
Из глубоких морей, гремя костями,Встают мертвецы рядами.Целиком встают и частямиИ по берегу бродят стадами.Нам вечно бродить по ночам суждено.Никогда не знать нам покоя.И в безлунную ночь, и под полной лунойМы бродим, и стонем, и воем.У-у-у! У-у-у!Тримп вся затрепетала от ужаса. Она крепко прижала к себе дрожавшего как осиновый лист Чаггера. И тут раздался
низкий странный звук — снаружи по борту лодки стучали: «Тук, тук, тук». Затем снова послышались жуткие голоса: Путник, беги отсюда, покаНе достала костлявая смерти рука.А не то будешь тоже греметь костямиВместе с нами, с нами, с нами-и-и…Мартин взглянул на искаженные ужасом мордочки своих друзей. Вынув из ножен меч, он повернулся к единственному из всех, кроме него самого, кто не был уж слишком потрясен жуткими песнопениями:
— Ну, что ты обо всем этом думаешь, Гонфф?
Мышеплут тоже взялся за свой кинжал:
— Вряд ли привидение может быть настолько плотным и твердым, чтобы стучать лапой по корпусу лодки, дружище. Ты останься здесь на случай, если там ловушка. Позаботься об этих пугливых маргаритках. А я вылезу — посмотрю, что там такое.
И Гонфф выскользнул в ночь. Секундой позже он появился вновь и влез внутрь гораздо быстрее, чем вылезал наружу. Кинжал выскользнул из его лапы. Мартин сжал запястье друга. Тот, кто сидел теперь с ними, весь серый и дрожащий, был не Гонфф. Воитель заглянул в его расширенные от ужаса зрачки:
— Что с тобой, дружище? Что ты там видел?
Гонфф залпом опрокинул кружку напитка из одуванчиков. Кажется, он постепенно вновь обретал присутствие духа, но прошло еще какое-то время, пока он смог заговорить:
— Честное слово, друг, не хотел бы я увидеть их вновь. Они высокие, очень высокие, у них ужасные морды и длинные белые тела, они колышутся, как будто плывут по воздуху!
Тут один из членов Гуосима сжался в комок, указывая дрожащей лапой на кого-то, возникшего у входа в их убежище:
— А-а-а! Я вижу его! Вот он!
Чьи-то размытые силуэты маячили снаружи. Мартин схватил весло:
— Ну, хватит всей этой чепухи! Пора поговорить с этими призраками, послушаем, что они нам скажут!
И когда видение показалось снова, Мартин сделал резкий выпад, хорошенько огрев его веслом.
Привидение завопило и обрушилось на песок нелепой кучей. Мартин схватил в охапку эту копошащуюся массу и втащил в укрытие. Сдернув белую ткань, он предъявил своим друзьям обыкновенного ежа на ходулях.
Ежиная мордочка была густо вымазана белой глиной, скреплявшей длинные перья какой-то морской птицы. Глаза, обведенные черным, и ярко-красный рот придавали зверьку довольно жуткий вид. Он с вызовом взглянул в глаза Мартину:
— Ну, действуйте, бесчестные морские разбойники! Давай, приятель, убей меня, и покончим с этим. Кажется, твой острый меч для этого и предназначен. Грязные убийцы! Канальи!
Мартин крепко схватил ежа за липкое от глины ухо:
— Послушай-ка, дружок, разговаривай повежливее, а то я тебе уши надеру. Никакие мы не морские разбойники и никого не убиваем ни за что ни про что!
Тут на белой от глины мордочке появилась широкая улыбка:
— О, слава тебе, Мать Природа! Клянусь иголками моего дяди-толстяка, этот пудинг должен быть столь же чудесным, как и его запах! Нельзя ли положить мне большую миску? А еще, можно, я сяду рядом с той хорошенькой ежихой? Думаю, смогу произвести на нее впечатление своим прекрасным аппетитом.