Легионер. Век Траяна
Шрифт:
Глава V
Плен
Лето 854 года от основания Рима [138]
Дакия
Во всем виновата была косуля — она выскочила из-за деревьев прямо на Малыша и рванула вверх по склону. В этот раз, отправляясь на разведку, Малыш прихватил с собой пилум — как раз ради такого случая. Малыш уж приготовился сделать бросок — но резвая косуля мелькала за деревьями, и легионеру никак было не прицелиться. Не сговариваясь, Малыш и Крисп полезли наверх, осыпая вниз рыхлую коричневую почву, палую листву и камни. Когда взлетели на гребень, то увидели, как косуля уже спустилась по склону и внизу вот-вот пересечет ручей. Малыш прицелился и метнул
138
Лето 101 года н. э.
Легионеры, обо всем позабыв, помчались вниз за добычей. Первым подле раненой косули оказался Крисп. Фракийским ножом он перерезал горло, потом вырвал пилум, упершись ногой в тушу. И тут же совершил какой-то нелепый нырок, запнулся об эту самую тушу и упал. На лице его застыло изумление. Малыш разглядел оперение стрелы, торчавшей у товарища из плеча. Малыш пригнулся (вторая стрела свистнула у щеки), издал утробный звук и вытянул из ножен меч. На него уже мчался огромный лохматый дак со страшным фальксом в руках. Малыш взвизгнул от ярости, упал на колени и, уже стоя на коленях, откинулся назад, едва не коснувшись затылком земли — фалькс свистнул над ним, Малыш выпрямился пружиной и всадил меч по самую рукоять в незащищенный живот дака. Тот не упал, продолжал стоять, пошатываясь, но сил не было поднять меч и замахнуться. Малыш вскочил, ударил ногой по руке, сжимавшей меч, выбивая фалькс, выдернул свой клинок и еще раз пырнул мечом — в этот раз в шею. Дак стал валиться назад. В этот миг на Малыша налетели еще двое.
— Крисп! — рявкнул Малыш.
— Сейчас… подмогну… — донеслось сбоку.
Но подмогнуть Крисп не успел — что-то шмякнуло Малыша по затылку (шлем амортизировал удар, иначе Малыш бы уже никогда не поднялся), и легионер провалился в темноту.
Очнулся Малыш на земле. Его как будто вдавили в рыхлую почву да еще походили сверху, потоптали тяжелые солдатские калиги. Над ним было голубое яркое небо, и по небу плыло одно отдельное белое, залихватски изогнутое облачко. Плыло себе и плыло… Малыш хотел закрыть глаза, но тут его кто-то сильно пнул под ребра.
Малыш нехотя повернул голову, увидел ели, частым гребнем встающие по краю поляны, и какие-то фигуры — смутные, неясные силуэты, то ли люди, то ли звери.
Еще удар. Малыш повернул голову в другую сторону. Рядом с ним лежал Крисп. Связанный, весь в крови. Но, кажется, живой. Крисп извивался ужом и пробовал приподнять голову и оглядеться.
— Крисп, мы что, в пле…
Малыш не договорил — женщина с растрепанными светлыми волосами налетела на него, взгромоздилась верхом и в ярости вцепилась ногтями в лицо. В последний миг Малыш успел зажмуриться — фурия метила ему в глаза.
Несколько мужских голосов стали выкрикивать что-то на своем наречии. Малышу хуже всех из контуберния давалась фракийская речь, и теперь он никак не мог сообразить, что именно кричат варвары. Женщину от Малыша наконец оттащили.
— Кажется, нам конец, — прошептал Крисп. — Я сегодня забыл надеть амулет… всегда надевал, а сегодня забыл.
Малыш почувствовал, что теперь его поднимают, волокут. С трудом он разлепил глаза, увидел поляну, окруженную негустым лесом. С одной стороны поднимался каменистый склон горы, и там, у этого склона, под двумя старыми соснами с рыжими засохшими понизу лапами стояла хижина, крытая поросшими мхом ветвями. Два столба были вкопаны посередине поляны. Оружия при Малыше, разумеется, не было. Не было и солдатского ремня, и фляги, что прежде висела на этом ремне. С пленников сорвали даже туники, почему-то оставили поножи. Малыша подтащили к вкопанным в центре поляны столбам. Вокруг столба были сложены камни, облитые чем-то мерзким. Толпа даков собралась небольшая — человек двадцать пять, среди них лишь семеро мужчин, остальные женщины, несколько подростков. Если бы Малышу и Криспу дали мечи, еще неизвестно, кто кого бы завалил. Как эти пастухи и бабы умудрились их пленить? Как глупо-то! Нет, связал легионеров отряд совсем другой… А эти… эти просто убивают. Убивают, а потом подбрасывают на дорогу
римлянам изувеченные тела. У каждого свои обязанности. Умно.— Похоже, мы здесь не первые, — шепнул разбитыми губами Крисп.
— Скирон… — не разжимая губ, сказал Малыш.
— Что?
— Там, в толпе, Скирон. Одет как дак.
Двое держали Малыша, пока третий прикручивал пленного к столбу — римлянин, даже раненый, был силен как бык. Если бы он не потерял сознание, когда получил камнем по голове, то его бы ни в жизнь не пленили.
Малыш вгляделся. В самом деле Скирон стоял среди женщин, заросший, как все даки, волосами, бородатый, в меховой безрукавке и шароварах. Но при этом делал вид, что пленных видит впервые. Когда другие орали в ярости, он тоже разевал рот и орал. Нет, Скирон не может им помочь, не может себя выдать, это было ясно. У него задание куда более важное, чем спасти двух дураков, угодивших в плен.
«А что может быть сейчас более важным, чем моя жизнь? — изумился Малыш. — Что?»
Кажется, он никогда не думал, что его жизнь может представлять какую-то особую ценность, а теперь внезапно каждой частицей огромного израненного, избитого тела понял: да, может.
В Аид он не верил. В старика с лодкой и в подземное царство, которое так красочно описал Вергилий, — тоже. Послесмертие представлялось вечным серым сумраком. Небытие. Ничто.
Три женщины: одна немолодая, худая, со светлыми растрепанными волосами, и две лет двадцати пяти, довольно симпатичные, подошли ближе.
Старуха схватила Малыша за волосы.
— Похоже, она хочет меня поцеловать, — выкрикнул пленник.
Но вместо этого дакийка плюнула ему в лицо.
К Криспу подскочила молодая — та, что садилась Малышу на грудь и ногтями полосовала лицо — теперь ссадины так и горели. Крисп зажмурился. Тогда эта гадина вцепилась ему зубами в нос.
Крисп заорал от неожиданности и боли. Женщина отскочила. Рот ее был в крови. Она смачно сплюнула.
«О боги! Она откусила Криспу нос!» — сообразил Малыш.
Низкорослый кряжистый дак принес зажженный факел. Похоже, варварам доставляло особое удовольствие, что пленных пытают женщины.
«Я буду жить, пока будет длиться мука, Крисп будет жить, пока его жгут», — пронеслось в голове Малыша. Женщина схватила факел и ткнула в лицо Криспу. Тот заорал. На голове вспыхнули волосы.
Мужчины передавали друг другу бурдюк с вином, пили жадно, обливаясь темным как кровь вином, похоже, крики пленных здорово их возбуждали. Несколько человек пустились в пляс вокруг орущего Криспа.
Малыш стиснул зубы.
«Скирон, что ж ты…» — мысленно позвал он. Но понимал, что надеяться на Скирона бесполезно — что он может сделать один среди толпы даков?
Тогда Малыш принялся, пользуясь своей недюжинной силой, растягивать веревки и ремни на запястьях. Вязали его крепко, но впопыхах, и руки были скользкие и липкие от крови — его руки и руки тех, кто вязал. Правая рука с трудом, но освободилась. Он стал аккуратно распутывать левую. Убежать не удастся. Но схватить бабу, если только она приблизится к нему, — очень даже получится. Схватить, вырвать факел и…
И женщина приблизилась — с факелом. На соседнем столбе визжал и корчился от боли Крисп — мегера сожгла ему лицо до костей.
— Нет, не то… — Женщина оскалилась, усмехаясь, протянула факел старухе, а сама взяла заостренный кол и нацелила Малышу в живот.
— Жри! — завопила она и подалась вперед, наваливаясь на кол всем телом. Но удар не получился. Малыш перехватил заостренный кол освобожденными руками и ткнул тупым концом. От несильного, казалось, удара женщина отлетела назад. В следующий миг Малыш перехватил кол на манер копья. Потом оперся им в землю, присел и вытянул неглубоко вкопанный в бедную лесную почву столб, к которому был привязан. С ревом, наклонившись, подался он вперед и ринулся на своих мучителей. Те от неожиданности расступились. Один из даков, успевший сильно набраться неразбавленным вином, потерял равновесие и растянулся на земле. Малыш понесся вперед по инерции, поскользнулся, тоже потерял равновесие и полетел вниз со склона. Пока летел, думал — разобьется насмерть. Он кувыркался и падал, заплетаясь руками и ногами за какие-то ветки и корни, пока не зацепился окончательно за деревья торчащим из-за спины столбом и не затормозил, сдирая в кровь кожу на боку. Лежа на земле, стеная от боли, принялся распутывать ремни на ногах, потом веревки на поясе, что крепили его к проклятому бревну. Ему казалось, он возится с веревками целую вечность.