Легион Видессоса
Шрифт:
– Монетный двор находится не так уж далеко. Кизик расположен к юго-востоку от Гарсавры, – объяснила Алипия Сарбаразу. – Он был основан для того, чтобы удобнее было платить солдатам во время войн с Макураном. Это было… – Ее зеленые глаза затуманились. – Да, это было около шестисот лет назад.
Кочевник не пришел в восторг от того, что вынужден слушать женщину, пусть даже из императорской семьи. При последних словах Алипии он уставился на нее с явным недоверием.
– Ну ладно, ладно, у вас там монетный двор, и мы получим наши деньги. Необязательно смеяться, если я чего-то не знаю. Кому какое дело
Скавр подумал, что подобная система летосчисления заинтересовала бы Горгидаса. Грек, вероятно, сказал бы, что она уходит корнями в те далекие времена, когда хаморы не умели считать дальше количества пальцев на руках и ногах. С другой стороны, чего-чего, а хаморов Горгидас сейчас видит больше чем достаточно.
– Чтоб Скотос взял этого грубияна-варвара! – услышал Скавр шепот одного из видессианских офицеров. – Он что, сомневается в словах принцессы?
Но Алипия обратилась к Сарбаразу:
– Я вовсе не хотела посмеяться над тобой.
Это прозвучало так вежливо, словно она извинялась перед именитым имперским князем. Она не обладала вспыльчивостью Туризина, которая проявлялась иногда и в ее покойном отце Маврикии. Черты ее лица не были такими резкими, как у мужчин-Гаврасов. От них она унаследовала узкий овал лица. Интересно, какой внешностью обладала ее мать? Жена Маврикиоса скончалась задолго до того, как он стал Автократором. Очень немногие видессиане могли похвастаться зелеными глазами. Должно быть, их подарила Алипии именно мать.
– Когда предполагается начать летнюю кампанию? – спросил Туризина кто-то из офицеров.
– Я собирался начать ее несколько месяцев назад, – зло ответил император. – Ономагулос украл у меня это драгоценное время, чтоб ему гнить в аду Скотоса! Во время мятежа погибло столько хороших людей! Гражданская война обходится стране ровно в два раза дороже обычной.
– Более чем справедливо, – пробормотал Гай Филипп, вспоминая свою юность, борьбу за власть между Марием и Суллой, не говоря уж о союзнической войне, в которой римляне выступили против италийцев. Повысив голос, старший центурион заговорил с Гаврасом: – Несколько недель назад мы были не готовы, это правда.
– Даже вы, римляне? – спросил император. В его голосе прозвучало искреннее уважение. Легионеры многому научили видессиан. И особенно – тому, как подготовиться к походу за несколько минут.
Туризин задумчиво поскреб бороду.
– Всем – восемь дней на подготовку, – сказал он наконец.
Несколько офицеров громко застонали. Намдалени по имени Клосарт Кожаные Штаны закричал:
– Потребуй тогда уж заодно и луну с неба!
Но Аптранд яростным взглядом буквально пригвоздил своего соплеменника к месту. Когда император вопросительно взглянул на хмурого командующего войсками намдалени, тот лишь коротко кивнул. Император ответил удовлетворенным кивком: слово Аптранда крепко.
Гаврас даже не утруждался спрашивать римлян. Скавр и Гай Филипп обменялись многозначительными улыбками. Они могли выступить и через четыре дня и хорошо знали это. Приятно видеть, что и император знает это.
Когда совет закончился, и офицеры стали расходиться, Марк задержался, надеясь, что ему удастся перекинуться парой слов с Алипией Гаврой. В полном условностей этикета Видессосе
такая возможность представлялась ему не слишком часто. Но Скавра остановил Метрикес Зигабенос, когда они вместе подходили к полированным бронзовым дверям Палаты Девятнадцати лож.– Надеюсь, ты доволен жрецом-целителем, которого я к тебе направил, – произнес видессианский офицер.
В любом другом случае Скавр отделался бы вежливыми словами благодарности. В конце концов, Зигабенос пытался сделать одолжение ему и его солдатам. Но при виде Алипии, уходящей вместе со своим дядей в сторону личных покоев императорской семьи, Марк так разозлился, что допустил совершенно излишнюю откровенность.
– Ты не мог найти жреца, который не пил бы, как пивная бочка?
Красивое лицо Зигабеноса окаменело.
– Прости, – вымолвил он. – С твоего позволения…
Он слегка наклонил голову и вышел.
К Марку подошел Гай Филипп.
– Как тебе удалось наступить ему на больную мозоль? – спросил он, наблюдая за деревянной походкой удаляющегося офицера. – Только не говори мне, что сказал ему правду!
– Боюсь, именно так, – признал трибун.
Вряд ли можно допустить большую ошибку, общаясь с видессианином, подумал он.
Суматоха, которая всегда сопровождает начало похода, не помешала легионерам, как обычно, каждое утро проводить на тренировочном поле. Когда в один из таких дней они вернулись в казарму, Марк вдруг обнаружил, что она не прибрана и беспорядка в ней куда больше, чем обычно. Даже во время подготовки к кампании Марк не спускал солдатам безалаберности. Совсем не похоже на римлян бросать работу, даже такую обыденную и скучную, как уборка.
Скавр нашел дежурных стоящими плечом к плечу на солнцепеке у стены. Марк уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы как следует обругать лентяев. Однако его опередил Стипий. Жрец с немалыми удобствами расположился в тени одного из апельсиновых деревьев, что росли вокруг жилища легонеров.
– Что это вы делаете, несчастные варвары? Не дергайтесь! Немедленно встаньте, как я вас поставил! Я едва начал наброски!
Скавр напустился на жреца.
– Кто дал тебе право, негодяй, отрывать моих солдат от нарядов?
Стипий вышел из тени и прищурился на ярком солнце. В руке он держал несколько листов пергамента и кусок угля.
– Что, по-твоему, важнее, – требовательно произнес он, – жалкие заботы о бренной и преходящей жизни или бессмертная слава Фоса, да продлится она вечно?
– Бренная и преходящая жизнь – единственное, что я знаю, – возразил трибун.
Стипий даже отступил на шаг в ужасе, словно столкнувшись с диким зверем. Он обвел знак Фоса вокруг сердца и быстро пробормотал молитву, отвращая от себя святотатство Марка.
Скавр понял, что в своей откровенности зашел слишком далеко. Этого ни в коем случае нельзя делать. В Видессосе, где религия пропитывает все сферы жизни, подобный ответ мог вызвать настоящий бунт.
Трибун проговорил более мягко:
– Насколько мне известно, ни один из этих солдат не придерживается веры Фоса.
Он бросил быстрый взгляд на Пулиона и Ворена, которые закивали, явно раздираемые на части противоречивыми приказаниями Стипия и Скавра.
Марк повернулся к жрецу.