Лекарь Империи 7

— И не надо. У меня ранг Целителя третьего класса, я имею право на самостоятельную работу.

— Да ты и не проводишь стандартные операции, положенные на этом ранге, — парировал он. — Ты занимаешься казуистикой, которая не вписывается ни в один протокол.

Хитрый ход.

Он не запрещает мне работать, а ставит меня под тотальный контроль. Хочет превратить меня из хирурга в «подавателя инструментов».

А главное юридически он будет чист. Любой успех — его заслуга как руководителя. Любой провал — моя вина как исполнителя. Перестраховывается. Логично. Но для меня это клетка.

— Значит, будем решать проблемы постфактум.

— Не будем, — отрезал он. — С сегодняшнего дня мы с тобой везде работаем в паре. Ты мне ассистируешь на всех моих операциях. Без самодеятельности. У меня куча плановых больных, и мы займемся ими. По крайней мере, пока Журавлев не уберется из нашей больницы.

— Согласен, — неожиданно для него легко кивнул я. — Но у меня есть условия.

Киселев усмехнулся, в его глазах мелькнуло превосходство.

— Да какие у тебя могут быть условия, Разумовский?

Я ничего не ответил. Просто молча смотрел на него. Прямо, не отводя взгляда. В наступившей тишине, казалось, было слышно, как пылинки оседают на подоконник. Он выдержал мой взгляд секунд пять. И первым моргнул.

— Ладно, говори.

— У меня есть мои пациенты, которых я веду. Яна Смирнова, Ашот, Артур. Я их оставить не могу.

— Переложи на ординаторов. Они уже не дети.

— Нет.

— Разумовский! — в его голосе прорезался металл.

— Мои пациенты — моя ответственность. Новых плановых пациентов я буду брать только с вами.

Киселев тяжело вздохнул, понимая, что проще уступить в малом, чем продолжать бессмысленный спор.

— Хорошо. Твоими занимайся сам в свободное от моих операций время. Новых — только со мной. И раз уж мы договорились, у меня как раз есть один интересный случай. Пошли.

Компромисс достигнут. Я отстоял свою минимальную автономию.

Он показал свою власть, но понял, что со мной нельзя говорить только с позиции силы. Это был не союз, как с Шаповалом. Вынужденное и очень хрупкое перемирие. И оно продлится ровно до первой моей ошибки.

Пока мы шли по гулкому коридору к палатам, Киселев вводил меня в курс дела. Говорил он сухо, отстраненно, перечисляя факты, как диктор в новостях.

— Обухов Виталий Валентинович, пятьдесят лет. Бывший военный, полковник в отставке. Мужик крепкий, анамнез чистый, никогда ничем серьезным не болел. Поступил к нам неделю назад. Неясные боли в животе, тошнота, периодическая лихорадка до тридцати девяти. Симптомы тянутся уже несколько месяцев.

— Абсцесс печени? — предположил я самый очевидный и вероятный диагноз.

— Так все и думали, — криво усмехнулся Киселев. И в этой усмешке было скрытое торжество. Он был доволен, что я попал в ту же ловушку, что и все остальные. Он не искал помощи, он устраивал мне экзамен. — Дежурный хирург, заведующий терапией Гогиберидзе, я сам. Влили в него три разных курса самых мощных антибиотиков, которые у нас только есть. Эффект — абсолютный ноль. Стало даже хуже.

Три курса антибиотиков без эффекта. Это была ключевая информация.

Значит, либо это атипичный, крайне резистентный возбудитель, либо это вообще не бактериальная инфекция. Терапевты и хирурги уперлись в диагноз «абсцесс» и пытались проломить стену головой. Классическая ошибка.

— Анализы? Амебиаз, эхинококкоз исключили?

— Все исключили, — методично отбивал он мои предположения. — Серология отрицательная. Кровь на стерильность — трижды чистая. Никаких бактерий, никаких паразитов. Все мыслимые онкомаркеры в норме. Это не рак.

Интересно. Очень интересно. Диагностическая загадка.

Когда все очевидные диагнозы не подтверждаются, значит, нужно искать то, о чем никто не подумал. Они ищут лошадь, а нужно искать зебру.

— Что показывает визуализация?

— И УЗИ, и КТ показывают одно и то же: крупное, до десяти сантиметров, объемное образование в правой доле печени. Выглядит как многокамерный абсцесс или сложная киста. Пункцию под контролем УЗИ делали. Получили около двадцати миллилитров густой, мутной жидкости без запаха. Лаборатория дала заключение — бактерий и атипичных клеток нет.

— Дай-ка я загляну в этого дядьку! — зашевелился в кармане Фырк. — Может, что интересное увижу!

— Валяй, — мысленно разрешил я.

Мы вошли в одноместную палату. На койке лежал мужчина, в котором даже сквозь измученность болезнью и больничную пижаму угадывалась военная выправка. Он уже был переодет в операционную рубаху, а рядом стояла анестезиологическая сестра, готовя его вену для катетера. Все было готово к экстренному вмешательству.

— Виталий Валентинович, это целитель третьего класса Разумовский, — представил меня Киселев. — Будет мне ассистировать.

— Здравия желаю, господин лекарь, — Обухов крякнул, но попытки приподняться не сделал. — Надеюсь, вы сегодня положите конец моим мучениям.

— Сделаем все возможное, — я подошел ближе, положив руку ему на плечо. — Как самочувствие?

— Паршиво, если честно, — без жалоб, как о факте, сообщил он. — Температура скачет, живот ноет, слабость такая, что до туалета дойти — уже подвиг.

Фырк тут же нырнул в пациента, а я сделал вид, что провожу финальный осмотр, аккуратно пальпируя живот. Данные пальпации полностью соответствовали картине абсцесса. Печень увеличена, край закруглен, болезненна при надавливании. Любой хирург, не задумываясь, взял бы в руки скальпель. Но жидкость из пункции была стерильна… Антибиотики не работали… Что-то здесь не сходилось.

Фырк вынырнул из пациента, взволнованно отряхиваясь.

— Двуногий! Там огромный гнойник! Размером с твой кулак! Стенки толстые, как броня! А внутри какая-то мутная каша! Бактерий я не вижу, но это точно абсцесс!

Итак, Фырк подтверждает наличие объемного образования с жидким содержимым. Но его вердикт «точно абсцесс» — это его интерпретация. Он не микробиолог. Он видит «гной», но не видит причину. «Каша» без бактерий — это не гной. Это… что-то другое. Некротические массы? Продукт распада опухоли, которую не видят маркеры? Или результат работы какого-то не-бактериального возбудителя?

Киселев посмотрел на меня, затем на пациента.

— Ну что ж, консервативное лечение неэффективно, ждать больше нельзя, — произнес он свой окончательный вердикт. — Пациент готов, бригада ждет. Разумовский, ты готов?