Легенды и были Кремля. Записки

С начала XIV в. до первой половины XVIII в. Архангельский собор был усыпальницей всех русских царей до Петра I. Первым в древнем соборе был похоронен собиратель русских земель Иван Калита. Здесь же находятся гробницы великого полководца Руси Дмитрия Донского, героя Куликовской битвы, великого князя Ивана III, царя Ивана IV Грозного и его сыновей, а также первых царей дома Романовых: Михаила Федоровича, Алексея Михайловича и их детей. Все русские царицы и царевны были похоронены в Вознесенском женском монастыре.

Вознесенский монастырь был основан в XIV в. великой княгиней Евдокией, супругой Дмитрия Донского и построен рядом со Спасскими воротами. Монастырь был прекрасен. Белоснежные готические башенки монастыря рельефно выделялись на фоне кирпичных кремлевских стен, позолоченные кресты на куполах виднелись с Красной площади. В 30-х гг. XX в. монастырь разрушили. Гробницы цариц и царевен были перенесены из Вознесенского монастыря и помещены в подклеть Архангельского собора.

В то время была вскрыта гробница жены Ивана Грозного — царицы Анастасии. При вскрытии обнаружены останки покойной царицы, частицы одежды и волос. Стеклянный кубок венецианской работы, извлеченный из гроба, хранится теперь в Оружейной палате.

Вернемся к торжественному открытию Архангельского собора. На открытие были приглашены ученые, художники, писатели, журналисты и даже иностранцы. Пожалуй, в Кремле это было первое такое представительное официальное открытие музея-храма.

Соборная площадь была заполнена народом. Перед собравшимися выступил комендант Кремля Андрей Яковлевич Веденин. Сказав несколько слов о роли правительства в обеспечении сохранности исторических памятников Кремля, он представил руководителя реставрационных мастерских знаменитого Игоря Грабаря, ученого «реставратора с мировым именем, создавшего школу мастеров-рестав-раторов и немало сделавшего для спасения и сохранения памятников древнерусской живописи.

Никогда не забуду, как группа художников-реставраторов вместе с Грабарем, войдя в блистающий светом и яркой палитрой красок собор, истово крестились, а затем тихо отошли в сторону, молча смотря на входящих гостей.

В тот день был разрешен осмотр церквей, входящих в ансамбль Теремного дворца, т. е. домашних и домовых церквей русских царей — Верхоспасского собора, церкви Распятия, церкви Воскресения Словущего, церкви Св. Екатерины, Воскрешения св. Лазаря — самых древних из всех.

Несколько слов о церкви Распятия Христова (Воздвижения Креста), построенной в 1681 г. при царе Федоре Алексеевиче. Иконостас в этой церкви уникален. Дело в том, что лики и руки святых на этих иконах написаны красками, а все остальное изображение является аппликацией из искусно подобранных по цвету шелковых 124 тканей. По преданию, шитье — рукоделие царевен и русских придворных мастериц.

Вместе со мной в эту маленькую церквушку, куда довольно трудно подниматься, пришла жена Ворошилова Екатерина Давыдовна. Она сказала мне, что впервые видит такую красоту. Среди гостей была и дочь Молотова Светлана. Она молчала, но слушала очень внимательно и вместе со всеми осматривала древние соборы Кремля. Почему-то, глядя на нее, я вспомнила Светлану Сталину, с которой училась на кафедре новой и новейшей истории исторического факультета МГУ им. Ломоносова с 1946 по 1950 г. Одно время сидела с ней рядом на лекциях. Как-то она мне посоветовала прочитать новую книгу Э. Казакевича «Звезда».

Больше я никогда не разговаривала со Светланой. Судьба, однако, меня еще раз свела с ней в 1956 или, может, в 1957 г. В это время я уже работала в кремлевской квартире В.И. Ленина, которая находилась в Здании Правительства СССР. Как-то зимой я шла на работу; войдя в огромный вестибюль Здания Правительства, я направилась к гардеробу, чтобы снять пальто. Одновременно со мной к гардеробу подошла худенькая женщина. Одета она была плохо: старое-престарое пальто из материала «бостон», которое от долгой носки блестело, на голове белый, простой вязки, шерстяной платок, на ногах несуразные боты. Боже мой, это Светлана! Да! Это была Светлана Сталина. Она не узнала меня, конечно, а я сразу, едва взглянув на лицо, усыпанное веснушками, на прекрасные серые глубокие скорбные глаза и непослушную рыжеватую челку, узнала ее. Говорили тогда, что она приходила к А.И. Микояну. Почему она была в таком виде? Ведь она получала пенсию на себя и детей, преподавала в университете, на филологическом факультете. Думаю, безысходность, огромный психологический груз, вызванный крахом реноме отца, — всему причина. Об этом она сама пишет в книге «Двадцать писем другу».

Из сильных мира сего, я имею в виду государственных деятелей нашей страны, мне довелось однажды встретиться с Н.С. Хрущевым и Н.А. Булганиным. Это было в 1956 г., когда в Большом Кремлевском дворце был дан обед в честь премьер-министра Бельгии Спаака и министра обороны Аккера. После окончания банкета гостям предложили осмотреть залы дворца. Экскурсия началась. В Теремном дворце задерживаемся в Престольной палате, или Государевом кабинете, где стоит царский трон. Высокие гости, потрясенные живописью и красочностью комнаты, застывают в немом изумлении: стены к потолок расписаны золотом по красному фону, с изображением гербов областей России и сюжетами на религиозные темы. В тот час лучи заходящего солнца, пробиваясь через разноцветные стекла, ложились колеблющимися бликами на пестрые изразцы старинных круглых печей, на позолоту стен, на бархат мебели, придавая всей обстановке необыкновенный сказочный вид. Рассказываю, что согласно легенде из окна государевой комнаты во двор теремов опускался в старину ящик для жалоб и просьб, которые таким необычным путем могли бы без промедления попасть к самому царю. Однако в действительности просьбы народные подолгу оставались без ответа, и прозвали этот ящик «долгим»! Вот почему в русском языке со временем и появилось выражение «положить дело в долгий ящик», т. е. отложить решение на неопределенно долгий срок.

Н.С. Хрущев, доселе внимательно и молча слушавший мой рассказ, вдруг рассмеялся и сказал Н.А. Булганину: «Мне, наверное, надо не ящик, а целый ларь спускать на Красную площадь? А?» Булганин ничего не ответил, отделавшись улыбкой. Переводчик мгновенно взглянул на Хрущева, но тот незаметно покачал головой. Делегация последовала дальше.

Когда осматривали величественный Георгиевский зал, где на беломраморных настенных досках золотом начертаны имена героев Отечественной войны 1812 г., Хрущев снова сделал замечание, правда, без улыбки: «А нам-то теперь какого размера зал сооружать, чтобы увековечить имена героев Второй мировой войны, наверное, раз в сто больше? А ведь надо бы это сделать».

Прошло четыре десятилетия с того дня, и не зал, а огромный мемориал памяти подвигу народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гт. воздвигнут на Поклонной горе.

Эту фразу руководителя Советского государства перевела подоспевшая бельгийская переводчица. Представляясь, она, кстати, сказала: «Я бывшая русская княжна, зовут меня Юлия». Очень мила, элегантна, говорила по-русски с легким акцентом. Была ли она действительно русской княжной, утверждать не берусь, тем более что она не назвала свою фамилию, а вот с королевой Бельгии Елизаветой мне довелось встречаться, приблизительно в это же время. Во второй половине 50-х гг. она несколько раз приезжала в Советский Союз.

В один из ее визитов я сопровождала королеву по кремлевской квартире В.И. Ленина. Королева Елизавета, как известно, принадлежала к дому русских царей Романовых. После Второй мировой войны она долгие годы была почетным председателем Всемирного конкурса пианистов имени П.И. Чайковского.

Королева была восхитительна: изящная, в модном в те времена парчовом костюме, в перчатках, в маленькой шляпке, с большой розой в руках. Едва войдя в музей, она быстро заговорила по-французски, сказав, что она «красная» королева, так как всей душой расположена к советскому народу, любит русскую музыку, постоянно «работает» на международных конкурсах пианистов, и вдруг добавила: «И вообще мне все близко в России, ведь я из дома Романовых! Давайте говорить по-русски». Совершенно обескураженная, я пыталась объясниться на русском языке, но вскоре мне пришлось перейти на французский. Как оказалось, высокая королевская особа несколько переоценила свои возможности по части русского языка.

В квартире В.И. Ленина она спросила: «Почему у них не было детей? Кто у Ленина была мать? Отец? Были ли братья? Кто из родственников жив сегодня?» Наконец, когда мы вошли в кухню, королева, увидев самовар, воскликнула: «Неужели из этого простого самовара наливали чай Ленину? Это удивительно! Он был необыкновенный премьер-министр, история его не забудет».

Но если коронованные особы, министры и послы зарубежных стран, прибывавшие в СССР, как правило, посещали кабинет и квартиру В.И. Ленина в Кремле, то остается совершенно непонятным,