Лёха

Лёха с колоссальным трудом ухватил зубами чуть не вылетевшую фразу типа «где я и что случилось?» выдав вместо нее нечто невразумительное. Середа помог сесть. Потом — встать. Подал винтовку и менеджер схватился за нее и оперся, стоять было трудно. Селяне с интересом смотрели за всем этим.

— Он есть воевайт в Африка. Болейт болезнь малариа. Немедленн давайт теплый вестчь. Тулупен. Schafspelz! Он есть сейчас мерзнуть.

Староста как-то замешкался, но высокий конвоир — он вообще был шустрым парнем, тут же куда-то делся и вернулся очень скоро — действительно таща очень сильно потрепанный и поношенный овчинный кожух. Накинул Лёхе его на плечи.

Середа внимательно посмотрел на потомка. Поморщился.

— Давайт собирайт провизий. Грузит на этот бандит. Мы есть пойти нога цум шоссе, цу фус геен, там нас подбирить наш автоколонн — тут Середа глянул мельком на трофейные часы. Подумал, как бы прикидывая что-то, пошевелил губами.

— Велосипейтен оставлять вам тут. Вы есть обеспичайт их сохраненност! Чтобы есть ни-ни! Ни гайк, ни винт! — и артиллерист строго погрозил пальцем. Потом продолжил:

— И мне есть нужн един сопровождайтен. Мит гевер, оружейный. Конвой для этот бандит. Мой камарад очень есть кароши маркшейдер, это по ваш — землеизмерятель. Но сейчас эр ист кранк, мне есть надо усилитель. За провизий я есть дать золь. Немного. Могу дать спичкен, пшепалиць. Это есть мног. Завтра или после — подвезем ваш полицай на шоссе цурюк. Он знать, куда ехай с телег за золь. И сказайт — скольк провизий истчо давайт. Мы есть свежий провизий карашо! Ви мне понимайт?

Селяне явно поняли все наилучшим образом. С уважением и оценивающе поглядели на бледного, как поганка Лёху, оказавшегося внезапно не просто тыловой глистой, а на самом деле — землемером, фигурой, к которой в деревнях всегда относились с глубочайшим почтением и всегда старались задобрить. Артиллерист тем временем занялся важным делом — отбором харчей. Менеджер даже и смотреть не стал в ту сторону, не ровен час опять сознание потеряет, перебор выйдет. Впрочем, ему вежливо поднесли табурет, на который он и уселся с немалым облегчением. Тупо и с удивлением смотрел за странными, но явно привычными действиями пары полицаев, которые взяли мешок, сунули в нижние углы по картофелине и затянули веревкой, так что картошины не давали петлям соскользнуть. В новый мешок по указке (старый, не такой чистый, тут же отставили в сторону) стали грузить харчи, Середа только покрикивал. Лёха диву давался, откуда у неугомонного артиллериста столько сил берется и как он сдерживается, чтобы не слопать хоть что-нибудь из того, что им тут понатаскали. Он же за столом сидел, вся еда у него лежала прямо под носом. И пахла! Сам потомок обессилел настолько, что впору было бы предположить и впрямь наличие малярии или еще какой липучей напасти.

Голова кружилась, коленки дрожали и, в общем, настроение было странным. Приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не упасть снова или не кинуться к столу и жадно пожирать всякие эти разносолы. Даже то, что предприятие — крайне рискованное и совершенно невероятное — тем не менее, двигалось к вроде как успешной развязке, почему-то не радовало. Даже вид живого и здорового Семенова был безразличен почти. И это не пугало менеджера, хотелось только, чтобы побыстрее отсюда свалить, тем более что уже вроде как и жрать не особенно хотелось. Хотелось лечь.

Немного удивляло, что сам Лёха словно как кино смотрел. То есть все видел, причем неожиданно четко в деталях, но как будто не тут находился. Словно бы не с ним все это происходило. Словно он был видеокамерой — записывал все происходящее на манер видеорегистратора без эмоций и соучастия. И такое не пугало. Только все приходилось уже мокрым платочком пот утирать, а тот лился и лился, словно Лёха был прохудившимся водопроводом. Это надоело и было докучливо, словно раньше комары в лесу, но как ни странно у селян не вызывало никакого подозрения. Испарина и бледность, потребность все время платком лоб утирать не расценивалось как неуверенность или нервозность. Как ни странно тулуп оказался впору и сидеть в нем было даже приятно, хотя сам Лёха не очень воспринимал сейчас такие категории, как приятно-неприятно, как-то отупел, что ли.

Также отстраненно слушал разговор Середы с селянами, артиллерист вел свою партию как по нотам, да еше и вдохновенно, точно, ему бы актером быть, ни в одном современном фильме потомок такой блестящей игры не видал, как-то просочилась мысль, что вот, хорошее какое кино, потом не без труда напомнил себе — нихрена не кино.

— На машинь ихь ездить обычно гевонлихь. Армия весь бензин забираль, наступайть ошень бистро, нам не успевайт подвозийт, пока ездить самокат, плохо ездить эта швайневаген! Нур фир гузовикен. Абер нах дем Зиег я есть на ауто ездийт зельбст! — весело говорил Середа, присматривая за загрузкой мешка. Тут внимание потомка привлекло странное движение в толпе. На секунду показалось было, что это ожившая танкетка «Дочь Антилопы» в толпу впендюрилась с разгону. Потом вспомнил не без натуги, что горелый танк с дырами и сорванной гусеницей навсегда остался на обочине дороги, не успел взгрустнуть — да и сил не было на чувства, как толпу раскидало словно отрядом ОМОНа и вспотевшая красномордая бабища пробилась к сидящим немцам. На брань односельчан, помятых ее проходом баба привычно не обращала внимания.

— От не погребуйте свіжого молочка вам принесла, тільки що подоїла — смиряя свой трубный голос почти ласково сказала она, протягивая сидящему Лёхе крынку литра на полтора. Менеджер схватил теплый горшок внезапно задрожавшими руками и присосался, как вампир к шее свежей красотки. Чудом не обляпался и не залил мундир и тулуп. Парное молоко, так напомнившее теплую и спокойную корову Зорьку, с которой потомок познакомился в первые же минуты своего пребывания здесь, вливалось в глотку, словно живая вода из сказок. Задохнулся немного, не без труда оторвал край горшка от губ, перевел дух. Благодарно кивнул бабе, та залучилась от радости, прям не красная рожа, а заходящее солнышко. Краем глаза отметил, что та красотка, что предлагала галушек (а поел бы он галушек, горяченького бы, с удовольствием!) с досадой цокнула язычком и вертко куда-то свинтила. Она прошла через толпу наоборот совершенно незаметно, как иголка сквозь ткань и появилась очень быстро — Лёха еще не успел молоко допить — и в руках у нее был тоже горшок.

— Запізнилася Татолюба, пан землемір вже моє молоко п'є, йди звідси! — ехидно пропела толстуха.

— Соплі підбери Божена, корова невмивана, дура набита, я тебе ще питати буду, що мені робити — ласково улыбаясь Лёхе не менее нежно промурлыкала красотка с замысловатым локоном на гладком лбе, тут же оценила жест Лёхи, который ткнул пальцем в сторону сидящего за столом с разносолами Середы и опять приложился к молоку со страстью похмеляющегося в понедельник утром алкаша. Красавица тут же сориентировалась и вмиг оказалась у арбайтсфюрера, протягивая ему горшок с чем-то.

Не успевшая толком ответить удравшей из-под словесного обстрела конкурентке толстуха только и буркнула той в спину:

— Пішла геть! — и широко улыбнулась менеджеру.

— Вас ист дас? — спросил тем временем арбайтсфюрер у красотки.

— Це узвар, пан офіцер! — лучезарно улыбаясь, ответила молодуха.

Артиллерист осторожно и не без опаски принял из ее ручек горшок, понюхал осторожно, потом отпил глоточек. Почмокал задумчиво, распознавая вкус напитка.

— Ах, зо! Компот! Гут, гут! — приложился снова, уже как следует. Потом спросил:

— Альзо ви есть эээ… Sie befinden sich hier Bier brauen? Вие нах руссишь? Ихь фергесса… Како же это есть? А, пиво! Ви есть здесь пиво кашить? Варить?

— Звичайно ми можемо і пыво приготувати! — с лету схватила идею красотка.

— Зер, зер гут! — искренне обрадовался Середа и от такой радости заулыбались все стоящие рядом. Кроме толстухи. Которая скорее огорчилась, что ее обошли на повороте.

Дальше Лёха не слушал, увлеченно допивая молоко. Середа успел договориться насчет поставок пива, староста согласился на поставки спичек, успев по ходу дела уточнить у стражника главного, что спички поважнее и поценнее соли будут, а у немцев видать неучтенка образовалась именно из спичек, видно потому их и предлагают, артиллерист понял слово неучтенка и хитро подмигнул устатому самооборонцу и все трое опять заулыбались. В общем, была полная благодать и благорастворение в воздусях. Мир дружба и фройндшафт. Холодком потянуло позже, когда мешок был уже собран и Середа встал из-за стола, одергивая мундир и поглядывая на спутника.

— Абер, где есть оружий этот бандит? — как о несущественной мелочи, походя, спросил красавец военный Середа. Староста и старший по охране удивленно переглянулись, вопрос посреди полного благополучия застал их врасплох.

— Пан офицер, а зачем вам его оружие? — осторожно спросил усатый, явно недовольный таким поворотом событий.

— Ми есть делайт суд! Бандит есть стрелийт в наш спициалист. Он имейт оружий. На суд дизе оружий есть представлен. Beweisst"uck! — удивленный тем, что такая простая вещь вызывает удивление у этих дикарей, пожал плечами арбайтсфюрер.