Легкие горы
Шрифт:
— Вот я тебе расскажу, — начала мама и ласково стерла пыль с куклиного лица, — когда я была маленькая, как ты сейчас, мы были очень бедные. Бабушка Тася же нас одна растила. Ну и денег все время не хватало, хотя Саша уже работал, но у него своя семья уже была, Светочка маленькая… в общем, неважно! Денег не было, все время ни на что не хватало, а уж на игрушки тем более. Мама мне куклы из ниток делала, целую семью из ниток сделала, разноцветную, я их любила, конечно, но все время хотелось настоящую куклу. И вот как-то раз захожу я в “Малышок”, это у нас так игрушечный магазин называется, и вижу ее.
— Ее?
—
— Как это?
— Раньше в школах буфеты были, и родители нам каждый день деньги на завтрак давали, на кефир и на булочку с повидлом. И мне мама, конечно, давала. Вот эти деньги я и стала собирать, а в буфет больше не ходила. Четыре месяца не завтракала, — мама засмеялась тихонько. — И все в магазин бегала. Бегу, а у самой коленки дрожат — вдруг ее купил кто-нибудь?
— Не купил?
— Нет… Ну, накопила наконец-то. Ух, я счастливая была! — мама опять засмеялась. — Выхожу с ней из магазина и не знаю, как маме на глаза показаться. Что я скажу? Где куклу взяла?
— И что сказала?
— Сначала я ее прятала. Поиграю, пока мамы дома нет, и спрячу. Только однажды я с ней заснула, и бабушка Тася все узнала.
— Она тебя ругала?
— Совсем нет. Охала-ахала да вздыхала. Все говорила: “А я не пойму, чего ты такая бледная да худая у меня стала”… Эта булка с кефиром ведь самая вкусная еда была у меня за весь день. Дома только каша да картошка. А теперь она вот… — мама печально подняла беспалую куклину руку, — на чердаке пылится.
Мама посадила куклу Наташу на старую этажерку.
— Надо ее домой забрать, — сказала она тихо. — Пойдем, Динка, бабушка нас потеряет. И больше никогда не говори, что я тебя не люблю. Это неправда. И мне неприятно это слышать.
Динка опустила голову. Ей очень хотелось прижаться к маме и попросить прощения, и чтобы мама все поняла и простила, но что-то мешало Динке, что-то стояло у нее внутри колючкой, и она продолжала сидеть прямо и молчать.
К вечеру поднялся вдруг ветер, гнал на Ясенку тучи, тяжелые, пухлые, будто набитые пером подушки. Дождя не было, но в окна лезла мрачная темнота, тоненько и жалобно звенели стекла от ветра.
— Ох, гроза будет, — проворчала бабушка Тася, закрывая на ночь двери. — Хорошо, что Катя пораньше уехала, а то прихватило бы в дороге…
Среди ночи Динка вдруг проснулась. Стучали капли по крыше, но уже ровно, монотонно, и было ясно, что дождь затихает, а гроза прошла стороной. Динка лежала в кровати, слушала дождь и думала тяжело: как же мама оставила на чердаке свою Наташу? Сказала, что надо забрать, а сама оставила. Холодно там, на чердаке, ветер задувает в окошко. Страшно. Там, наверное, мыши.
Динка встала, поежилась и потихоньку пробралась в сени. На чердаке было темно и сыро от залетевшего в слуховое окно дождя. На ощупь Динка нашла скрипучую этажерку, схватила холодную, голую Наташу и бросилась вниз. Она уложила ее рядом с зайцем,
у подушки. Погладила по пластмассовым волосам. И стала засыпать.Третий день сидит Динка в кустах смородины. Она притащила сюда деревянный ящик, перевернула, получился столик. Рядом в коробке у Динки краски и кисточки. Динка любит рисовать, в детдоме у них была хорошая воспитательница, Мария Николаевна, она всегда Динку хвалила за рисунки. И в школе тоже, и мама даже записала Динку в изостудию. Особенно Динка любит рисовать карандашами. Но сейчас ей нужны краски, густые, акриловые, и тонкая кисточка № 2. Динка рисует мамину куклу. Вчера она собрала в овраге белой вязкой глины и вылепила Наташе пальцы, а еще раньше заклеила ногу и подкрасила волосы. А теперь самое трудное осталось — лицо. Динка очень волновалась, вдруг что-нибудь испортит? А потом еще надо сшить платье и шляпу, а вот шить Динка совсем не умеет, их не учили. Но она все придумала: она возьмет бабушкин телефон и попросит Свету. Скоро у мамы день рождения. Динка подарит ей куклу Наташу.
Саженцы
Бабушка Тася все видит и все знает. Вчера она крепко поругалась с Катей. У Кати был день рождения, и приехали гости, было шумно, весело, было тепло, и после застолья ходили купаться. Все хвалили Динку, какой она замечательный подарок маме сделала, и было так легко и хорошо. И только бабушка Тася видела, как смотрела Динка на Катю, когда та разговаривала чуть приглушенным голосом с кем-то по телефону, ласковым таким голосом, готовым в любую минуту рассыпаться смехом. И когда потом шепталась со Светой. Видела баба Тася, как далеко заплыла Динка после этого перешептывания и как не хотела возвращаться, а вернулась, баба Тася заметила: глаза красные. Вечером гости улеглись, а Света и Катя еще домывали посуду, разговаривали, и бабушка Тася вышла к ним.
— Тебе кто звонил-то? — спросила она Катю.
— Когда? Сегодня? Кто мне сегодня только не звонил!
— Катерина! — сказала тогда бабушка Тася в лоб. — Хватит ребенка мучить! Она же не ест, не спит, только и думает о том, как бы ты ее назад не отдала!
— Мама!
— Вот тебе и мама! Это только я да ты знаем, что ты ее никогда не отдашь, а дите? Она, думаешь, понимает? Да ты посмотри на нее только, когда он тебе звонит, она ж с моста в реку готова, а ты и бровью не ведешь, будто не видишь…
— Мама, да я…
— Сергей, конечно, мужик хороший, но только он взрослый человек, и ты за него не в ответе, был он, и нет его, а ты раз дите взяла, то отвечай за нее и жалей ее. И каждую ее слезинку береги. Вот и весь тебе мой сказ.
— Бабушка, так она… — попыталась сказать Света, но бабушка Тася ее перебила:
— А ты тоже! Узнаю, что Юрася обижаете, — в дом не пущу.
И бабушка Тася ушла, сердито хлопнув дверью, а Света и Катя опустились на скамейку. Света попыталась улыбнуться:
— Разве мы его обижаем? Катя, мы же наоборот! Диван новый купили, купаться вместе ходят…
“Неужели она правда все понимает, все видит, а я не замечаю?” — думала о своем Катя.
— Нет, ну правда, чего она на нас набросилась? Катя, я тебе по секрету, ты никому, это сюрприз! Знаешь, почему папа с Юрасем и Сережа ночевать не остались? Они за саженцами поехали.
— Куда? За какими саженцами?
— За сосновыми! Завтра привезут, будем высаживать.
— На поляне? — развернулась к Свете Катя.