Легенды доблестных времен
Шрифт:
Однако каково же было удивление Гийома, когда из отворившихся со зловещим скрипом ворот вышел странный лохматый мужчина в оборванной одежде и, повернувшись к монастырю, гневно потряс над головой кулаком, издав нечленораздельное «ы-ы-ы-ы».
Более странную сцену было трудно себе представить.
Но рассмотреть удивительного незнакомца как следует не удалось, ибо монахи пинками загнали пленников во двор монастыря.
В последний раз лязгнули за спиной ворота. Путь к такой желанной свободе был отрезан, возможно, навсегда.
Мелоун, не сдержав чувств, горько
Спящий на ходу Бертольд по-прежнему нёс в руках круглую ёмкость с гомункулусом, к которой монахи боялись прикасаться под страхом смерти.
Йорик же был до неприличия весел, казалось, произошедшее его отнюдь не пугало, словно являлось безобидной шарадой.
– Допрыгались! – удовлетворённо констатировал он, с удовольствием разглядывая перекошенные физиономии оруженосцев.
– Это ты виноват! – пуще прежнего зарыдал Мелоун. – Если бы не ты, мы никогда не смогли бы поддаться искушению заработать на тебе кругленькую сумму.
– Дьявол обитает в деньгах! – жутким голосом изрёк гомункулус. – В золоте и серебре! Вас обуял грех стяжательства, за что вы трое… хотя нет, пожалуй, двое и поплатились.
Несший Йорика Бертольд не был соучастником жуткого преступления, а попал в скверную историю по чистой случайности, и Мелоун с Гийомом страшно завидовали витающему неизвестно где старику, разом совершая ещё один смертный грех.
Услышав о дьяволе, монахи не на шутку переполошились и поволокли пленников прямо в пыточную преподобного Патрика.
– Просто удивительный день, щедрый на неожиданные сюрпризы! – обрадовался епископ при виде новых пленников. – Кто эти люди, брат Флавий?
Брат Флавий (тот самый могучий предводитель монахов) грозно набычил наполовину обритую голову:
– Мы задержали с поличным гнусных еретиков, отрицающих существование Всевышнего.
– ЧТО?!! – Преподобный гневно повернулся к пленникам. – Это правда?
– Наглая ложь! – гаркнул гомункулус, и епископ при виде прозрачной колбы чуть не лишился чувств.
– КТО?!! КТО посмел пронести богомерзкую тварь в пенаты Божьи?
Монахи смущённо потупились.
– Мы не могли выбросить еретическое отродье, – сконфуженно пояснил брат Флавий, – ибо оно является вещественным доказательством страшного злодеяния.
Преподобный Патрик кое-как взял себя в руки и с отвращением пригляделся к прозрачной ёмкости.
– А я полагал, что мы всех вас истребили ещё во времена Восемнадцатого Крестового похода.
– Вот ещё, – фыркнул Йорик, – нашему роду нет переводу.
Епископ холодно усмехнулся:
– Брат Флавий, кто из этих людей вёл запретные речи?
Персты десяти монахов все как один указали на лучащегося довольством Йорика.
– А при чём здесь эти трое?
– Они соучастники преступника!
– Всё ясно, соучастников в темницу, еретика на пыточный стол.
Демонически посмеивающегося
Йорика отобрали у храпящего Бертольда и торжественно унесли в неизвестность пыточных камер старого монастыря.– Как ты думаешь, как там Йорик? – спросил Гийома Мелоун, когда их вели через угрюмый ночной двор.
– Думаю, держится молодцом, – хмыкнул в ответ Гийом.
– Они будут его пытать?
– Ну, с этим у них возникнет серьёзная проблема, ибо обезглавливание, повешенье и колесование сразу же отпадают, как и дыба. А вот насчёт «Железной девы» я не уверен.
Угрюмо молчащие монахи втолкнули пленников в абсолютно чёрный коридор.
Один из послушников зажёг на редкость вонючий факел, и путь в полную неведомых ужасов неизвестность продолжился, неожиданно закончившись у ветхой на вид, обитой ржавыми железными планками двери.
В замочную скважину вошёл ржавый ключ, щёлкнул замок, и с леденящим душу воем дверь медленно отворилась.
Получив мощные тычки под рёбра, пленники кубарем свалились на усыпанный соломой пол.
С повторным воем дверь стала на место.
Словно окончательный приговор щёлкнул замок.
Бедняги осмотрелись. В маленькое зарешечённое окошко с любопытством заглядывала луна.
– Странно, – проговорил Гийом, изучая карманы безучастного ко всему Бертольда. – У нас деньги монахи отобрали, а у старикана всё на месте.
– Видимо, постеснялись грабить немощного дедушку, – высказал предположение Мелоун, недоверчиво рассматривая лежащего в углу на охапке соломы человека.
– Думаешь, у этих мерзавцев есть совесть?
– Тише! – пробормотал Мелоун.
– А в чём, собственно, дело?
– Там кто-то есть… в углу.
– Кто?
– Не знаю, лежит без движения.
Прислонив причмокивающего во сне губами Бертольда к заплетённой паутиной стене, пленники на цыпочках приблизились к своему зловеще молчащему сокамернику.
Гийом осторожно потянул носом воздух, ожидая услышать запах мертвечины, но вместо этого учуял нечто совершенно противоположное.
– Чувствуешь? – еле слышно прошептал он, жестом останавливая Мелоуна. – Пахнет!
– Чем пахнет? – зашипел Мелоун, словно оголодавший вурдалак.
– Вишнёвым пуншем!
– Врёшь!
– А ты сам понюхай.
Мелоун понюхал:
– И впрямь пуншем пахнет, непонятно.
В свете луны блеснули начищенные до блеска доспехи, и в первую секунду оруженосцы с замиранием сердца решили, что перед ними лежит никто иной, как сэр Бонифаций, неизвестно как угодивший в церковные застенки.
Но это был не сэр Бонифаций, что стало ясно при более подробном рассмотрении. На соломе лежал какой-то другой рыцарь, своей комплекцией не уступающий прославленному обжоре.
– Сэр рыцарь! – осторожно позвал Гийом, толкая вперёд онемевшего от страха Мелоуна.
– М… м… м… – неопределённо донеслось из темноты.
– Сэр…
– Ну что там ещё… за пунш я вам уже заплатил, причём, если мне ни с кем не изменяет память, несколько раз… А вот девушкам я платить не собираюсь, за такое обслуживание… нет уж, дудки.