Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
– Благодарим за честь, но мы свои грехи и дома замолим.
Вдруг на сходни вскочила девица в ярком сарафане и белом платке. Подбоченилась одной рукой и молвит:
– Бери меня!
Народ на пристани покатился от смеха.
У Василия от изумления брови вверх подскочили: Анфиска!
– Бери меня! – повторила служанка. – Все равно иных охотников нету на край света ехать.
Василий окинул взглядом толпу провожающих, никто не выступил из нее. Хотя нет, какой-то шутник вытолкнул вперед слепого нищего в грязных обмотках и закричал язвительно:
– Возьми,
Дрогнули передние ряды зевак от громкого хохота.
Василий махнул рукой Анфиске, мол, давай сюда!
Чернавка не заставила себя ждать. Простучали ее кожаные башмачки по широкой доске с поперечными плашками, взвился колоколом ее широкий сарафан, когда она перемахнула через борт, угодив прямо на руки Василия.
Ладья плавно отошла от высокой стенки причала.
– Весла на воду! – пробасил с кормы Яков Залешанин.
Разгоняемая сильными ударами весел, крутобокая ладья быстро удалялась, выходя на широкую стремнину Волхова. С нее долетали дружные вздохи гребцов и властные команды кормчего. По темной воде расползался пенный след за кормой корабля.
Амелфа Тимофеевна приблизилась к Любаве, которая, вытягивая шею, глядела вслед буслаевскому кораблю. Вдова молча обняла молодую женщину за талию, выражая тем самым свое расположение к ней.
Так они и стояли на дощатой пристани, полной народа, пока червленая ладья не скрылась из глаз, пока знакомый парус не затерялся на речном просторе.
Глава восьмая. Ильмень-озеро
Серебристым блюдом на изумрудной скатерти лежит в пологих травянистых берегах широкое озеро Ильмень. Говорят, будто впадает в него тридцать рек и речушек, а вытекает из Ильменя лишь могучий красавец Волхов.
В давние-давние времена, гласит легенда, жили на берегу озера четыре сестры. Одну звали Полистью. Другую – Ловатью. Третью – Полой. Четвертую – Мстой. А на другой стороне прекрасного Ильменя жил молодой витязь Волхов. Полюбили сестры-красавицы молодца. Но не ведал об этом сам витязь.
И вот однажды, охотясь, заехал витязь в лесную чащу и заплутал. Так и кружил по лесу, покуда не набрел на теремок. В тереме том жила боярышня Ладога. Только глянул на нее витязь – и полюбил всей душой. Красива была Ладога, но своевольна нравом. Посватался Волхов к Ладоге. А девица отвечала: «Коль любишь меня, обратись в реку быструю, а я обращусь в широкое озеро и приму твои воды в свое глубокое лоно. Хочу, чтобы нес ты к моему терему корабли, полные сокровищ!»
Витязь и рад бы выполнить волю своей возлюбленной, да где же взять столько сокровищ?
Узнали про его беду сестры. Обратились они в реки, прибежали к Волхову и молвят: «Не кручинься, витязь! Бери наше приданое – жемчуга скатные, серьги янтарные, кольца и браслеты золотые! Ничего нам для тебя не жаль. Неси все это своей невесте!»
Поблагодарил витязь сестер. Обратился он в реку и понес корабли с сокровищами к Ладоге. Но своенравная девица велела своей
служанке Неве тоже обернуться рекой и нести корабли с богатствами дальше, в Варяжское море. «Поглядим, – молвит, – что станет делать влюбленный витязь…»Много воды утекло с тех пор. Постарел Волхов, а все несет и несет Ладоге корабли с дарами.
Потаня замолчал.
В молчании сидели вокруг него ратники. В глубокой задумчивости застыла подле Василия Анфиска, подперев кулачком румяную щеку. Может, о витязе Волхове она задумалась, а может, о чем-то своем.
Журчат за бортом водяные струи. Надутый ветром парус несет ладью на простор Ильмень-озера. Уже остались позади Рюриково городище и маяк на Перыни, что возле истока Волхова. Впереди раскинулась безбрежная ширь озера.
Над дальним лесом полыхает багровыми красками закат. Небеса на востоке отливают белесой голубизной. Чем становилось темнее, тем мрачнее и зловещее казались черные буруны волн. Толчки и удары водной стихии в корпус судна становились все сильнее.
Ветер крепчал.
Холодные брызги упали на лицо Анфиске. Девушка плотнее прижалась к Василию.
– Почто не пристаем к берегу на ночь? – робко спросила она.
Василий покровительственно обнял Анфиску за плечи.
– Ветер попутный, оттого и не пристаем.
– А коль ветер ладью перевернет?
– Тому не бывать, не бойся.
– На мель можем наскочить в темноте, – продолжала беспокоиться Анфиска.
– Ерунда! Глубина здесь большая.
Василий отправил Анфиску вниз под палубу. Там, среди тюков и бочек, ей устроили мягкую постель.
Чернавка завернулась в одеяло из беличьих шкурок и приготовилась ко сну, вдруг где-то рядом в темноте раздался хриплый кашель.
– Кто здесь? – негромко окликнула Анфиска.
– Да я это, – прозвучал из мрака сиплый старческий голос. – Пахомом меня кличут. Не пугайся, милая. Не гожусь я ни на что, поэтому здесь и укрываюсь.
«Вот и я не гожусь, а в поход напросилась, глупая!» – подумала Анфиска. Эта мысль привела ее в уныние.
Для нее только сейчас со всей очевидностью стали проявляться трудности предстоящего похода и коварство водной стихии. Однако она хотела быть рядом с Василием и добилась своего!
Утром, поднявшись на палубу, Анфиска увидела всю команду ладьи, спавшую вповалку кто где. Не спали лишь трое: Василий и Яков Залешанин на корме судна, и еще впередсмотрящий Фома.
Перешагивая через тела спящих ратников, Анфиска пробралась на корму.
– Раненько поднялась, красавица, – улыбнулся девушке кормчий.
– А вы что же, не ложились совсем? – Анфиска перевела взгляд с Якова на Василия. – Неужто всю ночь не спали?
– Мы привычные, – сказал Василий. – Тебе-то как спалось?
– Плохо спалось, – призналась Анфиска, – болтало сильно. Да еще дед Пахом кашлял всю ночь.
– Привыкай, милая, – промолвил Яков Залешанин. – На море еще не так болтать будет. Волны там о-го-го!
Анфиска прибрала растрепавшуюся косу и огляделась вокруг.