Легенда о великом старце

– Не знаю, - упрямо сказал Слава, - так я это увидел. А "ваши радости - наши радости" - вам недостаточно? Разве не распинают Христа те, кто вступает в контакт с режимом, распинающим мучеников за веру, провозглашающих, что само Имя Бога на этой земле не будет произнесено? Если для вас это примитив, я ничего не могу прибавить.

Новиков молчал.

– Ну и чем вы закончили свою легенду?
– спросил он вдруг.
– Его расстреляли там, на Лубянке?

– Нет, - сказал Слава и тихо улыбнулся.
– Я, как вы говорите, только пародист, если не плагиатор. Старец у меня, пока говорит, не смотрит на "собеседника". Он ведь больше с собой разговаривает. А когда кончил, внезапно увидел. Перед ним, на скамье в боксе, под двухсотсве-чевой лампой сидит зек в только что выданной ему из прожарки одежде без пуговиц, с черными штампами внутренней тюрьмы. И Лицо Его залито слезами. Тогда Старец опоминается. Он еще минуту вглядывается в тихое, невыразимо-прекрасное, страдающее Лицо, подходит к двери и стучит в нее посохом. Дверь тут же открывается, входит вертухай с мертвым лицом, без глаз. Старец вынимает из рукава рясы заготовленный заранее пропуск и говорит зеку: "Уходи. Уходи немедленно, потому что еще минута, и я упаду к Твоим ногам". И зек уходит вместе с вертухаем.

– А Старец?
– спросил Новиков, как в подлиннике.

– Не знаю, - сказал Слава.
– Я вам говорил, что и моего азарта не хватит на то, чтоб судить его.

– Несчастный, - вздохнул Новиков, - как же вы к причастию ходите после этого?

– He знаю, для кого это большая трагедия, - ответил Слава, - для меня, который ее знает, или для вас, не желающего ничего слышать о ней.