Легенды
Шрифт:
— Тебе больно?
— Я перевязал раны, как сумел, сэр. Боррик вызвал адъютанта и велел ему отвести мальчика к лекарю. Когда Дирк вышел, капитан сказал:
— Ничего себе история, ваша светлость. Боррик кивнул:
— Да, мальчику не занимать отваги.
— Как вы думаете, девушка знала? — спросил капитан.
— Конечно, знала, — ответил Боррик. — Я знавал этого Паула из Белых Холмов. Бывал у него в имении, и он бывал у меня в Крайди. Я знаю его дочь.
— Боррик вздохнул, словно очень устал. — Она ровесница моей Карлины, но они всегда были такими разными… Аника была прирожденной интриганкой. — Он снова вздохнул. — Я не сомневаюсь, что это она все придумала, хотя мы никогда не узнаем, с ее ли согласия были совершены все эти убийства. Может быть, она просто предложила телохранителю украсть золото и сбежать. Если ее отец остался бы в тылу
— Нутром чую, что за всем этим стояла девчонка. Но ведь мы никогда не узнаем наверняка.
— Никогда, ваша светлость, — согласился капитан. — Что делать с трупами?
— Похоронить их. Мы же не можем отвезти девушку в Элинор.
— Я велю солдатам копать могилу. На таком морозе это займет много времени. — Потом он спросил:
— А как быть с золотом?
— Мы его конфискуем, — сказал Боррик. — Цуранцы все равно бы забрали его себе, а мне нужно кормить армию. Пошлите его под охраной к Брукалу в Ла-Мут.
— Он помолчал немного, а потом добавил:
— И пошлите туда же парня. Я напишу Брукалу записку, чтобы он пристроил его на службу при казармах. Из него выйдет толк. И к тому же ему больше некуда идти.
— Будет исполнено, ваша светлость.
Капитан хотел уже уйти, но Боррик его остановил:
— И еще.
— Да, ваша светлость?
— Все, что я сказал, держите при себе. Мальчику ни к чему об этом знать.
— Как скажете, ваша светлость, — кивнул капитан и вышел.
Боррик сел и постарался снова сосредоточиться на делах, но из головы не выходила эта история. Он попытался представить себе, что испытывал Дирк, один, вооруженный только кухонным ножом, — и испугался. Боррик был опытным воином, но помнил, как тяжело избавиться от неуверенности в себе. То, что сделал этот мальчик, было настоящим подвигом. Образ влюбленного мальчика, испуганного, пробирающегося ночью сквозь заснеженный лес, чтобы напасть на убийцу и вырвать у него из рук возлюбленную, стоял у герцога перед глазами, и Боррик решил, что лучше оставить мальчику его иллюзии насчет этой девушки: по крайней мере это он заслужил.
Роберт Джордан
КОЛЕСО ВРЕМЕНИ
Колесо Времени
В прошлое и в будущее простирается мир, созданный Робертом Джорданом в цикле «Колесо Времени», мир королей, королев и Айз Седай — женщин, способных касаться Истинного Источника и пользоваться Единой Силой, которая вращает Колесо Времени и движет Вселенную: мир, где каждый день идет война между Светом и Тенью.
В миг Творения Создатель изолировал Темного от мира людей, но свыше трех тысяч лет назад Айз Седай — тогда в их числе были и мужчины, и женщины, — сами не ведая о том, пробили отверстие в узилище Темного, находящееся вне пределов времен. И тот получил возможность прикоснуться к миру, пусть и незначительно, пусть со временем дыра была запечатана, но касание Темного оставило пятно порчи на саидин, на мужской половине Силы. И эта порча страшным образом сказалась на мире: вскоре все мужчины Айз Седай впали в безумие и вызвали Разлом Мира — грандиозную катастрофу, погубившую цивилизацию и неузнаваемо изменившую лик земли: горы канули в морские пучины, а место прежних морей заняла земная твердь.
Ныне лишь женщины носят звание Айз Седай. Возглавляемые Амерлин и объединенные в семь Айя, поименованных по различным цветам, они правят огромным островным городом Тар Валон, где находится Белая Башня. И связаны Айз Седай Тремя Клятвами, и скреплены слова обетов посредством саидар — женской половины Силы. Клятвы эти таковы: не произносить ни слова неправды, не создавать оружия для убийства человека человеком и никогда не использовать Единую Силу как оружие —
только против Отродий Тени или в качестве крайнего средства при защите собственной жизни, жизни своего Стража или другой сестры.Но по-прежнему на свет рождаются мужчины, которые способны научиться направлять Силу или — что много страшнее — которые однажды неизбежно станут направлять, причем не важно, стремятся они к тому или нет. Их, кого порча Темного на саидин обрекла на безумие, разрушение и смерть, выслеживают Айз Седай. И, обнаружив таких мужчин, Айз Седай их укрощают, отсекают от Силы, оберегая таким образом мир от ужасных бед. Но ни один мужчина по своей воле не согласится на укрощение — ведь даже если им удастся остаться в живых после подобной охоты, редко кто живет долго после укрощения.
На протяжении более чем трех тысячелетий, когда возвышались и гибли страны и империи, ничто не приводило мир в больший ужас, чем мужчина, наделенный способностью направлять Силу. Но все эти три тысячи лет существовало Пророчество о Драконе — о том, что печати на узилище Темного со временем ослабеют и тот вновь коснется мира, и о том, что Дракон, некогда запечатавший отверстие, возродится, дабы сразиться с Темным. Дитя, рожденное на склонах Драконовой горы в виду Тар Валона, вырастет и станет Драконом Возрожденным — единственной надеждой рода человеческого в Последней Битве, — мужчина, способный направлять. Мало кому ведомо большее, чем обрывки Пророчеств, и еще меньше найдется тех, кому хочется знать больше.
Это мир королей и королев, государств и войн, где Белая Башня правит лишь Тар Валоном, но даже короли и королевы остерегаются интриг Айз Седай. Мир, где страшатся как Тени, так и Пророчеств.
Настоящий рассказ начинается до событий первой книги цикла. Последующие тома нужно читать по порядку.
Новая весна
В воздухе Кандора ощутимо пахло новой весной, и Лан возвращался на север, туда, где ему — он всегда знал это — суждено умереть. Ветви деревьев обметало рыжими хлопьями набухших, готовых вот-вот лопнуть почек, и там, где снежные заплаты уползли в тень, в бурой прошлогодней траве виднелись редкие луговые цветы. Но солнце грело слабо, совсем не так, как на юге, а резкие порывы ветра пробирались под куртку, и серые облака предвещали отнюдь не дождь. «Почти дома», — подумал Лан. Почти.
За сотни поколений широкую дорогу утоптали до каменной твердости, не уступавшей окрестным скалам, и пыли почти не было, хотя к Канлууму двигался целый поток запряженных быками телег — это фермеры спешили с утра на рынки. К высоким городским стенам медленно стекались и купеческие обозы; высокие фургоны окружали конные охранники в стальных шапках и в разрозненных доспехах. Кое-где глаз замечал цепочки на груди — знак принадлежности к гильдии кандорских купцов, а их собратьев по ремеслу из Арафела отличали маленькие колокольчики. Там сверкнул красовавшийся в ухе у мужчины рубин, здесь тускло блеснула жемчужная брошь на груди у женщины, но в большинстве своем одежда торговцев была столь же неброска, как их сдержанные манеры. Купцу, склонному к роскоши, не видать выгодных сделок, а значит, и барышей. Фермерский же люд, направлявшийся в город, напротив, свой достаток выставлял напоказ. Мешковатые штаны размашисто шагавших селян украшала богатая вышивка, ничем не уступая в этом женским нарядам; хлопали на ветру яркие плащи. Можно было подумать, что все они принарядились к праздничному застолью и танцам близкого уже Бэл Тайн. Однако деревенские косились на чужаков с той же настороженностью, что и купеческие охранники; те мимоходом кидали взгляды исподлобья да перехватывали поудобнее копья или топоры. Тревожно ныне в Кандоре, да и во всех Пограничных Землях. Разбойников за минувший год развелось не меньше, чем сорняков, и Запустение хлопот доставляло не в пример обычному. Ходили даже слухи, будто появился мужчина, способный направлять Единую Силу. Чего-чего, а таких слухов всегда хватало.
Лан вел своего коня в поводу и, шагая в сторону Канлуума, почти не обращал внимания на взгляды, какими путники окидывали его самого и его товарища, и на хмурый вид и недовольное бурчание Букамы. Букама воспитывал Лана с колыбели — Букама и еще другие, кого теперь уже нет в живых, — и Лан не помнил на его обветренном лице иного выражения. Даже когда Букама произносил слова похвалы, лицо его оставалось хмурым. На сей раз ворчал он потому, что лошадь сбила камнем копыто и ему пришлось идти пешком. Ну, если бы не копыто, сыскалось бы что другое.