Легион Фалькенберга

Чиновник ИспБюро, додумавшийся до этого, получил повышение, а Арарат больше полумиллиона преступников и осужденных, большинство из которых никогда не жили за пределами большого города. Они ничего не знали о сельском хозяйстве и поселились в Гармонии, где старались заработать на жизнь, чем могли. Результат можно было предсказать заранее. Вскоре уровень преступности в Гармонии стал самым высоким в истории человечества.

Ситуация для «Кенникотт металз» стала непереносимой. Шахтеры отказывались работать без отпуска на планете, но в Гармонии проводить его боялись. Их профсоюз потребовал принятия мер, и «Кенникотт» обратился в Большой Сенат. На Арарат направили полк морской пехоты Совладения. Оставаться долго военные не могли, но это и не требовалось. Они окружили Гармонию прочными стенами и пристроили еще один город — Гаррисон. [1] А потом пехотинцы выпроводили всех осужденных за пределы городских стен.

1

Гарнизон (фр.). — Прим. перев.

Это решение не собирались делать постоянным. Совладение назначило губернатора — вопреки возражениям Всемирной федерации церквей. Колониальное Бюро начало подготовку к посылке группы правительственных судей, полицейских, техников и специалистов по развитию промышленности, чтобы Арарат смог обеспечить занятость толпам людей, отправляемых Исправительным Бюро. Но прежде чем эти люди прибыли на планету, «Кенникотт» обнаружил в системе вблизи Земли еще более ценный источник тория, шахты Арарата были законсервированы и у Большого Сената Совладения исчезли всякие причины интересоваться положением на планете. Гарнизон морских пехотинцев был отозван, оставили несколько офицеров, чтобы тренировать местную милицию, которой предстояло защищать стены Гармонии-Гаррисона.

— Ты чем так озабочен? — спросил Дин.

— Да просто вспомнил, что нам рассказывали о планете, когда инструктировали Ты не один учился, — ответил я.

— И к какому заключению ты пришел?

— Ни к какому. Думаю, людям здесь нравится жить как в тюрьме. Осужденные снаружи, горожане внутри. Замечательно.

— Может, в городе есть тюрьма, — сказал Луис. — Получится тюрьма в тюрьме.

— Забавно, — заметил Дин.

Мы шли молча, слушая стук сапог впереди, пока не добрались до новой стены. Здесь у ворот тоже стояли караульные. Через ворота мы прошли в меньший город — Гаррисон.

— Почему они не прислали транспорт за офицерами? — удивился Луис Боннимен. — Тут есть грузовики.

Их было немного, но гораздо больше, чем в Гармонии. Большинство машин — военные транспортные вездеходы. И много фургонов.

— Маршируй или умри, Луис. Маршируй или умри, — усмехнулся Дин.

Луис что-то ответил вполголоса. «Маршируй или умри» — лозунг старого французского Иностранного легиона, а линейные морские пехотинцы — прямые потомки этого легиона, перенявшие множество его традиций. Боннимен не мог вынести мысль о том, что в чем-то не соответствует стандартам службы.

По рядам марширующих солдат передали приказы.

— Будьте похожи на морских пехотинцев! — крикнул Огильви.

— А вот и Фалькенберг, — сказал Дин.

— Как раз вовремя, — ответил ему Луис. — впереди крепость.

— Прекратить разговоры в строю! — приказал Огильви.

«Еще одна традиция легиона, — подумал я. На дверях большей части помещений в казармах линейных морских пехотинцев есть медная пластинка. На ней написано: «ВЫ МОРСКИЕ ПЕХОТИНЦЫ, ВАША ЦЕЛЬ — УМЕРЕТЬ, И ФЛОТ ПОШЛЕТ ВАС ТУДА, ГДЕ ВЫ СМОЖЕТЕ УМЕРЕТЬ». Наследие La Legion Etrangere. [2] Когда я в первый раз увидел эту надпись, она показалась мне возвышенной и романтичной, но теперь я сомневаюсь в том, насколько это серьезно».

2

Иностранный легион (фр.). — Прим. перев.

Солдаты шли в неторопливом строе линейной морской пехоты. Конечно, это не быстрый шаг, но мы можем так идти очень долго, когда солдаты других частей уже падают от усталости.

Наша кровь в грязи двадцати пяти планет,И еще на десятке других мы строили дороги,И все, что мы получим в конце срока службы,Позволит нам купить одну ночь с дешевой шлюхой.Земли, которые мы завоевываем, Сенат отдает назад.И так бывает чаще, чем наоборот,Но чем больше убито, тем меньше тех, на кого делят добычу,И мы больше никогда не вернемся сюда.Мы разобьем сердца ваших женщин и девушекИ можем надрать вам зад,А потом морские пехотинцы с развернутыми знаменамиПойдут за этими знаменами в ад.Мы знаем дьявола, его великолепие и его работу,О, да! Мы хорошо его знаем!И когда ты отслужишь свой срок в морской пехоте,Можешь послать Сенат к дьяволу!

— Возможность, которая есть у всех нас, — сказал Дин. — И мне бы хотелось поскорее. Интересно, что им нужно от нас здесь?

— Думаю, скоро узнаем, — ответил я.

Тогда мы выпьем с товарищами и сбросим ранцы,Будем десять лет валяться на спине,А потом услышим: «В полном снаряжении» и «Долой с коек!»,«Вы должны построить новую дорогу через ад!»Флот — наша родина, мы спим с ружьями,Но никому еще не удавалось зачать с ружьем сына.Нам платят джином и проклинают нас, когда мы грешим,Никто не сдержит нас, если мы по ветру.Когда мы проигрываем, нас расстреливают,А когда побеждаем, выпроваживают.Но мы хороним наших товарищей там, где они гибнут,И никто не может устоять перед нами, никто.

VI

Офицерские помещения располагались вдоль восточного края плаца. Ничего особенного в этой крепости не было. Она не может противостоять современному оружию и похожа на театральную декорацию. Это вполне понятно: ведь ее строили из местных материалов под руководством офицеров, у которых инженерной подготовки было не больше, чем у меня. Построить прямоугольную крепостную стену достаточно просто, и если больше ничего не нужно, к чему усложнять задачу?

Офицерские помещения казались пустыми. Крепость строилась в расчете на размещение целого полка с большим количеством поддерживающих служб, а теперь на всей планете не наберется и десяти офицеров морской пехоты. Большинство из них живут отдельно, с семьями, а офицеры милиции вообще живут в своих городских домах. И нам предоставили очень просторные квартиры. Фалькенберг занял помещение адъютанта полка, а я — квартиру майора.

После того как солдаты принесли с корабля наши вещи, я распаковал их, но и когда закончил, квартира по-прежнему выглядела пустой. Багаж путешествующего лейтенанта невелик, а комнаты слишком просторны. Я распихал вещи и задумался, что делать дальше. Так провести первый вечер на чужой планете — это угнетает. Конечно, я бывал на Луне и на Марсе, но то совсем другое дело. Это не чужие планеты. Можно выйти наружу, и с таким же успехом можно оставаться на корабле. Я подумал: «Разрешается ли здесь уходить за пределы расположения?» — я все еще рассуждал, как кадет, а не офицер в полевой обстановке. Но действительно, что делать? Никаких инструкций мы не получили, и я решил подождать.

Кто-то постучал в дверь, и она открылась. Вошел пожилой рядовой. Он годился мне в отцы. На нем прекрасно сидел мундир — поношенный мундир. На рукаве множество нашивок.

— Рядовой Хартц, зэр. — Он говорил с сильным акцентом, но не чистым: в его речи смешивалось множество акцентов. — Главный старшина назначил меня вашим денщиком.

«И что мне с ним делать?» — подумал я. Нельзя проявлять нерешительность. Я не мог вспомнить, видел ли я его на корабле или он из местного гарнизона. Фалькенберг никогда не оказался бы в такой ситуации. Он бы знал. Солдат навытяжку стоял у двери.

— Вольно, Хартц, — сказал я. — Что я должен знать об этом месте?

— Не знаю, зэр.

«То есть он здесь тоже новичок или хочет что-то утаить от офицера…» — я не мог решить, что выбрать.

— Выпить хочешь?

— Да, зэр, спасибо.

Я отыскал бутылку и поставил на туалетный столик.

— Всегда оставляй мне немного. А в остальном пользуйся свободно.

Он сходил в ванную за стаканами. Я не знал, где что помещается, я вообще не знаком с офицерскими квартирами. Может, Хартц знаком, но я никакой информации от него не получил. Он плеснул себе виски.