Легенда о Побратиме Смерти

— Ты сердишься, — сказал он. Зусаи покачала головой:

— Мне просто жарко, мой господин. Боюсь, что это сделало меня нескромной.

Талисман вылез на берег, прошел к лошадям и достал чистую рубашку и штаны. Одевшись, он вернулся к девушке.

— Мы останемся здесь на ночь. Там, около южного берега, есть полка, где глубина не больше четырех футов. Можешь выкупаться там. И не смущайся — я пройду назад по тропе, поищу топливо для костра.

— Благодарю вас, господин, — склонила она голову.

Талисман натянул сапоги, перекинул через плечо пустой мешок и стал подниматься в гору. У вершины холма он остановился и оглядел степь. В поле зрения не было ни одного всадника. Здесь, наверху, жара донимала особенно. Талисман двинулся вниз по склону, собирая хворост в свой мешок. Корни растущих здесь деревьев и кустарников уходили глубоко в сухую землю — эти растения поддерживали свою жизнь лишь благодаря коротким, но обильным зимним дождям. Сухого топлива было в избытке, и скоро Талисман набил мешок доверху. Он повернул назад и вдруг услышал крик Зусаи. Бросив мешок, он помчался обратно к водоему. Зусаи соскользнула с полки и уходила под воду, отчаянно молотя руками по воде.

Талисман добежал до пруда и нырнул за ней. Под водой он открыл глаза. Зусаи, продолжая барахтаться, ушла уже футов на двадцать в глубину. Пузырьки воздуха бежали у нее изо рта. Талисман опустился к ней, ухватил за волосы и стал всплывать. Тяжесть Зусаи не пускала его, и он ощутил легкую панику. Если он не отпустит ее, они утонут оба. Он огляделся: полка, с которой она упала, была всего в десяти футах слева — значит и до поверхности недалеко. Одолевая мертвый груз тела Зусаи, Талисман забил ногами с удвоенной силой и скоро высунул голову из воды. Глотнув воздуха, он вытащил девушку на каменную полку. Она обмякла в мелкой воде. Талисман, упершись ногами в камень, взвалил ее на плечо и вылез на берег. Он уложил Зусаи на живот, оседлал ее и надавил на спину. Вода полилась у нее изо рта. Талисман нажимал снова и снова. Наконец Зусаи закашлялась, и ее вырвало. Талисман сбегал к лошадям и отвязал ее одеяло. Когда он вернулся, Зусаи уже села, и он набросил одеяло ей на плечи.

— Я чуть было не умерла, — сказала она.

— Теперь все позади. Ты жива.

Помолчав немного, она взглянула на него.

— Хорошо бы мне в самом деле научиться плавать.

— Я поучу тебя, только не сегодня, — улыбнулся Талисман.

Солнце уже садилось, стало немного прохладнее. Талисман принес мешок с хворостом. Зусаи, в штанах и голубом камзоле, стирала их пропыленную одежду. Он развел костер в скальной выемке, на старой золе. Зусан подсела к огню, и они провели некоторое время в уютном молчании.

— Ты тоже изучаешь историю, как твой дед? — спросил Талисман.

— Я помогаю ему в занятиях с восьми лет и не раз ездила с ним в разные священные места.

— И в святилище Ошикая бывала?

— Дважды. Когда-то там был храм — самое древнее строение в готирских землях, по мнению дедушки. Ошикая, по преданию, похоронили там после Битвы в Долине. Его жена была с ним, когда он погиб, поэтому долину потом и назвали Слёзы Шуль-сен. Паломники уверяют, будто ее рыдания слышны до сих пор, если сесть вблизи от святилища в холодную зимнюю ночь. А вы слышали, как она плачет, Талисман?

— Я там никогда не бывал.

— Простите меня, господин, — с поклоном сказала она. — Боюсь, что мои слова вас задели, хоть я этого не хотела.

— Не беда, Зусаи. Расскажи мне о святилище — какое оно?

— В последний раз я была там три года назад. Мне исполнилось четырнадцать, и дедушка нарек меня женским именем — Зусаи.

— А как тебя звали в детстве?

— Вони. На чиадзе это означает «писклявая крыса».

— По-надирски будет почти так же, — усмехнулся Талисман.

— По-надирски это будет «паршивая коза». — Зусаи склонила голову набок и сверкнула такой улыбкой, что Талисмана точно кулаком между глаз ударили. Он заморгал и втянул в себя воздух. До этой улыбки ее красота казалась столь холодной и недоступной, что не причиняла Талисману никаких хлопот. Но теперь? Ему почему-то стало трудно дышать. Вытащив Зусаи из пруда, он почти и не заметил ее наготы. Теперь же ему не давала покоя память о ее золотистой коже, округлостях бедер и живота, больших темных сосках маленьких грудей. До него с опозданием дошло, что Зусаи к нему обращается.

— Что с вами, мои господин?

— Ничего, — ответил он резче, чем намеревался, ушел вверх по тропе и сел там на камень. Улыбка Зусаи не шла у него из ума, и все тело ныло от желания. Его точно околдовали. Он оглянулся на девушку, тихо сидящую у костра. Нет, она не колдунья — просто она красивее всех женщин, которые Талисману до сих пор встречались.

И он обязался честью доставить ее другому мужчине.

Чорин-Цу говорил о жертве — теперь Талисман понял, что это значило...

Зусаи сидела у костра, закутавшись в пестрое одеяло. Талисман спал рядом, дыша глубоко и ровно. Когда одна из лошадей во сне задела копытом камень, Талисман вздрогнул, но не проснулся. Зусаи рассматривала его лицо в лунном свете. Не красавец, но и не урод, даже милый, подумала Зусаи, вспомнив, как осторожно он закутал ее в одеяло и как заботливо смотрел на нее, когда она оправлялась после страшного происшествия. За годы, проведенные с дедом, Зусаи встречала многих надирских кочевников. Некоторые ей нравились, другие были противны. Но все они пугали ее — свирепостью, которая неизменно проглядывала в них, склонностью к насилию и кровопролитию. А вот Талисман не такой. В нем чувствуется сила и власть — редкость для столь молодого человека. Но он не жесток и не любит крови — это видно.

Зусаи бросила в костер остаток дров. Ночь не была холодной, но маленькое пламя успокаивало. Кто же ты, Талисман? Надир, это несомненно. И уже достиг возраста мужчины — почему же он не носит надирского имени? Почему «Талисман»? Или взять его речь: у надиров язык гортанный, многие звуки — горловые, поэтому им бывает трудно говорить на более мягком наречии круглоглазых южан. Талисман же говорит свободно, с богатыми интонациями. Зусаи провела много месяцев среди надиров, когда дед путешествовал по историческим местам. Они люди грубые, суровые и неуступчивые, как степь, в которой живут. С женщинами они обращаются жестоко и пренебрежительно.

Когда Талисман разделся и нырнул в воду, Зусаи это и возмутило, и взволновало. Она впервые видела обнаженного мужчину. У него бледно-золотистая кожа, тело — по-волчьи поджарое, а спина, ягодицы и ляжки покрыты белыми рубцами от кнута. Надиры жестоки со своими женщинами, но детей наказывают редко — во всяком случае, не так, чтобы оставить рубцы.

Да, Талисман — настоящая загадка.

«Он станет одним из военачальников Собирателя, — сказал ей дед. — Он мыслитель, но при этом человек действия. Такие люди — редкость. Надиры прославятся благодаря таким, как он».

Горячность старика смущала Зусаи.

«Но ведь это не наш народ, дедушка. Что нам до них?»

«Мы происходим от одного корня, малютка. Но дело даже не в этом. Чиадзе — богатый гордый народ. Мы гордимся своей особостью, своей культурой. Круглоглазые — вот настоящие дикари, и зло, исходящее от них, превыше нашего понимания. Может статься, что скоро они обратят свои взоры на нашу родину и двинутся туда войной, неся с собой свои болезни и свою гнусность. Объединенные надиры могли бы стать стеной против такого нашествия».

«Они никогда не объединятся. Они ненавидят друг друга».

«У того, кто придет, у человека с лиловыми глазами, будет власть объединить их, перевязать вековые раны».

«Простите мою несообразительность, дедушка, но я не понимаю. Если он все равно придет и это предсказано звездами, зачем вы тратите столько времени на свои труды, путешествия и встречи с шаманами? Разве он не придет к власти независимо от ваших усилий?»

Дед улыбнулся и взял ее маленькие руки в свои.

«Возможно, и придет, Вони. Хиромант расскажет тебе многое о твоей жизни — и о прошлом, и о будущем. Но говоря о будущем, он скажет: „Вот эта ладонь показывает, что должно быть, а эта — что может быть“. Никогда он не скажет: „Эта ладонь показывает то, что будет“. Вот и я как человек, обладающий некоторыми познаниями в астрологии, знаю, что человек с лиловыми глазами где-то есть, — но знаю и то, какие опасности его подстерегают. У него есть и мужество, и сила, и дар привлекать к себе сердца. Но этого недостаточно. Несметные рати ополчатся против него. Он существует, Зусаи, — один среди многих и многих. Он должен прийти к власти. Он может изменить мир. Но будет ли это? Что, если враг найдет его первым или болезнь свалит его? Не могу я ждать сложа руки. Моя наука говорит мне, что я каким-то образом ускорю предстоящие события, стану тем первым порывом ветра, что предвещает бурю».