Легкая корона

«Господи, сейчас машина остановится, он меня в нее затолкает, и пиши пропало», — с тоской думала я.

Рядом со мной со скрипом затормозил «Запорожец», и открылась дверь. Я впрыгнула в тесный салон.

— Скорее, скорее! — закричала я, захлопывая за собой дверь. — Уезжаем!

Водитель надавил на газ, и мы со всей горделивой статью, на которую только способен «Запорожец», проехали мимо моего несостоявшегося кавалера. Я оглянулась назад — он в бешенстве тряс мне вслед кулаком. Я с облегчением вздохнула и посмотрела на водителя. Он был рыжим, с поредевшей макушкой и буйными кудрями по бокам, носатым и в больших круглых очках — точная копия молодого Вуди Аллена.

— Кажется, я вовремя подъехал, а? — спросил он с улыбкой.

— Да, очень, спасибо.

— А я подумал: ну что такая девушка может делать с этим «шлимазлом»? И выражение у вас было такое… безысходное. Было похоже, что вы от него убежать хотите. Думаю, остановлюсь, посмотрю, чем дело кончится.

— Вы меня просто спасли, — я устало улыбнулась. Ну и денек! — Можно курить?

— Да, конечно, я и сам курю.

Мы ехали по Садовому. Настроение было паршивее некуда, больше всего хотелось напиться так, чтобы забыть все и отрубиться.

— У вас был сегодня тяжелый день? — вдруг спросил Вуди Аллен.

Я молча кивнула.

— Хотите, я вас по Москве покатаю? Просто так. Когда надоест, я вас отвезу домой. Я иногда люблю вот так просто ездить по Москве ночью, машин немного, людей почти нет, красиво…

Возвращаться домой и ждать звонка Громова — брр, от этой перспективы меня передернуло. Вуди казался достаточно милым и безопасным, почему бы и нет?

Пока мы ездили по центру, я рассказала ему сначала содержание «Невыносимой легкости бытия», потом «Змеиного яйца», а заодно и «Кабаре». В кино он не разбирался, в кинотеатры ходил редко, зато оказался очень хорошим и внимательным слушателем. Он живо реагировал, задавал правильные вопросы, в нужных местах смеялся и шутил сам. Я разошлась, говорила и говорила и не могла остановиться: о рок-н-ролле, о «20-й комнате», о Цое, об идеях Чучхе и передаче «Взгляд», об Абдулове и Ярмольнике, которые сгоняли со сцены Шевчука. Все это его удивляло невероятно, как будто мы жили с ним на разных планетах.

— Я целый день на работе. Я зубной техник и работаю в основном один. А во время перекура мы говорим о футболе, или о погоде, или о Горбачеве. Когда прихожу домой, то мама — я с мамой живу — выбирает, что смотреть, а у меня нет сил с ней спорить. Так что я ничего не знаю. Из газет читаю только «Советский спорт».

— А, если зубной техник, то у тебя, значит, много денег.

— Нет, не много, потому что я честный. Получаю зарплату, и все.

— О'кей, в любом случае это не мое дело. А что касается «Советского спорта», то мой отец, сколько себя помню, всегда говорил, что читать можно только две газеты: «Говорит и показывает Москва», потому что там нет ничего, кроме телепрограммы, и «Советский спорт», потому что там только спорт. У нас дома никогда других газет не было. Он мне даже «Пионерскую правду» выписывать не давал в детстве.

— А зачем тебе была нужна «Пионерская правда»? — засмеялся Вуди Аллен.

— В школе требовали. Надо было писать по передовицам изложения и делать отчеты в классе.

Повисла пауза. Я, кажется, исчерпала все темы.

— Я очень голодная. А поесть у нас в городе в это время суток негде. Так что пора, наверное, ехать домой, — наконец сказала я. Была, конечно, пельменная для таксистов на Лубянке, но это было наше с Громовым место, и идти туда с незнакомым человеком мне не хотелось.

— Я знаю одно место, кооператив, недавно открыли. Я там не был, но мне друг рассказывал. Работает всю ночь.

— Где?

— На улице Горького, там в арке, рядом с кафе-мороженым «Московское».

— Ну, поехали.

Когда в третьем часу ночи мы выехали на улицу Горького с проспекта Маркса, то увидели, что напротив арки припарковано довольно много иномарок с затененными стеклами. Рядом с ними тусовались молодые люди крепкого телосложения и сурового вида, почему-то в спортивных костюмах. На наш «Запорожец», лихо затормозивший рядом с чьим-то «мерсом», они посмотрели как на чудо света, доселе истории неизвестное. Под их колючими взглядами мы с Вуди Алленом, немного поколебавшись, вышли из машины. Впереди в арке стояли еще мужчины и с ними несколько женщин, наружности настолько яркой, что сомнений в их профессиональной принадлежности не возникало. Они смеялись — уж не знаю, над нами — запорожцами, или просто так, по долгу службы. Мы медленно двинулись вперед.

— Мой приятель здесь был и сам мне об этом рассказывал, следовательно, он вышел отсюда живым и здоровым, — подбадривая себя, тихонько проговорил Вуди. — Пойдем, чем мы хуже?

Они смотрели на нас, а я смотрела на них — вот так, вживую, я на улицах Москвы проституток еще не видела. Они, как правило, обретались рядом с иностранцами и местами их компактного проживания. Было очень неуютно здесь, в темноте арки, среди этих напряженных людей. Я точно знала, что Громов в подобной ситуации развернулся бы и, бросив меня на произвол судьбы, сбежал — всякие глупости вроде потери лица или мужской чести его совершенно не волновали. А вот отец мой, наоборот, гордо, как джигит, прошел бы среди них и провел бы свою даму, как настоящую королеву, — а они стелились бы перед Ним и открывали бы ему двери. Я посмотрела на Вуди Аллена, тот явно стремался и чувствовал себя Не в своей тарелке, но и показывать спину тоже не хотел. Тут дорогу нам загородил здоровый лоб в костюме, уже не спортивном, а вполне цивильном.

— Куда? — грубо спросил он.

— В ресторан, — замогильным голосом отозвался Вуди.

— Все места забронированы.

Кажется, Вуди испытал сильнейшее облегчение от того, что отпала необходимость входить в это волчье логово. Мне тоже туда не хотелось. Мы стояли и смотрели на охранника, как баран на новые ворота.

— Нет мест, — повторил мужик еще раз и отвернулся.

— Ну, что делать, у них все занято. Пойдем? — сказал Вуди и, взяв меня под локоток, аккуратно начал выводить из опасного места. Под кривые ухмылки качков мы сели в «Запорожец» и уехали.

— Есть еще одно место — ресторан на «Речном вокзале», — после долгой паузы сказал Толик (так на самом деле звали Вуди Аллена). — Съездим, проверим?

«Речной вокзал» так «Речной вокзал», спорить не хотелось, идти домой тоже не хотелось, мне было все равно.

— Угу. — Хорошо, что с Вуди можно было не напрягаться.

— А знаешь, что? Давай поедем ко мне. Мама очень вкусно готовит, правда. Пальчики оближешь. Я поэтому не люблю есть нигде, кроме как дома. Давай, а?

— Нет, Толя, спасибо за приглашение, но я не поеду.

— Я ничего такого не имел в виду. И я не какой-нибудь насильник и все такое. Просто думал, поедим чего-нибудь вкусного. Выпьем чаю. Я не буду ничего делать, что ты не хочешь.

— Тогда, может, отвезешь меня домой?

— Нет, погоди. Мы уже почти приехали, глупо разворачиваться и возвращаться несолоно хлебавши.

Было начало четвертого утра, мое любимое время суток. В этот час со всех, кто не спит, спадает маска, которую они носят постоянно, и обнажается их настоящее лицо. Исчезает все искусственное, наносное, и человек открывается перед тобой таким, какой он есть на самом деле. Это всегда удивительная метаморфоза, и я часто удивлялась и меняла свое представление о людях после нескольких проведенных вместе бессонных ночей. Особенно я любила ночного Громова, безо всех этих слоев самозащиты, лишней рисовки, ненужной шелухи и колючести. Он становился удивительно молодым, ранимым, нежным, и мне казалось, что я вижу его настоящего. «Опаньки, а вот об этом думать не надо. Я не имею права все время о нем думать», — остановила я себя. Мы ехали молча по пустынной, ночной Москве. Было в этом нечто успокаивающее, расслабляющее, и То-лик, как ни странно, меня не раздражал. Я потихоньку задремала. Вдруг наш «Запорожец» резко, со скрежетом затормозил.

— Выходи за меня замуж, — сказал Толя.

От неожиданности я рассмеялась.

— Я серьезно. Почему ты смеешься? Я что, настолько не похож на человека, за которого можно выйти замуж?

— Не в этом дело! Просто не рановато ли делать предложение? Мы знакомы всего несколько часов.

— Ну и что? Иногда этого достаточно, чтобы понять, что человек тебе подходит. Люди составляют мнение друг о друге в первые секунды знакомства. А все остальное — социология. А раньше как женились? Кого родители выбирали, на той и женились, и ничего, жили потом всю жизнь счастливо.