Легенды нашего края. Байки у костра

– Как? – автор и исполнитель с сожалением отник от душещипательного настроя.

Для начала Попович попросил медовухи – осушил ендову; угостил побратимов. Утробно рыгнув, потребовал гусли. Тронул струны и затянул тенорком:

Лукоморья больше нет,

От дубов простыл и след…

Спев куплет, Алеша оглянулся на бородатых – те грянули дружным басом:

Ты уймись, уймись, тоска,

У меня в груди…

Алешенька крякнул от удовольствия и вновь прошелся по струнам.

Здесь и вправду ходит кот,

Как направо, так поёт,

Как налево, так загнёт анекдот…

– Хватит! – Ученый Кот подскочил со своего места. – Заткнитесь все!

Потом заходил вокруг костра, покачиваясь от выпитого вина:

– Я ни черта не понимаю! Так испохабить мое творение! Как вы посмели! Ироды!

Богатыри умолкли, пожимая плечами, не зная, что возразить – весело просто и все.

Коту захотелось рыкнуть на них воеводою, чтоб убоялись и затряслись, но из горла вырвалось только:

– Мур-р-р!

Не очень-то грозно. Он в отчаянии кинулся прочь. Вот оно – горе-то от ума.

Короче, случилась беда:

– сошел по пьяне Кот Ученый с ума и стал просто котом, до полевок охочим;

– верблюд-подлюга (а как еще скажешь?) самобранку сжевал и с цепью убег;

– проснулись утром богатыри, повздыхали за пропажу кота-верблюда-самобранки-цепи, коней оседлали и поехали в Киев к князю на службу обратно проситься…

Давно это было… В преданья старины глубокой записали повесть сию.

Но в Лукоморье до сей поры помнят Кота Ученого, богатырей и верблюда белого с цепью златой, что блазнится счастьем, убегающим за горизонт.

Случай со студенткой

Обстоятельства в такой же мере творят людей,

в какой люди творят обстоятельства.

(К. Маркс и Ф. Энгельс)

Зимний вечер. На западе догорал и не мог догореть печальный закат. Наконец стемнело. Нагрянул незваный гость – северный ветер, закружил метель на пустынной улице. Вороха снега полетели вдоль домов, поползли позёмкой по тротуарам, сумасшедшие пляски затеяли под качающимися фонарями. Засыпало крыши и окна, за рекой метель бушевала в стонущем парке.

По улице шёл человек, подняв ворот длинного пальто и согнувшись навстречу ветру. Тёплый шарф плескался за его спиной, ноги шаркали и скользили, лицо секло снегом. Окна одноэтажных домов, закрытые ставнями, казались нежилыми – нигде не пробивался лучик света. А из этого, старого, добротной кирпичной кладки особняка через лёгкие занавески щедро лился свет на тротуар и заснеженную дорогу.

К нему и свернул человек.

У стены спинкой к окну стояла кровать. На ней поверх одеяла лежала девушка в опрятном ситцевом платье с книгою в руках. Она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо её не выражало интереса, глаза были равнодушные, синие с поволокой. Она опустила книгу на грудь, завела прядь волнистых волос за ухо и взглянула на подруг.

Девчата наряжались в театр и весело щебетали.

– Так то ж не танцы – кто в театрах-то знакомится?

– Ну и что! Думаешь, туда парни не ходят? Ходят, да ещё какие – интеллигентные.

– Ну и о чём, Зинуля, ты будешь с ними говорить?

– А я скажу: здрасьте, мне девятнадцать лет, я – студентка, пою, танцую, играю на гитаре – давайте дружить,

И запела:

– Ах, водевиль, водевиль, водевиль…!

Её подружка Вера, босоногая, в одной шёлковой сорочке, присела в жеманном реверансе перед зеркалом, заговорила в нос и картаво:

– Театр? Ах, как это несовременно, господа. Там актёры со скукой и отвращением смотрят в зал пустыми глазами и прямо на сцене пьют водку….

– Кто это сказал?

– Читала….

Девчата хохочут, снуют по комнатам, заканчивая сборы. По оконным занавескам мечутся их тени.

– Ты, Людочка, не скучай – мы скоро придём. Крепко не спи и не забудь лекарство перед сном.

У девушки с книгой на ресницах выступили слёзы. Она смахнула их украдкой, легла на бок, подперев рукой щёку. Молчала и слушала.

– Бойкая ты, Зинка, – говорила Вера, зажав шпильки в зубах. – А вдруг нарвёшься на какого-нибудь маньяка-убийцу?

– Мой час ещё далёк – отметка не сделана. А умирать пора придёт, всё равно не отвертишься: муха крылышком заденет – хлоп и помер.

Чайник закипел на электроплитке. Люда сняла его и опять легла. Уже давно ей чудился какой-то шорох за окном. Было так грустно и весело смотреть на девчонок, что не вслушивалась, думала – вьюга. Но тут явственно услышала – скрипнул снег под чьими-то ногами. Девушка быстро откинула угол занавески и прильнула к стеклу. Под перекрещивающимся светом из дома и от уличного фонаря прямо под окном увидела Люда седого большелобого старика, без шапки, в длинном пальто. Он стоял, вытянув шею, и глядел на неё. Она вздрогнула от неожиданности.

– Вам что здесь надо? – спросила она через стекло.

Старик ещё вытянул шею, стоял и смотрел на неё. Потом погрозил ей указательным пальцем сухой руки без варежки. Люда отпрянула от окна, задёрнув занавеску. Сердце её отчаянно билось. Заскрипел снег за окном – звук шагов удалялся.

– Ты что? Ты с кем там? – не отрываясь от своих дел, спросили девчонки.

– Испугалась, – ответила Люда. – Старик какой-то под окном ходит без шапки, пальцем погрозил. Девчонки, как вы пойдёте? Вдруг он вас заловит.

– Это не ходить, что старик какой-то пальцем погрозил? – Зинка задиристо вздёрнула брови.

– На несчастье он погрозил, – тихо сказала Люда.

– Брось, Людка. Онанист какой-нибудь в окна заглядывает. Вот мы его с Веркой в сугроб толкнём, – сказала Зина, подходя к окну.

Люда отвернулась, по щекам её текли слёзы. Вера присела к ней на кровать, погладила колено, потом дёрнула занавеску.

– Видишь, дурёха, никого нет. Фокус-покус – смойся с глаз.

За окном ветер разорвал снежные облака, в бездомном чёрном небе засверкали звёзды.