Легенда о Льюке
Шрифт:
Заяц немедленно сорвал с себя свои лохмотья и стал деловито обматывать талию парусиной, на манер фартука:
— Вам повезло, что вы встретили меня, ребята! У себя на судне я был единогласно избран самым шустрым из шестерки шустрейших шеф-поваров!
Колл стал подначивать зайца:
— Бьюсь об заклад, что ты не сможешь повторить еще раз то, что сейчас сказал!
Бью презрительно отмахнулся от него ушами:
— Не смогу, говоришь? Слушай: я был единогласно избран самой шустрой шестеркой из… Ой, не так! Погоди-ка: самым шестым шеф-поваром из шустрых шеф-поваров… Нет, опять не так…
Льюк перебил его:
— Если ты действительно умеешь готовить, хватит
Бью оказался отличным поваром. В тот вечер он приготовил для экипажа «Сайны» такой ужин, что все отогрелись душой. Как всякий заяц, он был щедр, и еды с избытком хватило на всех.
— Эх, я, конечно, понимаю, что кормить вкусной едой голодных — только продукты переводить, но ладно уж, вот вам меню на сегодня. Закуски: сыр и турноверы с луком, моей выпечки, потом запеканка с креветками и грибами в соусе из турнепса. А на десерт — груши и сливовый пудинг. Запивать будете одуванчиковым чаем и вполне приличным сидром, что я нашел у вас в трюме. Ну вы, дикари, крепитесь и не смейте трогать ни крошки, пока я не прочитаю молитву.
Льюк потупился, тем самым призвав к порядку всю команду:
— Он прав. Нет никаких оснований становиться невоспитанными неряхами только потому, что мы сейчас не дома. Давай, Бью!
Заяц отбарабанил свою молитву на невероятной скорости:
«Улыбнись нам, судьба, и позаботься об этой команде, и не допусти, чтобы какой-нибудь наглый обжора слямзил у меня мою порцию».
И прежде чем кто-либо успел поднять глаза и взять ложку, заяц накинулся на еду, как будто знал, что с завтрашнего дня начнется голод.
Вург передал блюдо с турноверами Льюку:
— Да, наш повар умеет готовить, что и говорить!
Льюк с наслаждением понюхал турноверы и сказал:
— Пусть Бью делает, что хочет, лишь бы он каждый день кормил нас так же, как сегодня!
— Да уж! Отложи-ка немного для Кордла. Он ведь на вахте.
«Сайна» рассекала спокойное море под бледной луной и направлялась строго на юг. Уставшая от перипетий дня команда отдыхала, но на неуемного повара обильная еда, похоже, оказывала бодрящее действие. Бью декламировал длиннющие стихи, пел, танцевал и пребывал в полном восторге оттого, что он теперь не один, а в компании друзей. Льюк отправил его на палубу к румпелю. Бью и там преуспел: он спел серенаду морю и ночному небу. Дьюлам закутался в плащ по самые уши и жалобно простонал:
— Может, он и хороший повар, но певец никудышный. Такое впечатление, что там кто-то что-то пилит. Эй, Бью, дай отдохнуть своей глотке!
Но ни мольбы, ни угрозы не подействовали на певучего зайца:
Йо-хо-хо да трам-пам-пам,Хорош корабль «Упрямец» с пушкой.На нем рыбы — матросня,Капитан — толстяк-лягушка. Йо-хо-хо, плывут, плывут,Капитан сказал с улыбкой:— Драить палубу хвостом,Посуду — плавниками, рыбки! — Йо-хо-хо, вот шиш тебе!Рыбы пачкаться не будут!Брось тарелки в океан —Волны вымоют посуду! — Значит, бунт? О горе мне!Не матросы вы, а банда.Из крабов надо бы набратьМне послушную команду! Спорят, спорят… Им судьяБеспристрастный был бы нужен.И акула всех подряд позвала к себе на ужин. — Йо-хо-хо, — акула им:— Боже, как вас скучно кушать!Не терплю нахальных рыб и беспомощных лягушек.Бью ловко увернулся от огрызка яблока, брошенного в него из каюты. Уши его встали торчком от возмущения:
— Невежи несчастные! Кидаться огрызками в того, кто поет им колыбельную! Хамы неблагодарные!
Ответом ему был гневный вопль:
— Заткнись наконец, вислоухий пустозвон!
Бью оскорбленно улегся на палубу, управляя румпелем при помощи задней лапы:
— Мне два раза объяснять не надо, я все понимаю с полуслова, старина. Если вы не цените хорошего пения, я лишаю вас этого счастья! Но прежде я должен допеть свою песню. Потерпите: осталось всего сорок шесть куплетов!
23
В следующие недели «Сайна» прошла немало морских лиг. Они давно уже миновали холодные широты, и погода стояла почти тропическая: жаркое солнце целый день сияло на чистом голубом небе. Но чем дальше, тем все более раздраженным и удрученным становился Льюк. Никаких следов красного корабля! А ведь он мог и проплыть здесь совсем недавно: в море, как известно, следов не остается. Льюк и Денно потихоньку начали составлять карту от Северного Берега до того острова, где жил Бью, и дальше. Льюка расстраивало и то, что им больше не встречается ни единого клочка земли, который можно было бы принять за ориентир.
— Мы плывем вслепую, приятель. Если бы нам попался хоть клочок земли, мы по крайней мере могли бы узнать что-нибудь о красном корабле, но мы уже вечность ничего не видим, кроме моря со всех сторон.
Денно отложил в сторону свое перо и согласно кивнул:
— Да, и к тому же нам не помешало бы запастись пресной водой, и запасы продовольствия иссякают. Этот заяц думает, что дело его жизни — готовить горы еды для команды. Посмотри, какое пузо я себе отрастил!
Льюк, однако, не склонен был критиковать повара:
— Оставь старину Бью в покое, Денно! По-моему, заяц не делает ничего плохого. Я живу на свете не первое время года и никогда не пробовал такой вкуснятины.
Но слова Денно оказались пророческими. На следующий день Вург хотел зачерпнуть воды из бочки и обнаружил, что его ковш скребет по дну.
— Если в ближайшее время мы не увидим на горизонте земли, наше дело плохо! Вода почти вся вышла.
Бью выплыл с камбуза, помахивая половником:
— Нет воды? Что ж, нам придется обойтись сидром или еще чем-нибудь. Кардо, как обстоят дела с напитками? В конце концов ты помощник корабельного кока!
На камбузе завозились и загремели посудой, и через некоторое время показалась скорбная физиономия Кардо:
— Кончилось все до капельки, Бью! Все до капельки! Тогда Бью, не привыкший так легко сдаваться, полез по веревочной лестнице на главную мачту.
— Друзья мои, какой смысл стоять на палубе с рожами, словно печеные яблоки? Надо, в конце концов, взять и высмотреть на горизонте землю, будь она неладна!
Кардо вяло поднял голову и посмотрел на Бью:
— Ах, только и всего?