Лекарь-палач

– Тако да будет! – коротко ответил государь. – Дело ты свое знаешь. Отворяй лечебную горницу, лекарь, злато из казны выделим!

Чудом я сдержался и не подпрыгнул от радости.

Прием длился не более десяти минут, царь повернулся и ушел с сопровождавшим его монахом. Мы с сотником вышли из палаты. Сотник может и просто шел по коридорам, я же летел, как на крыльях.

У меня будет своя собственная лаборатория! Я смогу официально готовить лекарства и растворы. Я смогу вылечить столько болезней!

Почему мечтам никогда не дают развернуться? Остаться в хорошем настроении и планировании лаборатории не получилось. Во дворе я заметил, что сотник чем-то озабочен, несмотря на то что царь пошел на поправку.

Вежливость вроде бы требовала спросить, в чем дело. Да и у меня было еще одно важное дело в монастыре, и я надеялся, что сотник мне поможет.

– Царь поправляется, – решил начать я с хороших новостей.

– Знамо, весть сия радостная, – проговорил сотник, задумчиво смотря на стены монастыря. – Благодарствую, лекарь, за твое усердие.

– Продолжать давать лекарство нужно обязательно, – решил я на всякий случай закрепить предписания. – Недели через две, дам новое зелье, послабее, поможет сгладить все последствия отравления.

Сотник промолчал, и я рискнул.

– О чем-то другом думаешь? – коротко спросил я.

– Чего ради травить государя? – проговорил сотник, решив поделиться тяжелыми размышлениями. – Выгода царскому лекарю какая с того?

Так, нужно четко продумать ответ. Я-то читал разные версии и одна из версий была, что Бомелий напрямую связан с польскими царями.

Не мог же я рассказать сотнику, что читал множество исторических справок, что Елисей Бомелий мог быть агентом польского короля Стефана Батория. Бомелий из Голландии, подозревался в связях с Речью Посполитой. Соответственно, действовал в интересах западных держав. Именно в Ливонскую войну выгодно было отравить государя Руси, чтобы была смута. По некоторым историческим данным, лекаря и обвинили в 1580 году в переписке с польским королем, за что и казнили.

Правда смерть Бомелия вызывала множество споров среди историков.

Следы отравления ртутью я видел собственными глазами. Добавлять яд в вино мог только приближенный человек, каковым и был Бомелий в то время для Ивана Грозного. Про Ливонскую войну я прекрасно знал и без своей феноменальной памяти. Против России выступал союз Польши, Литвы, Швеции и Дании. Мотивом для отравления могло быть желание ослабить Русь в критический момент войны, чего и добивалась Польша.

Говорить или не говорить о своих изысканиях сотнику? Первое, доказательств никаких у меня нет. Второе, со знанием таких деталей, в тюрьму и, скорее всего, на казнь отправят меня, а не Бомелия. Я же не мог объяснить представителю царской охраны, откуда у меня могут быть такие данные.

– Война затяжная, как я понимаю, сейчас идет, – начал я издалека.

– Ливонский поход, – кивнул сотник. – Долгие годы в ратном деле находимся. Затянулась война, конца-края не видать.

Я не ошибся, когда заметил, что простая речь обманчивая. Люди, поставленные на службу государства, с которым я во всяком случае столкнулся, обладали острым аналитическим умом. Что губной староста, что сотник, поражали меня уникальной догадливостью и сообразительностью.

Сотник резко повернулся и посмотрел прямо в глаза:

– Али сказать что хочешь важное, лекарь?

Я немного растерялся, пытаясь выбрать из всей информации, которой владел, важные моменты. Нужно просто навести на Бомелия. Я, конечно, не знал, участвовал ли царский лекарь в заговоре, но был уверен, что это Бомелий травил Ивана Грозного ртутью, что являлось страшным преступлением. В моем времени это было преступлением против безопасности государства.

– Для того, чтобы травить государя российского, нужен мотив, – вздохнул я. – Причина. Какая может быть причина у царского лекаря?

– Ты каково думаешь, почто лекарь дерзнул зелием государя травить? – в который раз убедился в сильных умственных способностях сотника.

Конечно, лучше ответить вопросом на вопрос и спросить о мотиве меня.

Выкрутился. Хорошо, нужно очень тщательно продумать ответ.

– Точно знать я не могу, – начал я размеренно. – Только логично, что лично Бомелию никакой выгоды от смерти государя не будет. На место царское лекарь он не сядет. Значит, смерть государя Руси выгодна кому-то еще. И больше всего это нужно тем, кто воюет с Русью. В настоящее время.

Вроде пояснил. Надеюсь, дальше сотник додумается сам. И не ошибся.

Сотник уверенно кивнул.

– Такоже думаю, лекарь, – сказал медленно сотник. – Подозрения есть о связях лекаря с врагами русского государства. С литовцами да поляками.

Я молча кивнул. Осуждения я не чувствовал. Преступление, тем более настолько страшное, должно быть наказано. Ну и кроме всего прочего, я и сам пытался понять, зачем Бомелию травить государя всея Руси?

– Можно мне просьбу изложить? – осторожно спросил я, понимая, что мои потуги изобразить русский язык шестнадцатого века выглядят жалко.

– Говори, лекарь, – утвердительно кивнул сотник.

– Мне нужно поговорить с одним из старцев, монахом Корнелием, – быстро сказал я, чтобы сотник не передумал. – Важные вещи узнать нужно.

– Добро, ратники тебя проводят, – сказал сотник.

Сотник махнул стоящим недалеко конным стрельцам, которые сопровождали нас в поезде, ратники быстро подошли.

Я с прошлого раза, когда лечил отряд от отравления несвежим пивом, вспомнил, что мобильные отряды часто выполняли функции разведки, быстрого реагирования и сопровождения обозов. В Старице, как я понял, остановился небольшой отряд, который лично охранял государя в монастыре.

– Проводите лекаря в кельи монашеские, да ждите, – распорядился сотник. – Опосля, идите к повозке, отвезти лекаря до дому надобно.

Как я понял, ратники сопроводят меня и будут ждать снаружи. Значит, у меня не так много времени, чтобы узнать важные детали у монаха.

По дороге я пытался сформулировать в голове вопросы, которые имели наибольшее значение в связи с портретом жертв страшных убийств.

Келья монаха Корнелия была небольшой, примерно два на два метра, находилась в деревянной постройке монастыря. Внутри была лавка и полка с книгами. Хотел сразу рассмотреть книги, но подумал, что невежливо будет.