Лёхин с Шишиком на плече

Сейчас звери неторопливо шагали рядом. Точнее сказать — плыли, ибо шли они ровно, чуть раскачиваясь. Проводник, посматривая на них, размыто (так он ощущал) размышлял, что очертаниями звери похожи на волков. Но не тех, поджарых и собранных в мышечный узел, каких он видел на фото или на телеэкране. Эти — окарикатуренные, пародия. Нечто, равнодушно вытянутое кривым зеркалом, мимо которого они прошли.

"Не хочу думать", — решил человек и шагнул во тьму — в тень высотного жилого дома. Он подозревал, что псам нравится луна. Время от времени они задирали к ней морды или оглядывались на нее. Его же привлекала темнота. Он застывал в ней — и через минуту тело исчезало, а он превращался в… сгусток чувственного восприятия: чужие эмоции, почти растворенные в воздухе или подобные облакам, тянущим с горизонта, давали ему пьянящее наслаждение. Сначала он учился их различать — теперь понимал тончайшие оттенки. Из недавнего прошлого новая способность напоминала о талантах ценителей вин…

Взгляд равнодушно скользнул по вывеске. "Бар". Торец дома. Три ступени, по бокам перила, сверху железо под наивное деревенское крылечко. Для Проводника просто еще один дом. С пристроем. Все… Он бы так и прошел мимо, если бы (псы остановились раньше) не споткнулся о тело. Споткнулся, замахал руками, чтоб не упасть. Удержался. Перешагнул было через лежащего и пошел дальше, но невольно заинтересовался. Хотя лежащий явно жив, эмоций у него не было. Спит? Но даже во сне человек что-то чувствует. Проводник вернулся и присел на корточки. Бывший он, из прошлого, сказал издалека: "Морда в крови, карманы пустые, валяется у бара. Наверное, свои же стукнули, на выпивон не хватило… То есть — без сознания". Найдя объяснение, Проводник пожал плечами, поднялся и зашагал вперед. Всего лишь без сознания. Поэтому эмоций нет.

Две морды осторожно потянулись к лицу лежащего. Нос пса повыше вдохнул тяжелый сладковатый запах крови. Второй зверь фыркнул и потрусил догонять Проводника.

Первый проследил, как за углом скрылась сначала человеческая фигура, затем промелькнула низкая, вытянутая. Выждав мгновения — затих суховатый в летней ночи шаг человека, — зверь прикусил руку лежащего и медленно, стараясь не дергать, потащил его за крылечко бара, в самый темный угол дворика при магазине с баром.

Спустя минуты пес уже спешил за остальными, В белом свете луны острая морда влажно блестела, а тусклые прежде глаза сияли.

–

В пустоту Лехин шагнул словно в хорошо изолированную комнату.

По спине аж мороз продрал, настолько отчетливо он прочувствовал, как вокруг пусто… Потом уху стало тепло. Так. Шишик до пустоты сидел на плече и раскачивался туда-сюда, и у Лехина почему-то сложилось впечатление, что "помпошка" поет и мотается в такт песне. А тут примолк и привалился к уху человека.

— Ишь, какие мы с тобой чувствительные, — прошептал Лехин.

Шишик неохотно зашевелился, и Лехин не впервые за сегодня поклялся спросить у домовых, как научиться понимать "помпошку". Сильно раздражало ощущение, а вдруг вот-вот поймет, что отвечает Шишик. "Игра на намеках, — подумал про "помпошку" Лехин. — Интересно, конечно, но уж очень сложно соображать, что значит тот иной или намек. И долго. А если понадобится понять его немедленно, а я не успею? Чур, не надо такого!"

Внешне пустота тоже достаточно заметно заявляла о себе: прохожих на улице почти не видно, в домах света маловато. Между тем за невидимой границей "пустота — обычный город" дома переливались теплыми огнями.

— Не хочу, — тихо сказал Лехин, — не хочу идти туда…

Шишик завозился, словно удобнее пристраиваясь. Лехин вздохнул и пообещал себе: "Досчитаю до тридцати шести — и пойду. Раз…"

— Шишик, куда ж ты с ним, окаянный, лезешь?! Отчаянная твоя головушка! Спускайся с человека да иди к нам! У нас здесь Шишиков полно, оставайся, коли хочешь, а туда-то соваться нечего. Там и человеку опасно, а уж Шишику!..

Пока внезапный болтун уговаривал Шишика, Лехин с трудом, но разглядел его. Пришлось поднапрячь глаза, изощряясь в еще непривычной практике видеть недоступное обычному зрению.

Грязное. Лохматое. Одетое капустой во множество одежек и все без застежек, потому как все одежки драные, а застежки, то бишь пуговицы, либо вовсе отсутствовали, либо печально обвисли на остатках ниток. Вместо глаз посверкивает что-то мелкое-мелкое — крысиное, определил Лехин. Рта не видать — шамкает бородища, будто жует сама себя. Зато голос! Вдрызг и напрочь прокуренный! Вдрызг и напрочь пьянущий! Классическое "меццо-пропито", по выражению Федьки Кривого.

Цепкая лапка ухватилась за ухо Лехина. Итак, Шишик не желал поддаваться уговорам обладателя "меццо-пропито". A тот долго и не выдержал тональности уговоров, перейдя к ругательствам, — весь исплевался. Даже не обратил внимания, что человек застыл столбом. А Лехину уже было интересно: надо же, ругается грубо и грязно, но без словечка мата! Наконец, стоять надоело, и он бесцеремонно прервал ругателя:

— Ты кто?

Ругатель поперхнулся и вылупился на Лехина, и Лехин впервые в жизни понял, что слово "вылупился" имеет под собой ого-го какую основу! Во всяком случае, любитель ругаться внезапно выкатил белые шары глаз поверх косм, стоящих дыбом от грязи. И — икнул. Причем так неожиданно, что в следующую секунду закашлялся. Видимо, недоговоренным словом подавился. "Или собственным ругательством!" — злорадно решил Лехин. Он опустился на корточки (типчик-то по колено) и ласково спросил:

— Постучать по спинке, а? Может, пройдет?

Коротышка мгновенно прекратил перхать. Лехин еле успел перехватить его за грязные жесткие космы. То ли с перепугу, то ли с кашля, но оказался ругатель весьма неуклюж, а намерение скрыться словно витало над ним гигантским плакатом.

Разглядывая скрюченного, поджавшего по-кошачьи лапки коротышку и внутренне содрогаясь от брезгливости (космы были не только грязны, но и влажноваты), Лехин спросил:

— Говоришь, человеку на той стороне тоже опасно?

— За волосья — то меня неча держать! Уй-ю-юй, как больно!

— Одежка у тебя… Прикасаться даже не хочется…

— Побегал бы с мое по канализации, посмотрел бы я на тебя!

Лехин застонал и разжал пальцы. Все. Никакой информации не надо, если приходится ее извлекать из косматой вонючки: пока коротышка стоял на асфальте, все ничего; едва очутился перед носом человека, резкий смрад заставил желудок Лехина мучительно сжаться. Коротышка шлепнулся на асфальт, но не удрал, а пригладил космы морщинистыми пальцами и заявил:

— Чистоплюи поганые! Почему ты меня видишь?!

— Потому что!

Лехин расстроенно потряс ладонью с растопыренными пальцами. Носового платка не взял, и смыть грязь негде. Вот еще проблема. Не хватает еще инфекцию подхватить.

— Эй, ты, каланча! Пошли, водичку покажу!

Предложение было сделано мирным тоном, но Лехин на всякий случай взглянул на "помпошку". Кажется, Шишик ничего против не имел.

Водичка нашлась между дверями маленького кафе "Пицца" и парикмахерской. Плохо закрытый кран торчал из стены, и вялой струйки оказалось достаточно, чтобы получить хотя бы впечатление чистоты.

Кожа больше не пахнет — и ладно.

Напротив дома с "Пиццей" бетонная ограда придерживала насыпь, за кустами которой пряталась не очень оживленная дорога. В ожидании, пока рука высохнет, Лехин примостился на бетоне, коротышка пристроился рядом.

— Значитца, видишь. А на ту сторону чего собрался? Тока не говори, что живешь там. Шишики уже давно наслышаны про темное место и не пойдут туда даже с человеком.

— Меня Лехин зовут, — представился Лехин, вспомнил и добавил: — Алексей Григорьич. А как вас звать-величать?