Лекарство для безнадежных

Тарас Петровский

1.

Рев пожарной сирены плыл в воздухе. Кругом суетились. Сосредоточенные пожарные разматывали уходящие в черное марево шланги, милиция разгоняла толпу зевак, а сотрудники лаборатории в перепачканных сажей халатах вытаскивали уцелевшее оборудование. Тополева видно не было, но его голос, временами срывающийся на фальцет, соревновался в громкости с сиреной. Петровский огляделся, с холодным сожалением прикидывая размер убытков.

Лабораторный корпус сгорел дотла. Остались стены с потрескавшейся штукатуркой, перекосившиеся рамы и кое-где – просевшая крыша. Оборудование на астрономическую сумму умерло вместе со зданием, так толком и не вступив в строй.

– Ты что?! – заорал Тополев. – Ты куда это ставишь, олух?!

Что-то грохнуло и покатилось по асфальту. Петровский пошел на голос. Тополев, перемазанный с ног до головы сажей, злой, потный, прыгал рядом с кучей уцелевших компьютеров, проводов и грязных мониторов. Видно было, как его распирает от желания сделать единственно важное, то, что никто другой сделать не сумеет. Он даже не говорил. Он кричал – громко и зло.

– Ага, – только и смог сказать Петровский.

– Тарас Васильевич! Спасаем, что можем! Сгорело очень многое! Но мы стараемся!

– Я слышу, – кивнул Тарас.

– Почти вся лаборатория сгорела!

– Я слышу, – повторил Петровский. – Не ори ты так, не глухой.

Тополев закусил губу, секунду подумал и отхлебнул из бутылки.

– Я тебе позвонить пытался. Почему трубку не берешь?

– Не до того было, Тарас Васильевич.

– Понятно. Я вот что узнать хотел. Что у нас с оцеплением? – осведомился Петровский.

– С каким оцеплением?

– В лесу.

Антон наморщил лоб. Потом виновато глянул на Петровского.

– Пожар начался в три часа ночи, – произнес он после паузы. – Я сразу – сюда.

Петровский уставился себе под ноги, обдумывая услышанное.

– Значит, у нас там никого нет?

Антон пожал плечами.

– Совсем забыл, Тарас Васильевич.

Лицо Петровского пошло пятнами. На скулах заиграли желваки, губы сжались.

– Ты что, Антон, а?! – рявкнул он. – Ты когда научишься расставлять приоритеты?! Да бог с ним, с оборудованием, пропади пропадом вся эта несчастная лаборатория! Ты понимаешь, что теперь будет?

– Что? – насупился Тополев.

Из клубов дыма вынырнул деловитый лаборант с охапкой грязных клавиатур и молча вывалил их в общую кучу уцелевших вещей. Тарас оборвал себя на полуслове и поймал парня за халат.

– Ты кто? – спросил он.

– Зюкин Иван, – буркнул тот. Половина его лица была вымазана копотью, причем косыми полосами, словно Зюкин был вовсе не лаборантом, а профессиональным спецназовцем, прибывшим на сложное и ответственное задание.

– Назначаешься здесь старшим, – сказал Петровский. – Все, что можно спасти, спасайте. Понял?

Глаза Тополева округлились.

– А… – начал было он.

– А ты – со мной, – зло бросил Тарас и оглянулся. – Понял, Зюкин?

– Да, Тарас Васильевич.

– Пойдем-ка, поговорим, Антон. Всю дорогу до машины Тарас шел впереди, яростно сжимая кулаки, а Тополев понуро плелся за спиной начальника. Антон не просто устал – вымотался окончательно и жутко хотел спать.

Петровский со злостью рванул дверь джипа.

– Залезай, – коротко бросил он.

2.

Как заставить людей думать, как ты? Как объяснить им, что важно, а что нет? Верно говорится, свою голову не приделаешь…

Петровский положил руки на руль и обернулся к Тополеву.

– Что, Тарас Васильевич? – встретив его взгляд, виновато спросил Антон.

– Ты очень здорово подвел нас, понимаешь? Знаешь, что из-за твоей забывчивости мы сейчас имеем?

– Нет, – честно ответил Тополев.

– Очень опасного человека на улицах Москвы, – сообщил Тарас, и голос его дрогнул. – Настоящего монстра. Через несколько часов его скрутит так, что он начнет убивать всех без разбора.

– Тарас Васильевич! – растерялся Тополев. – Вы же ни словом, ни намеком… Мы же с вами вчера…

– Я тебе сказал вчера поставить оцепление? Неужели ты думаешь, что я что-то говорю просто так?

– Но, Тарас Васильевич… Кто же знал, что начнется пожар… Я даже поспать толком не успел. Мне как позвонили, так и вскочил. Оделся, в машину прыгнул – и сюда. Какое там было что-то помнить! Но неужели мы сейчас ничего сделать не можем?

Петровский вздохнул:

– Боюсь, мы уже опоздали.

Он сидел и прикидывал, как скоро обо всем станет известно и маньяк объявится в сводках новостей. «Скольких он успеет убить прежде, чем мы его возьмем? – подумал Петровский. – Скольких?…»

Он в затруднении потер лоб.

– Не знаю, – горько произнес Петровский. – Его надо было брать еще теплым. Конечно, мы можем отправить людей, попробовать прочесать лес. Вполне вероятно, что он до сих пор еще там. Отлеживается… Антон прикинул что-то в уме.

– В лес я отправлю людей в течение получаса, Тарас Васильевич, – сказал он. – Можем также разослать группы по местам его вероятного появления.

– А ты знаешь такие места? – покосился на него Петровский.

– Ну, родители, – в затруднении произнес Тополев. – Друзья… Девушка у него есть, надеюсь?

– А я откуда знаю? Я с ним общался-то всего пару дней. И кроме того… Родители, друзья… Вполне вероятно, что он ничего о себе не помнит.

– Как это? – открыл рот Антон.

– В некоторых случаях бывает амнезия, – пояснил Петровский. – В редких. Но, учитывая наше везение и то, что он до сих пор не объявился, я склонен полагать, что это как раз наш вариант. К счастью, беспамятство быстро проходит, от силы день-два. Обычно оно частичное. То есть что-то человек помнит, что-то нет. Какие воспоминания у него сейчас сохранились? Родители… не знаю… Скорее, какие-нибудь сильные переживания. Ну, там, несчастная любовь, заветное место, где хулиганы били, любимый угол в детском саду…

– Ага, – проговорил Тополев. – Значит, к нам он в добром здравии не придет?

– Ни к нам, ни к матери, – сказал Тарас. – Он даже не помнит, была ли у него когда-нибудь мать. Он пойдет к кому-то другому… К кому, как полагаешь?

– К девушке, – резонно ответил Антон.

– И это вряд ли, – покачал головой Петровский. – К кому-то, с кем у него были связаны сильные переживания. Стрессовые. Скорее, к своим бывшим подельникам. Эх, знать бы, где это…

Петровский решительно завел машину.