Легенда о воре

– Я не раскаиваюсь в том, что воровал ради выживания. Стыд - это лишь балласт, как и та гордость, из-за которой вы отказываетесь меня принять, - сказал Санчо, поднимаясь на ноги.

– Сын прислал мне редкостного мошенника, - заявил кузнец, покачав головой.

– Может, он просто хотел дать вам причину, по которой вы не вышибли себе мозги одним из этих пистолетов.

Кузнец снял со стены стрелу и зарядил лук, нацелив его на Санчо. Тот смотрел Дрейеру в лицо некоторое время, показавшееся вечностью, пока мошки как безумные жужжали в жаркой беседке.

– Да как ты смеешь, скотина! Мне стоило проткнуть тебя насквозь этой стрелой. Может, ты решил, что знаешь, кто я?

Юноша тяжело дышал, ноздри его раздувались, он решил, что с него хватит.

– Вы были великим учителем фехтования в Роттердаме. Который совершил ошибку, и она стоила жизни самому дорогому для вас человеку, матери вашего сына. Могу поклясться, что вы обучили своему искусству не того человека, и он восстал против вас, - Санчо помедлил, хладнокровно читая по лицу кузнеца, как учил его Бартоло, в то время как тот подходил всё ближе, пока конец стрелы не уткнулся в шею Санчо.
– Нет-нет, теперь я понимаю. Вас подвело ваше искусство. Ваш ученик погиб на дуэли, а она покончила с собой. Это был... ее брат?

Дрейер заревел, отвел стрелу от шеи Санчо и разрядил лук в один из манекенов за своей спиной, стрела прошла насквозь. Он размахнулся и влепил Санчо пощечину, из губ брызнула кровь. Санчо медленно вытер ее, разъяренный, но сохраняя хладнокровие.

Кузнец смотрел на него какое-то время, прерывисто дыша, а потом снова заговорил.

– Обо всём этом тебе рассказал мой сын перед смертью?

– Нет, маэстро. Я сам это вычислил, наблюдая за вами, составляя историю по кусочкам и учитывая, как долго вы пытаетесь от этого убежать, - Санчо обвел рукой вокруг себя.

– Выдающийся дар.

– Это искусство, которому научил меня достойный уважения человек, за чью смерть вы поможете мне отомстить.

Кузнец одарил его печальной улыбкой.

– Ты совсем не такой, как я сначала подумал. Быть может, мой сын и впрямь понимал, что делает, прислав тебя ко мне.

Он отошел от Санчо и снова аккуратно приладил лук на прежнее место.

– Ты заслужил право войти сюда, когда выпил воду из кувшина. Скажи, почему ты это сделал?

– Потому что вы мне сказали, что я должен одолеть врага, чтобы научиться фехтованию.

– И кто же, по-твоему, этот враг?

– Я сам.

Дрейер вздохнул и опустил смущенный взгляд.

– Если бы ты знал, сколько человек смогли верно ответить на этот вопрос.

– И сколько же?

– Ни одного, - признался Дрейер.

Кузнец снял мокрую от пота рубаху и повесил ее на один из щитов, оставшись обнаженным по пояс. Затем вынул деревянную шпагу и бросил ее Санчо, тот поймал ее на лету.

– Это учебное оружие, предназначенное для неуклюжих и беспомощные новичков, обучающихся основам искусства, чтобы не порезать ухо или задницу. Я хочу, чтобы ты ее сломал.

– Что вы имеете в виду, мастер?

– Сломай ее, потому что ее назначение - унизить ученика. В этом больше нет необходимости. Ты заслужил это право.

Санчо послушно взял шпагу обеими руками и сломал о колено. Хруст дерева воскресил в памяти жуткие минуты абордажа "Сан-Тельмо" тунисцами, он снова услышал крики умирающих. Санчо тряхнул головой, чтобы избавиться от этих воспоминаний, и сконцентрировался на словах Дрейера, который уже шел с настоящей шпагой. Он держал ее за клинок, протягивая Санчо рукоять. Тот пораженно созерцал ее несколько мгновений, с вытянутыми по бокам руками и смущенный. Наконец, он поднял правую руку и собрался уже взять шпагу, как его удержал голос Дрейера.

– Ты когда-нибудь прежде держал шпагу?

– Нет, маэстро.

– В таком случае запомни эту минуту, сохрани ее, потому что в жизни таких будет мало. Как когда ты впервые посылаешь лошадь в галоп или погружаешь свой член в женское лоно.

Пальцы Санчо сомкнулись на обхватывающей рукоять коже. Взмахнув клинком, он почувствовал, как по телу разлилась странная сила, словно между ним и остальным миром возникла стена. Когда он поднял шпагу и выставил ее перед лицом, то поразился, как мало она весит.

– Какая она легкая!

– Это тебе сейчас так кажется, ученик. Вот увидишь, что будет после того, как полдня помашешь оружием. Подними ее. Согни колени. Голова прямая, не наклонена ни вперед, ни в стороны, шея и спина в одну линию, чтобы придать силу плечам. Вот так.

– А сейчас?

– А сейчас останешься в таком положении, чтобы шпага не казалась тебе легкой.

Санчо подчинился, стоя с выставленной вперед шпагой. Однажды он уже проходил через похожее испытание, в вонючем трюме галеры, где ему дали в руки груз. Он знал, как тяжело долго оставаться неподвижным в одной позе. Он слегка раздул ноздри и мысленно приготовился к боли.

– Думаешь, что упражнения, которыми ты занимался эти две недели, были трудными, ученик? Сейчас ты узнаешь, что такое страдания.

XL

День, когда Дрейер ударил Санчо, был странным с самого начала. Он слишком много раз колотил молотком по железу, словно решив, что оно уже никуда не годится. Лучшие заготовки, из закаленной и прочной стали, превращались в шпаги низкого качества, если ковать их слишком долго.

В этом парнишке - Дрейеру с трудом удавалось не считать его ребенком - было что-то особенное.

Первое указание, подтвердившее Дрейеру то, о чем он и так уже догадывался, он получил в тот день, когда Санчо начал испытание на полу. Нарисованные на брусчатке сложные геометрические формы предназначались для обозначение движений фехтовальщиков. Самая большая трудность для них заключалась в том, что делать с ногами.

– Схватки выигрывают ноги, ученик. Один шаг вперед, носок развернуть в обратную сторону. Снова назад!

Санчо проворно двигался по гипсовой сетке, занимая только свободное пространство и не наступая ни на одну линию. Он запомнил сложные рисунки почти сразу же, и Дрейер видел, как он повторял эти мелкие схемы на песке перед домом. Если юноша замечал кузнеца, то быстро стирал все следы, словно боялся, что Дрейер рассердится на него за то, что вынес эти тайные знания из зала для тренировок. Кузнец мысленно улыбался и притворялся, что ничего не заметил.

Он начал с тупой шпаги, чье острие заканчивалось бляшкой, управляясь с ней твердо, совершенно без той зажатости и неуверенности, с которой сталкивались все новички, не привыкшие к какому-либо элементу.