Легенды и сказания крыма
Шрифт:
Когда по распоряжению властей на Алима устраивались засады, друзья заблаговременно предупреждали его об этом и спасали от ловушки. Татары его оберегали, и он на протяжении ряда лет благополучно ускользал от преследователей.
В Евпатории один офицер-пограничник как-то обмолвился в ресторане, где были и татары, что крымская полиция никуда не годится, если не может поймать одного разбойника. «Пусть бы, — говорил он, — поручили нам, пограничникам, с ним справиться, так я бы один взялся в трехдневный срок привести его на веревочке в тюрьму».
Это бахвальство было передано Алиму. Алим поспешил в Евпаторию и стал выслеживать этого офицера. В одно прекрасное утро офицер
Отлично говоря по-русски, Алим спросил его: «Это вы хотели привести меня на веревочке в тюрьму?» Офицер так перепугался, что не посмел опустить руку в карман за оружием, тем более, что в руках разбойника блестел пистоль. «Я спрашиваю, это вы?» — повторил Алим. «Да, я, но…» «Да вы не бойтесь, — успокоил его Алим. — Дурного я вам не собираюсь делать. А только хочу сказать, что и посмелее вас люди ничего со мной поделать не могли. За хвастовство ваше я не могу оставить вас безнаказанным, а поэтому, когда вернетесь в Евпаторию, зайдите в тот же ресторан и громко заявите, что Алима вы видели и он запретил вам говорить о нем так неосторожно. А если этого не сделаете, придется вам встретиться со мной второй раз, и тогда уж вам плохо будет». Говорили, что офицер выполнил его наказ.
Действуя, как герой, Алим защищал обездоленных. Известен случай, как один симферопольский армянин запутался в долгах и принужден был уступить свою красавицу-дочь старому греку-ростовщику, владевшему его векселями. Грек поставил ультиматум: «Или давай деньги, или выдавай за меня дочь». Долго изворачивался армянин, но поделать ничего не мог. Пришлось согласиться на последнее. Юная армянка плакала, убивалась, но день свадьбы был назначен, и событие казалось необратимым. И тут кто-то надоумил армянина попросить заступничества у Алима.
Через посредничество татар армянин пошел к Алиму на свидание. Алим в ту же ночь посетил ростовщика и отнял у него векселя армянина. Приказал отказаться от руки девушки. Имя Алима было так грозно, что грек исполнил его требование.
Слава об Алиме до того выросла в Крыму, что обиженные стали грозить своим обидчикам: «А вот я пожалуюсь Алиму на тебя!» И жаловались. А он чинил суд и расправу. Суд его был короток: являлся в дом обидчика и брал с него за беспокойство контрибуцию.
Однажды на большой дороге Алим остановил карету с шестеркой почтовых лошадей. В карете были генерал с дочерью, на козлах — лакей и ямщик, на лошади — другой ямщик. Алим был один на своей лошади и велел генералу выбросить бумажник. Генерал попытался уклониться от настоятельных требований разбойника. Но Алим поднял ружье. Ямщики не шевелились, и генерал исполнил его приказ. Но он не мог пережить позора. Он поехал в Одессу и поднял шум. По приказанию военного начальства были приняты особые меры по поимке Алима.
Губернатор Крыма понимал, что сила Алима в татарах: это они его прикрывали и оберегали. В татарские деревни стали чаще выезжать военные. За укрытие Алима налагались денежные штрафы, делалось все, чтобы татары почувствовали, что они в ответе за действия Алима. Волостной голова селения Зуя дал слово поймать Алима. Гонялись за ним, как гончая за зайцем. Но тот, отбиваясь, отрубил одному из нападавших руку и ускакал в степь. Его преследовали, и Алим решил скрыться в Симферополе.
В городском саду, что напротив дома губернатора, он привязал коня к беседке и сам решил в ней отдохнуть.
23 октября 1848 года был праздник, полицейские подбирали в саду загулявших пьяниц. Наткнулись они на коня, а в беседке — и на спящего
Алима. Узнав разбойника, они с трудом его связали и посадили в секретную под строгий надзор. Около девяти месяцев провел он в остроге, но, подговорив часового, вместе с ним бежал. Губернатор в ужасе! Все дороги Крыма перекрыты, кольцо преследователей Алима стало сужаться. На Яйле разбойник решил заночевать. Туда был послан переодетый батальон солдат. В ночь на 25 октября 1849 года в чабанском коше все пастухи были связаны, среди них оказался и Алим.В начале декабря 1849 года Алим в возрасте 33 лет предстал перед судом. Петербург требовал смертной казни. Но на совести Алима не было ни одной загубленной жизни, и его судили как беглого солдата, присудив ему шесть тысяч ударов палками и ссылку в Сибирь.
Человек-легенда — это не миф и не фантазия, это реальность, и ее можно подтвердить единственным прижизненным портретом Алима, написанным в симферопольской тюрьме 11 декабря 1849 года юной француженкой Леони Лелоррен. Это она подарила этот портрет госпоже Кушниковой и на своем рисунке написала: «Если когда-нибудь эти штрихи должны возбудить в вашей душе хоть малейшее воспоминание обо мне, то тогда копия сделает больше добра, чем когда-либо оригинал совершил зла».
При жизни великий маринист И. К. Айвазовский рассказывал краеведу Л. Колли, что когда Леони, закончив рисунок, готовилась уже уходить из тюремной камеры, Алим выразил желание взглянуть на ее работу. Одобрив исполнение портрета, Алим обратился к художнице со следующими словами: «Уходя отсюда, ты уносишь с собой эту вещь как память обо мне. Я же остаюсь здесь с одним мысленным воспоминанием о мимолетном появлении твоем предо мною. Спасибо тебе за благосклонное внимание ко мне. Я этого не заслужил. Твои черты навсегда останутся запечатленными в душе моей».
На это Леони нервно сняла закреплявшую ее шейный платочек золотую булавку, дрожащею от волнения рукою приколола ее к отвороту халата приговоренного и направилась к выходу. «Нет, — крикнул разбойник, — в таком случае не так следует поступать, а вот как!» — и, широко распахнув халат и сорочку и раскрыв грудь, вонзил он себе в грудную кость острие булавки, переломал ее пополам и вручил конец с головкой художнице, твердо произнеся: «Это тебе, а это, — указывая на грудь, — останется мне».
Эта последняя легенда-быль об Алиме рождена великим «Рафаэлем морей» — Иваном Константиновичем Айвазовским.
Источник: В. Килесса. «Алим — народный герой, крымский Робин Гуд»
Грибы отца Самсония
После сожжённого в 1866 году татарами игумена Парфения в течение последующей четверти века настоятелем Кизилташской киновии был игумен Николай, о котором всё окрестное население вспоминает с благоговением, как о светлом и гуманном человеке, отличавшемся необыкновенной добротой и отзывчивостью. Отец Самсонии жил в киновии в 60-х годах XIX века. Эпизод с грибами, украшенный впоследствии легендарными подробностями, имел место в действительности.
Вте времена, когда Кизильташ был ещё киновией, и всё население его состояло из десятка монахов, епархиальное начальство прислало туда на епитимию некоего отца Самсония.
В киновии скоро полюбили нового иеромонаха, полюбили за его весёлый, добрый нрав, за сердечную простоту и общительность. В свой черёд и отец Самсоний привязался к обители, которой управлял тогда великой души человек — игумен Николай. Сроднился с горами, окружавшими высокой стеной монастырь; сжился с лесной глушью и навсегда остался в Кизильташе.