Легкий завтрак в тени некрополя
Шрифт:
Видимо, грек-посыльный давно топтался между шезлонгами, потому что я успел привыкнуть к позвякиванию его колокольчика. Наконец он привлек мое внимание. Вернее, черная табличка, которую посыльный держал в руке.
– По-моему, он разыскивает тебя, – заметила Валерия.
Я и сам бы догадался, потому что мелом на табличке была написана моя фамилия.
– Это начальные титры фильма, – сказал я, подзывая к себе грека.
– Из отеля «Диоген», – сообщил посыльный и передал мне два конверта. – «Диоген» – часть нашей структуры. – Грек широким жестом охватил все побережье, потом смутился и уточнил: – Из четырех отелей.
В первом конверте было послание от Александра. «Прилетаем двадцать седьмого. У меня потрясающая идея. Беру с собой Лолу». Во втором конверте – только моментальный снимок, сделанный на фотокамере «Поляроид». Ни адреса, ни пояснительной записки. Я уставился на фото, вращая карточку, как гадают на кофейной гуще. Когда я в очередной раз поменял угол зрения, Валерия вывела меня из транса:
– Ну не настолько же она квадратная!
– Кто? – спросил я, продолжая вращать фотокарточку вокруг невидимой оси.
– Девушка
– Тут нет никакой девушки, – задумчиво произнес я и передал Валерии фото.
На снимке была только часть девушки, а именно кисть руки. Ярко-красный маникюр, бледная кожа и синие вены, как дельта Стикса. Если в этом состояла потрясающая идея Александра, то прямо в аэропорту я дам ему по физиономии. От испуга. Если это фотография Лолы, то Александр может смело заказывать ей билет обратно. Я не Хичкок. Во всяком случае, не собираюсь на Крите снимать фильм из жизни привидений.
– Симпатично получилось, – сказала Валерия, разглядывая фотокарточку. – Можно поместить это в рамочку и любоваться на сон грядущий. Только не злоупотребляй.
Валерия положила карточку в конверт и вернула мне. Я все еще пребывал в размышлениях.
– Наверное, самое время выпить, – вздохнула Валерия, приподнимая солнечные очки. – Друг мой, – она окинула меня взглядом, – нельзя быть таким впечатлительным.
И в самом деле. Все разъяснится, когда прилетит Александр. А пока предстояло разобраться с Валерией и задать ей пару наводящих вопросов. На что я могу рассчитывать и когда оправдаются мои расчеты? Для свободной любви у меня оставалось не так много времени. Судя по сообщению, Александр с киногруппой прилетает послезавтра, и мы будем заняты выбором места для съемок. Предстояли утомительные разъезды по всему побережью Крита, от знаменитого пляжа с пальмами до… не знаю чего. Бегать, как папуас, по тридцатиградусной жаре, забираться в горы, чтобы обозреть панораму, – до свободной ли тут любви. Так, перехватишь какую-нибудь куколку из кордебалета за тенистым кустом, и вся любовь. Но Валерия, казус жизни, тревожила меня сейчас больше, чем натурные съемки. И даже больше, чем сценарий фильма, в котором, кстати, одни эпизоды просто следуют за другими. По количеству эпизодов наш сценарий мог смело претендовать на самостоятельный раздел в Книге рекордов Гиннесса. У меня всегда так… Разные критики хлопают меня по плечу и говорят, что «это – вещь!». «Эту вещь, – говорят они, – надо публиковать. По этому сценарию, – говорят они, – можно сделать хаа-ароший фильм». А я чувствую, что мне не хватает стержня. Какой-то мысли, фразы, нитки, на которую можно нанизать бусинки. Время от времени я выхватываю у кого-нибудь из рук мой литературный сценарий и дописываю пару фраз. Мне кажется, что я нашел эту ниточку. Но минут через десять я врываюсь в кабинет директора, нахально роюсь на его столе и, обнаружив свой сценарий, черкаю, черкаю, черкаю – покуда у меня его не отнимут. Главная задача Александра, по его мнению, вырвать у меня сценарий, когда там содержится наибольшее количество эпизодов. Покуда я все не зачеркал. Александр оптимист. Опасный оптимист. Это он заверил руководство кинокомпании, что сценарий окончательный и обжалованию не подлежит. Это он утвердил кипу бумаги, выдавая мои отрывки за цельный литературный сценарий. А когда подписали смету фильма, у Александра не дрогнула рука заграбастать деньги. Авторский гонорар и все прочее. Теперь кинокомпания оплачивала нашу поездочку на Крит. Именно «поездочку», потому что я не был уверен в необходимости этой туристической прогулки. А может, мне надо начинать съемки в Египте? «Не надо! – заверил меня Александр. – По сценарию действие разворачивается на Крите». Да пошел ты!.. Оптимист. Помню, все помню, как Александр заливался соловьем в руководстве кинокомпании! Забыть не могу, что он там наплел… «О, господин директор, это будет прекрасный кассовый фильм! Да, господин директор, Крит – это колыбель! Колыбель цивилизации! Обязательно, господин директор, обнаженная Клеопатра в колыбели! Нет, господин директор, Клеопатра вполне сформировалась! Сиськи больше колыбели! А кто говорит о порнографии? Это будет прекрасный кассовый фильм, господин директор!» О размножении улиток, должно быть, если в голову мне не придет что-нибудь поинтереснее. В поисках мысли я отправился путешествовать на пароме, думая, что меня особенным образом растрясет и роды будут легкими и преждевременными. Но теперь я мечтал только об одном – чтобы Александр всего лишь на недельку разбился на самолете, покуда я что-нибудь не придумаю. Я честно, не бегая за юбками, буду трудиться за рабочим столом, ни на что не отвлекаясь. Когда тело Александра вытащат из-под обломков самолета, у меня появится целый день, чтобы еще раз продумать сценарий. «О какое горе, господин директор! Да, мне потребуется время, да, надо проводить в последний путь погибшего друга». Пусть собаки его хоронят. Целых три дня. А в это время сценарий обрастает смыслом. «Если бы вы знали, господин директор, какая это тяжелая утрата для меня! Мне просто необходима еще пара дней, чтобы прийти в себя, господин директор!» А сам работать, работать. И наконец: «Вот наш новый сценарий, господин директор! Кто со мною рядом? А, это паразито Алехандро! Восстал из мертвых! Сейчас он будет требовать дополнительных расходов. Для поездки в Египет. Пожалейте его, господин директор!» Но разве «паразито Алехандро» погибнет на недельку? Разве он окажет такую услугу своему товарищу? Нет, он припрется уже послезавтра, приволочет за собой какую-то Лолу и будет пучить на меня глаза в ожидании какой-нибудь осмысленной фразы. Лола будет поминутно пудриться, говорить, что ей жарко, душно, что в ее гостиничном номере плохо работают кондиционеры, что еда отвратительная, и так далее. Когда я поставлю эту Лолу в какую-нибудь позу – тогда она запоет по-другому. Что остров чудесный, что всюду
музыка и веселье и только один я гадкий, душный и злой, потому что у меня нет настоящего сценария. Вот когда она, Лола, снималась – «у… впрочем, не важно, какого режиссера…», – он так полюбил ее, Лолу, он так восхищался ее актерским мастерством! Он боготворил ее, Лолу, настолько, что… Что тут я пошлю Лолу к такой-то матери! Потом пошлю туда же Александра. А потом сяду и буду писать сценарий. Так стоит ли все это начинать? Может быть, лучше взять Валерию за руку, пойти с ней в двухместный номер, и там, несомненно, у меня появится сюжет, который, быть может, понравится Валерии.Но Валерия, маня пальчиком, звала меня в сторону пляжного бара. Клавдио испуганно замычал, когда мы подошли к нему поближе. Он специально выбрал такое место, где пустые кружки убирались со стойки сразу же, как только Клавдио их опорожнял. Поэтому в свинстве замечен не был, за что мы его и похвалили. От нашего появления Клавдио, видимо, не ждал для себя ничего хорошего. Идти купаться он не хотел, выходить на солнце тоже – Клавдио нашел свое место и не желал его оставлять, опасаясь, что кто-нибудь да займет. Относительно Валерии он настолько не беспокоился, что его уверенность начинала меня пугать. Муж Валерии был начисто лишен либо воображения, либо нервов. Либо зрения. Либо всех чувств, кроме голода разумеется. Но Клавдио больше подозревал меня в попытке выпить его пиво, чем в попытке «отведать Валерии». Честно говоря, до сих пор не ясно – кто кого хочет отведать? Но к женским причудам надо относиться бережно и терпеливо, иначе можно загреметь за изнасилование. Шутка. И тайные надежды. Потому что не было у меня мысли овладеть Валерией, хотя было желание. Вы видите разницу между чувством и ощущением? Я тоже. С Валерией предполагалось чувство, и я не спешил в этом разубедиться.
От конкретного предложения пойти отобедать Клавдио не смог отказаться. Главное, что таверна была в двух шагах, и Клавдио даже оставил на стойке бара недопитую кружку пива, только пытливо оглядел бармена – можно ли ему доверять? Мы устроились на открытой террасе между какими-то фикусами, Клавдио согласился, что пиво и тут неплохое, а мы с Валерией слегка размялись текилой и жареными кальмарами. Когда перед Клавдио замелькали официанты, мы пересели за соседний столик, чтобы никому не мешать.
– Расскажи мне о себе, – попросил я Валерию.
Через дорогу лениво плескалось море, невдалеке вырисовывался соседний островок, рядом сидела интересная женщина и пыталась ногою сбить с фикуса ящерицу.
– Когда мне было десять лет, – рассказывала Валерия, – все принимали меня за мальчишку. Но как только возникала какая-нибудь опасность, я доставала из кармана бантики, цепляла их на голову и говорила: «Я девочка. Не смейте меня трогать». Сейчас я все время прикидываюсь мальчиком.
По дороге с криками «Кукуруза!» ездили греки на мотороллерах, за ними туристы на арендованных автомобилях, за соседним столом чавкал Клавдио. Во всем не было никакого смысла. Почему я должен был искать смысл в словах Валерии?
– Когда мне было четыре года, – продолжала Валерия, – я увидела мертвую собаку. «Дохлый?» – спросила я у матери. «Дохлый», – отвечала она. Мы пришли домой, я стала играть с механической бабочкой на колесиках. Крутишь колесики – бабочка машет железными крыльями, но не летает. «Мама!» – позвала я. Мама лежала на диване и не отвечала. «Мама, ты дохлый?» – спросила я. «Дохлый-дохлый», – сквозь сон отвечала мама. Тогда я подошла поближе и что есть силы стукнула мать по голове железной бабочкой. Она тут же вскочила с дивана. Я была очень довольна, что мне так легко удалось оживить свою маму. Эту механическую бабочку я храню до сих пор.
– Когда я сдохну, зайди ко мне со своей механической бабочкой.
– Обязательно, – согласно кивнула Валерия. – Клавдио, – оглянулась она, – ты найдешь обратную дорогу к пиву?
Клавдио внимательно посмотрел в сторону отеля и пляжного бара, оценил расстояние и степенно сказал:
– Найду.
– Тогда мы прогуляемся по побережью. – Валерия взяла меня за руку. – Клавдио, ведь ты не возражаешь?
– М-м-м, – не возражал Клавдио.
Песчаные участки пляжа чередовались с каменистыми. Мы шли вдоль побережья – где босиком по мокрому песку, в полосе ленивого прибоя, где надевали сандалии и возвращались обратно на дорогу. По пути мы завернули в отель и приняли душ, каждый в своем номере…
Мы с Александром – мастера батального жанра. Когда требуется снять грандиозное сражение, мы напускаем столько дыма, что вдвоем заменяем целую дивизию. Главное в кино – почаще «засовывать в кадр» различные части тела. Все в дыму, рабочие кидают лопатами землю, мы выдвигаем руки, ноги, один раз Александр показал даже свою голую задницу. Господин директор задницу Александра забраковал, а в остальном был доволен, потому что за пару центов получилась прекрасная битва при Ватерлоо. Половину вышеозначенной суммы пришлось потратить на «Наполеона», чтобы он в треуголке сидел на барабане. Из-за дыма никто и не заметил, что Наполеон – просто пьяный негр, которого мы с Александром привязали к барабану, иначе он все время падал… Я к тому, что в романе с Валерией пока было больше дыма, чем действия. Такая вот мысль посетила меня под душем.
– Мне кажется, ты все время что-то ищешь, – сказала Валерия, когда мы, посвежевшие, вышли из отеля.
Действительно, я искал себе оправданий. Или неожиданной опухоли мозга. Или другой смертельной болезни, но что-то надо было сказать Александру – за каким чертом я переселился в «Афродиту» и почему не собираюсь отсюда выезжать. Загадочное выражение на лице, которое я собирался продемонстрировать Александру в ответ на его расспросы, можно успешно держать в течение суток. Покуда Александр не припрется с кинокамерой в эту самую «Афродиту», чтобы отснять мой загадочный смысл. И тогда мне крышка. Александр увидит Валерию, скажет, что я просто-таки озабоченный кобель, и пропишет мне брому для подавления лишней потенции. Поневоле тут будешь озираться по сторонам.